'Г'

– Ну извини, Иван Павлович, если обидел, - примирительно сказал Лупцов.
– Но так вот, с боем брать магазин, все равно... Да и пристрелить могут. Видел у милиционеров пушки. Возьмут, шлепнут тебя, чтоб другим неповадно было. Им-то все равно, кого... Они прошли уже несколько коротких автобусных остановок, пересекли площадь и яблоневой университетской аллеей направились к центру. Иван Павлович, надувшись, молчал. Молчал и Лупцов. Он издалека приметил двух каких-то подозрительных типов, которые, прячась между деревьями, шли в том же направлении. На всякий случай Лупцов увлек своего спутника на противоположную сторону, и только сейчас, переходя дорогу, обратил внимание на то, как изменился асфальт, - он словно бы покрылся голубовато-серебристой слизью, которая местами поблескивала окалиной, а где-то переливалась жирными нефтяными разводами.

Двух типов Лупцов с Иваном Павловичем догнали недалеко от желтой стены правительственных особняков. Вид у обоих был пренеприятный - ханыжный. Они вдруг ни с того, ни с сего кинулись друг на друга и в полной тишине начали драться. Получалось это у них как-то подозрительно бестолково: ханыги размахивались с полным разворотом туловища и, как на цирковом ковре, не попав по противнику, падали по инерции на землю. Потом поднимались и снова падали.

– Это, кажется, они, - тихо сказал Лупцов, а Иван Павлович и сам уже почувствовал, что здесь не все чисто, но, чтобы удостовериться, так же тихо спросил:

– Кто они?

– Если бы я знал, кто они, - ответил Лупцов.
– Они - это значит, не мы. Интересно, для чего они нам все это показывают? Хорошо бы узнать, что у них на уме. Может, подойдем?
– полушутя спросил Лупцов.
– К нам они вроде бы пока не пристают.

– Эх, попались бы они мне на передовой, я бы им навалял, проворчал Иван Павлович.

Как только Лупцов с Иваном Павловичем отрвались от ханыг метров на пятьдесят, те прекратили драться. Они постояли некоторое время под деревьями, а затем также, перебежками от дерева к дереву, двинулись в обратную сторону.

До набережной они дошли без приключений, но за полкилометра до каменного моста окружной железной дороги наткнулись на плакатуведомление, на котором в спешке, черной краской было криво намалевано: "Проезд и проход в центр закрыт! Стреляем без предупреждения!"

– Ну вот, - с отчаянием в голосе сказал Иван Павлович.
– А как же пройти-то? Без предупреждения они стреляют, твари!

Стоя у плаката, Лупцов всматривался вперед. Метрах в трехстах впереди улица была перегорожена, видны были фигурки людей в военной форме. Особенно много их было у моста - солдаты там стояли вплотную друг к другу.

– М-да, сказал Лупцов, - мост, сам знаешь, оборонный объект.

– А мне-то что делать!?
– закричал Иван Павлович. Объяснить-то они могут? Вот это написали, а что случилось, никто не говорит. Если война, так и скажите - война. Чего они людям голову морочат?

– Успокойся, Иван павлович. Скорее всего, никакой войны нет. Может, они и сами не знают, что произошло, а мост на всякий случай охраняют от этих, - Лупцов кивнул назад, где они оставили дерущихся ханыг.
– Теперь только в обход, через окружную.
– В этот момент из палисадника с кустами сирени и сорной порослью тополя послышались надрывные детские крики. И Лупцов и Иван Павлович узнали голос - кричала внучка Ивана Павловича. Но это был какой-то несвойственный для семилетнего ребенка, заунывный крик:

– Дедушка, помоги!Дедушка, милый, помоги!

Иван Павлович побледнел, уронил сумку и шагнул вперед, но Лупцов звгородил ему дорогу:

– Стой, Иван Павлович. Это они. Это не Мариночка, честное слово. Это они. На моих глазах вот так же лейтенант попался. Ты же знаешь, твои на даче.

Иван Павлович с отчаянием на лице слабо сопротивлялся, громко сопел, но очень уж не настаивал. Он чувствовал, что кричит не внучка, ноголос был так похож, а страх за своих так силен, что ему стоило огромного труда удерживать себя. Наконец от с ненавистью проговорил:

– Пойдем, убьем эту гадину!

– Чем?
– усмехнулся Лупцов.
– Ты видел ее... или его? Булыжником его не возьмешь. Там пулемет нужен, а может,

и граната.

А в кустах уже изменили тактику. Послышались сразу два голоса: жены Ивана Павловича и внучки.

– Ваня, - душераздирающе, словно на дыбе, простонала жена, Ваня, не могу больше, помоги!
– А внучка так и не звала больше, а рыдала во весь голос и громко, взахлеб, причитала:

– Дедушка, дедушка, дедушка...

– Пойдем отсюда, - задыхаясь, проговорил Иван Павлович. Или я сейчас в рукопашную пойду.

Из-за поворота показалась легковая машина. На большой скорости она проскочила мимо плаката, и со стороны моста тут же раздались автоматные выстрелы. Стреляли вверх, и легковушка, взвизгнув тормозами, пошла юзом и встала поперек дороги. Кто-то из военных дал очередь понизу, и автоматные пули взрыли асфальт в метре от передних колес автомобиля. Водитель открыл дверцу, хотел было выйти, но следующая короткая очередь прошила дверь машины, и владелец ее счел более правильным отступить. Он резко дал задний ход, виртуозно развернулся и был таков.

Во время мстрельбы Лупцов и Иван Павлович поспешили убраться с дороги, поближе к желтой стене. Не дожидаясь развязки, они вернулись на перекресток и с той же скоростью поспешили в сторону проспекта Вернадского.

– Может, вернемся?
– предложил Лупцов.
– К центру, наверное,, все дороги перекрыли. Давай уж сразу. А, Иван Павлович?
– Иван Павлович промолчал. Громко и с присвистом дыша, он очень целенаправленно шел вперед, лишь иногда перебрасывая сумку из одной руки в другую.

5.

И все же им пришлось вернуться. Иван Павлович хотя и храбрился, но довольно быстро выдохся. Он все время кряхтел и охал, перекладывал тяжелую сумку из руки в руку, пока, наконец, Лупцов не отобрал ее силой.

Обратно они шли по улице Удальцова, сделав довольно приличный крюк. Иван Павлович шагал молча, насупившись. Один раз он попытался оправдаться, сказал:

– Я бы бросил ее, но сам знаешь, там продукты и документы.

– Да, ладно тебе, - ответил Лупцов, - дойдем, дойдем. Давай-ка остановимся перекурим. Мне что-то тоже надоело ногами перебирать.

Во дворе дома, в детской песочнице они увидели семью из четырех человек. Родители и двое детей сидели на бортике и перекусывали, разложив свертки с едой на коленях и рюкзаках. Отец семейства был похож на супермена - спортсмена, продавца или официанта. Его жена, одного с ним возраста - видимо, учились в одном классе, - выглядела куда более старой. Измученная, с ярко и грубо накрашенным лицом и безвкусными кудряшками, она больше была похожа на домработницу или воспитательницу его детей. Ее унылое лицо, сутуловатость и некоторая похожесть на меланхолично жующую корову чем-то показались знакомыми Лупцову. Знакомым ему показался и отец семейства, у которого на коленях лежала двустволка. Вид у него был недовольный и даже угрожающий, а когда Лупцов с Иваном Павловичем подошли поближе, супермен громко и внушительно сказал: