Галактика мозга
Шрифт:
29
Антон Шувалов давно не испытывал такого волнения. Как правило, самые сильные его эмоции были связаны с научной деятельностью: удастся или провалится эксперимент, подтвердятся ли теоретические результаты, признают ли его теорию правильной? Сейчас он шел домой, чтобы повидаться с сыном, а душа колобродила как провинившегося школяра на пути к завучу. Еще он хотел поговорить с женой. Спокойно и честно. Он собирался рассказать ей о своих чувствах, признаться в глупых ошибках, попросить прощения. И пусть Ольга сама решает, достоин ли он возвращения
По пути к дому Антон купил три скромные астры. Являться к обиженной женщине с ярким букетом ему казалось пошлым заигрыванием.
Перед знакомой дверью Шувалов на остановился и медленно выдохнул, усмиряя пульс. Ему было непривычно давить на звонок, имея ключи в кармане.
Дверь открыла Ольга. Сиявшее в ее глазах лихорадочное возбуждение сменилось настороженностью. Она была в черном платье с белой окантовкой, удачно подчеркивающем ее фигуру. Антон знал, что это платье она надевала лишь «по поводу». Да и прическа свидетельствовала о недавнем посещении салона красоты.
— Здравствуй. Это тебе. — Антон протянул цветы.
Ольга не спешила их брать.
— Зачем пожаловал?
— К Сашке. Парню нужно мужское внимание.
— С каких это пор ты стал так думать?
— Ему будет лучше, если мы будем видеться не только по воскресеньям.
— А мне кажется, и воскресенья достаточно.
— Оля, ты позволишь? Раз уж я пришел.
— Заходи, если такой смелый, — после секундного колебания с отчаянной решимостью уступила супруга.
Она взяла цветы и сунула их в сосуд, похожий на высокий пивной бокал. Когда Антон зашел в комнату, три астры смотрелись бедными родственниками на фоне пышной охапки холеных роз в хрустальной вазе. Из детской комнаты послышался мужской голос и детский смех. Антон недоуменно посмотрел на Ольгу.
— Это Борис. Он занимается с Сашей по новой методике.
— Вербицкий? Зачем он здесь?
— Ты хочешь, чтобы над сыном продолжали насмехаться в школе?
— Оля, я тоже готов… Я говорил, что обязательно найду способ.
— Сколько лет ты обещаешь? — большие глаза полыхнули и уплыли в сторону. — А Борис делает.
— И часто он здесь бывает?
— У Бориса горе, если ты помнишь. Он недавно похоронил жену. Их общение… оно полезно обоим.
— Ах, обоим! — Антон не заметил, как сорвался на крик. — Ты о ком больше заботишься? О сыне или чужом мужике?
— По крайней мере, не о высокой науке, а о живых людях!
— И этот наряд тоже для него? Меня ты так не встречала.
— Замолчи! Я женщина, а не вьючная лошадь! Когда ты последний раз ходил за продуктами? Ты задумывался о том, что кроме сложной науки еще существует элементарный быт?
Шувалов понял, что вопреки его планам разговор зашел совсем в другое русло. Он попытался извиниться.
— Оля, прости… Я говорю что-то не то… Я просто хотел сказать, что лучше бы к Саше приходил врач.
— У меня, между прочим, медицинский диплом. — В дверях детской комнаты стоял Борис Вербицкий. Из-за него с опаской выглядывал Саша. Борис сдержанно улыбнулся, потрепал мальчика за ухом и сказал: — Папа кричит, потому что волнуется за тебя.
— Папа не кричит. Он на меня никогда н-не
к-кричит, — насупился мальчик.— Ну, конечно. Ты прав. Он так разговаривает с мамой.
— Здравствуй, Саша. — Антон шагнул к сыну, протягивая шоколадку. — Держи. Твоя любимая.
— П-привет.
— Как дела в школе?
Шувалов с горечью осознавал, что говорит и делает что-то совершенно не то, словно чужой предусмотрительный дядя пришел в дом, где есть ребенок, и отгораживается от него дежурными фразами. По хмурой тени, наползшей на лицо сына, и уткнувшемуся в грудь подбородку, Шувалов убедился, что и вопрос он задал неуместный.
— Ни о чем не думаешь! — грубо вмешалась в разговор Ольга. — У Саши от шоколада диатез!
Она выхватила шоколадку. Вербицкий по-хозяйски удерживал мальчика за плечо. Антон не решался обнять расстроенного сына. Помявшись, он обернулся к жене.
— Оль, я деньги принес. Вам с Сашей.
— Положи на стол. — Ольга дернула сына за руку и строго сказала: — А нам пора собирать портфель и ложиться спать. Утром в школу.
Она увела ребенка. Мужчины остались одни. Их разделял круглый стол с двумя букетами цветов.
— Не думаю, что являться тебе сюда — это правильная идея, — первым начал Шувалов.
— Другие так не считают. Я же не к тебе пришел.
— А мое мнение уже ничего не значит? — угрожающе надвинулся на противника Шувалов.
— Слушай, Антон Викторович. Я же не бил тебе морду, когда ты спал с Людой. Я победил в честной борьбе.
— При чем тут Люда? — вскипел Антон.
— Успокойся. Я, кстати, наделся тебя здесь увидеть и хотел извиниться.
— Вот как?
— Тогда, в лаборатории, я наговорил много глупостей. Люда погибла, я был не в себе. Надеюсь, ты понимаешь мое состояние. Врагу не пожелаю…
Шувалов молчал. Вербицкий, видя, что тот успокаивается, продолжил:
— Я только потом разобрался, что ты действительно хотел ее спасти. Хотя и таким чудовищным способом. Правда, я не до конца понял твои действия. Ты мог бы объяснить?
— У меня не получилось.
— Да. Но ведь Люда пришла в себя, ее мозг заработал!
— Это ничего не значит.
— Значит! Еще как значит! Скажи, если бы у тебя было время на подготовку, результат был бы другой?
— Не знаю. Не уверен.
— Антон, я хотел тебе позвонить, да всё не решался. Но раз мы встретились… — Вербицкий сделал полукруг по комнате. Когда нужно, он умел быть обходительным. — Понимаешь, передо мной стоит почти такая же задача. Надо вывести из трехлетней комы генерала Павлова. Он Герой России, за него просит высокое руководство, а я не знаю, как подступиться.
— Это другая проблема.
— Почему? И там, и там требуется включить мозг. Это твоя терминология!
— В основе разные причины. Хотя, в случае с длительной комой, задача упрощается.
— Вот, видишь! Давай сделаем это вместе. Ради науки.
Шувалов усмехнулся.
— Славы захотелось.
— Да я бы рад отказаться, но не могу! Леонтьев не слышит никаких возражений. На него давят, и он требует результата.
— Значит, доверяет.
— Мне это доверие, как ярмо на шее!