Галера для рабов

– А вы серьезный человек, батенька, – уважительно заметил Зуев. – Провинция зажигает, как говорится. Успеете добежать-то до канадской границы?

– Не серьезнее вас, Павел Гаврилович, – отозвался сохраняющий самообладание Вышинский, – ваши рекорды не побить. Звучит-то как – «хищение государственного имущества в особо крупных размерах»… – и быстро поправился: – Даже не знаю, господа, что сказать в ответ на эти чудовищные обвинения. Конечно, все это полная чушь – просто кому-то очень надо выставить меня с неприглядной стороны. Знаю, вы не поверите, но за всю свою жизнь я ни разу ничего не украл, не говоря уж об участии в каких-то там ужасных бандах…

– Я не понимаю, Роман Сергеевич, вы хвастаетесь или жалуетесь? – усмехнулась Евгения Дмитриевна, вынула из сумочки свернутую в трубочку бумагу и отдала ее подскочившему Желтухину. – Давайте, господа полицейские, глумитесь теперь надо мной. Нашли козлицу отпущения – взвалили на хрупкие женские плечи тяжелый груз коррупции…

И снова последовала сказка про белого бычка. Тоже прибыльное занятие – стоять на страже законности и правопорядка. Упоминалось об избиении нарядом полиции посетителей ночной дискотеки – вроде не было особо пьяных и укуренных, а стражи законности оторвались по полной. Кто-то кого-то зацепил не тем словом… в общем, справились. Заявление в прокуратуру, доследственная проверка. По триста тысяч с носа – и районный прокурор не находит оснований для возбуждения уголовного дела, сотрудники ППС четко выполнили свой долг и были вынуждены защищаться, когда на них повалила толпа… Попустительство фабрикации уголовного дела против коммерсанта Рябова – человек отказался оказывать «спонсорскую поддержку» ближайшему отделению полиции и осмелился грозить прокуратурой. Предвзятая прокурорская проверка в отношении птицефабрики «Крылья Балтики», где якобы использовался рабский труд, – и только после обретения крупной взятки двумя следователями СКР и лично Евгенией Дмитриевной удавка у горла директора немного ослабла. Аналогичная прокурорская проверка – но уже – в отношении руководства завода по производству винно-водочной продукции, гонящего контрафакт в свободное от работы время, – и прокуроры довольные уходят. А завод продолжает гнать «левак» под покровом ночи. Крупная взятка от адвоката попавшихся черных риелторов, и Евгения Дмитриевна не может устоять – факты мошенничества не доказаны, дело вязнет во «вновь открывшихся обстоятельствах», а пенсионеры, найденные мертвыми в своих квартирах, – дело рук какого-то маньяка-геронтофила… Бесславная смерть судьи Евсюковой – женщину находят удавленной и сброшенной в мусоропровод. На теле пафосная записка: «Судья приговаривается к смертной казни за подкупы, взятки, отмывание денег, преследование русских по статье 282, покровительство бандам, инородцам, наркодилерам, попустительство пыткам в полиции. И так будет с каждым». Прокуратура занимает строгую принципиальную позицию. Работа кипит. Полиция выходит на банду фашиствующих молодчиков, дело движется к арестам и задержаниям. Но вновь возникает на сцене некий бойкий адвокат, беседа с госпожой Прохоренко в кулуарном закутке дорогого ресторана – и дело начинает рассыпаться. Банду фашиствующих молодчиков сменяет пара либеральных оппозиционеров, давно стоящих колом в горле у властей. Фабрикация улик, сбор сомнительных доказательств. И дело, невзирая на вопиющую абсурдность, доводится до суда. Изумленные оппозиционеры получают по 16 лет и отбывают на другой конец страны, а районный прокурор через два месяца значительно улучшает свои жилищные условия. И тут же получает взятку в размере 800 тысяч рублей от своей знакомой, не желающей садиться за сутенерство, полтора миллиона рублей от руководителя «бойцовского» клуба, на всю голову больного гомофобией и избившего до полусмерти двух гомосексуалистов, подвернувшихся после похода в ресторан…

– Ложь от начала и до конца, – с видимым усилием обрубила Евгения Дмитриевна.

– Видок у вас, однако, – проницательно заметил Зуев. – Вас же не на плаху ведут, Евгения Дмитриевна, расслабьтесь, чего вы такая сжатая?

– Все в порядке, господин прокурор, – осклабился Желтухин. – Мы никому не расскажем. В жизни каждой женщины наступает момент…

– Заткнитесь, Желтухин, – резко высказала прокурорская работница. – Вы еще не затрахались блистать тут своим сарказмом?

– Ваша очередь, Желтухин, – напомнил полковник, и оскал майора из «экономического» управления сделался каким-то тусклым. Он на всякий случай покосился по сторонам, но путь к отступлению был отрезан – дверной проем загородил угрюмый Бобрович, жаждущий реванша. Приготовились к сражению Зуев и Вышинский. Да и блондинка Статская на всякий случай разминала пальчики – чтобы в случае конфликта вцепиться майору в горло.

– Хрен с вами, – фыркнул Желтухин, швырнул на диван компрометирующий «документ» и потащился к бару, где нашел себе занятие по душе.

Из «письма» выяснилось, что в разворовывании пресловутого саммита АТЭС были повинны не только назначенные «стрелочники» из Министерства регионального развития. Воровали все подряд – кто так или иначе был связан с возведением объектов великой народной стройки. Колоссальные средства, направляемые на объекты, превращались в жалкие финансовые выделения. Еще задолго до того, как зашевелилась столица, во Владивостоке заводили дела масштабом поскромнее – на прорабов, директоров строительных фирм, снабженческие структуры. Вскрывались хищения на миллионы рублей, выявлялись злоупотребления. Изворачивались городские чиновники. Гримасы правосудия были ничем не лучше. Майор Желтухин, знающий несколько сравнительно честных способов борьбы с коррупцией, был на коне. Бить людей в рабочее время он не любил, предпочитал работать головой. Воры и мошенники, кормившиеся со стройки, получали уведомления, что против них заводится уголовное дело. Но если очень не хочется в тюрьму, то есть варианты… За каких-то пару месяцев состояние господина Желтухина выросло в несколько раз, ручеек желающих откупиться не иссякал. В деле были замешаны важные чины из ОБЭПа, из уголовного розыска, из управления собственной безопасности. Нескольких чиновников для отвода глаз посадили, разрекламировав в прессе успехи дальневосточных полицейских в борьбе с «чумой двадцать первого века». Остальные превращались в дойных коров. И не только служащие государственного аппарата – коммерсанты, руководители подрядных строительных организаций, директора гостиниц, поставщики продуктов питания… Управление по экономической безопасности работало днем и ночью не покладая рук, выискивая все новые и новые жертвы. Но, собственно, испортил господина Желтухина не саммит. Он и раньше был большим специалистом по взяткам и подлогам. Рассказывалось и о вымогательстве полумиллиона долларов у китайского предпринимателя, хранившего на складах под Владивостоком 20 тысяч коробок с обувью общей стоимостью около сорока миллионов рублей. Товар изъяла полиция. За взятку – вернула. Подбрасывание героина и боеприпасов директору автоцентра «Хонда» – с целью безосновательного возбуждения уголовного дела – и благополучное разрешение вопроса к удовольствию одной из сторон. Помощь за взятку в решении вопросов с контролирующими и надзирающими органами директору крупной оптовой компании, погрязшему в воровстве. Психологическое давление на директора ЗАО «Информационные системы», переходящее в физические пытки, в которых лично Олег Михайлович не участвовал, но при этом присутствовал и всячески «подбадривал» клиента. Обработка продолжалась двое суток, после чего коммерсант был вынужден дать согласие на передачу «третьим лицам» части своих активов…

– И контрольный пакет в голову, – захохотал полковник.

– Хорошо хоть объяснили человеку, – сумничал Вышинский. – Давно пора ввести законодательно ответственность граждан за уклонение от коррупционных действий, – и засмеялся, довольный своей шуткой.

– Ужас, что творится в стране, – посетовала отчасти успокоившаяся Есаулова. – Любое нормальное государство имеет свою мафию, а у нас мафия имеет свое государство…

– И вы тут как бы ни при чем, – кивнул Желтухин. – Хотя бежите в первых рядах. Ваш черед, Федор Иванович, – резко повернулся он к полковнику. – Хватит зубоскалить, пора немного погрустить. Только вы и остались, пора, знаете ли…

– А с чего вы взяли, что у меня есть при себе эта вшивая записка? – огрызнулся Костровой. – Я порвал ее и выбросил. Плевать я хотел на всякие угрозы, не на того напали!

Аудитория недовольно зароптала. Желтухин прищурился и вперился в полковника долгим недовольным взглядом. Улыбочка полковника стала принимать карикатурный вид, да и сам он как-то потучнел. Желтухин расслабился.

– Врете, Федор Иванович. Кого вы провести хотите? На вас же несмываемой краской намалевано…

И вновь стартовали безобразия и непотребности. Делиться сокровенным с недостойной, по его мнению, публикой полковник не собирался. С понятиями честности и порядочности он не дружил. Костровой оттолкнул Желтухина, сообразившего, что пора принимать карательные меру к ренегату, и тот уселся на колени Есауловой. Полина Викторовна заверещала от страха и брезгливости. Широким шагом, осанисто подбоченившись, дабы люди видели, что он не потерял достоинство, Федор Иванович направился к выходу. Зуев и Вышинский бросились на перехват, первого он оттолкнул, у второго помахал перед носом кулаком, и тот отпрянул, поскольку переживал за сохранность кожных покровов, особенно лица.

– Держите его! – заголосил Глуховец.

Проворчал что-то непонятное Аркадьев. Бобрович метнулся наперерез, предчувствуя звездный час, но получил затрещину, перевернул журнальный столик и уселся верхом на Желтухина, который уже сидел на Есауловой. Полковник скабрезно засмеялся. Спасли положение, как водится, женщины. Обе подпрыгнули, не сговариваясь – Евгения Дмитриевна и Маргарита Юрьевна – хищно растопырили пальцы и бросились догонять уходящую добычу. Статская опередила – поставила полковнику подножку, и тот споткнулся. Возможно, он и не упал бы, но Евгения Дмитриевна схватила со стола поднос, стряхнув стоящие на нем стаканы, и что есть мочи треснула полковника по макушке. У Федора Ивановича подкосились ноги, он стал хвататься за воздух, чтобы не упасть – и, понятное дело, упал. Его тут же оседлала с боевым кличем блондинка, стала заламывать руки, но тот вырывался, и она с отчаянием взвизгнула:

– Ну что же вы, мужчины? Вам подать его на блюдечке с голубой каемочкой? Держите уж, все за вас сделали…

Навалились те, кто считал себя мужчинами, выкрутили руки, стали обшаривать карманы. Особых тайников у полковника не нашли – рубашка без единого кармана, брюки. Быстро выяснилось, что карманы у мычащего полицейского пустые. Люди растерялись.

– В ботинках смотрите, в ботинках! – прозрела Евгения Дмитриевна, и народ снова навалился, чтобы разуть брыкающуюся тушу. В левой туфле ничего не нашлось, из правой выпала бумажная лепешка – вроде тех, что кладут под пятку, чтобы не натирать мозоли.

– Какая гадость! – поморщился Желтухин. – Вы такой придумщик, Федор Иванович. Вы бы еще в трусы спрятали. Есть желающие развернуть и прочесть?

– И прочту! – вскричал Бобрович, разворачивая слипшуюся бумагу. – Еще как прочту! А ну, прикройте меня!

К чести полковника следует сказать, что он опомнился. Обнаружив, что путь к оратору перекрыт когортой легионеров, он поволокся в кресло, где начал ощупывать шишку на затылке и многозначительно поглядывать на женщин, чей самоотверженный порыв стоил ему унижения. Каких-либо сенсаций, впрочем, не последовало, полковник оказался именно тем, кем он был. Мстительный, пакостный, хитрый мизантроп – с жестокими повадками и нетерпимым отношением к окружающим. Карьерный рост в разгаре, и чувство безнаказанности подпитывают родственные связи – начальник ГУ МВД по области является Федору Ивановичу двоюродным братом. Образцовое управление – раскрываемость выше, чем где-либо в городе, на улицах порядок, торговцы наркотой пугливо прячутся по углам, и никому неинтересно, что платят они лично Федору Ивановичу, а также следят, чтобы «на районе» не объявились конкуренты-чужаки. Протестные настроения слабые – особенно после того, как пикет несогласных у крыльца мэрии в полном составе замели в отделение, где лупили до полного согласия и потери пульса. Официальная версия: в кармане одного из задержанных найден взрывпакет, который он собирался взорвать в вестибюле мэрии, и подозрительный порошок, который собирались распылить в зале заседаний. А задержанных никто не бил, они сами устроили драку в отделении, мочили друг дружку по причине неприязненных отношений, и попробуй докажи обратное. Избитых оформили по статье «Хулиганство». В том же духе расправились с кучкой экологов, протестующих против урезания центрального сквера. Одному из экологов отбили почки. «Гринписающий мальчик», – не без юмора окрестил его главный районный полицейский. Другому он лично раздробил молотком костяшки пальцев, увлекся, треснул по лбу, когда тот начал подвергать критике действия «беседующего» с ним полковника полиции. После чего тот, собственно, и «ушел с молотка». Убийство свалили на сокамерника, у которого приступ эпилепсии совпал с приступом ярости, и тот не ведал, что творит. Настоящих преступников тоже хватали, впрочем, в основном мелюзгу – бытовых насильников, квартирных воришек, зарвавшуюся гопоту. Расценки за прекращение уголовного преследования начинались от миллиона. При этом выставлялось условие: чтобы больше в этом районе – ни ногой. В других районах – пожалуйста. Подлоги и фабрикации улик в управлении Федора Ивановича – рядовое дело. Недовольных данным положением в штате не держат. Служба превратилась в нелегальный бизнес. Отдел вневедомственной охраны по прямому распоряжению полковника обслуживал частных лиц – полицейские в рабочее время на служебных автомобилях сопровождали состоятельных предпринимателей, дружащих с властью. Случалось, занимались разборками. Вся оплата шла полковнику, а он уж самолично решал, кому и сколько. В декабре 2011-го полковник лично избил в кабинете подчиненного – начальника кадровой службы капитана Мурзина. Конфликт произошел во время совещания (причина хрестоматийная: кадры решают все), а уж в кабинете были расставлены последние точки. Пострадавшему пришлось зашивать лицо и лечить отбитые почки. «Лояльнее будут», – прокомментировал инцидент полковник. Он не видел ничего зазорного в том, чтобы садиться пьяным за руль. А девушка, переходившая дорогу на свой зеленый по пешеходному переходу, могла бы и по сторонам посмотреть, нечего тут нестись, как кавалеристка, по «зебре». Пусть подумает, пока лежит в больнице. Когда родители пострадавшей написали заявление в прокуратуру, полковник взбеленился, мол, будет тут всякое быдло права качать! На кого они наезжают! И в тот же вечер худенького преподавателя музучилища поджидала у дома пьяная компания, а после избиения не выдержало сердце…

– Какие суровые в Челябинске полицейские, – с карикатурным почтением заметил Зуев.

– Не тот случай, – фыркнула Евгения Дмитриевна. – Вы просто жалкое чмо, полковник. Вы затормозились в девяностых. Быдло – это вы. А также хам, самодур и убийца. Вы не заметили, что на дворе сменилась эпоха. Настало время чутких и воспитанных, кулаками работают только те, кому больше нечего предложить. Тех же результатов вы могли бы добиться и более цивилизованными методами. Подобными чудовищами только детей на ночь пугать. Фи, полковник. Ну, и что вы на меня так уставились? Уверяю вас, избить беззащитную женщину совсем несложно.

– Да баран он, – проворчала блондинка.

– Не совсем так, милочка, – поправила Евгения Дмитриевна. – Бараны и козлы – это совершенно разные люди, не стоит оскорблять баранов. Обратите внимание на господина Желтухина – он, конечно, не образец для подражания, но видно, что человек перестроился.

– Благодарю вас, Евгения Дмитриевна, – манерно поклонился Желтухин.

– Не повезло вам, полковник, – посочувствовал Вышинский. – Если все вылезет, то вы и до суда не доживете. У вас единственный шанс спасти свою жизнь – пробраться в Норвегию, замочить там человек семьдесят и сесть в комфортабельную тюрьму лет на двадцать, чтобы разгневанные сограждане не достали…