Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра

Поджидать старого мастера в теплом шинке у Доведя было бы куда уютнее, но хозяйка Франька уверяла, что он там уже давно не появлялся, что было крайне необычно.

Юзека Маршицкого не удивило задание убрать Войцеховского, ведь тот снюхался с русскими. То, что к нему домой неоднократно приходил русский офицер – молодой прапорщик, стало быстро известно. Юзек досадовал, что это мокрое дело выпало на его долю. Его подельников – Яна Сорочинского и Базилия Чепилу неожиданно упрятали в Цитадели по статье двадцать третьей за неосторожно допущенные где-то «оскорбительные выражения против особы государя императора». Он, конечно, не знал, что сделано это было по инициативе помощника коменданта в рамках профилактических мер на период пребывания во Львове проверяющего из Киева. Аналогичный арест «за попытку обмена по спекулятивному курсу австрийских крон на рубли у проходящих солдат» ожидал и его после выполнения сегодняшнего задания.

В своем богатом криминальном прошлом Маршицкому не приводилось убивать. Его стезей были грабежи и кражи. Последний раз он взломал сейф на фабрике водок Кальмана и Фишера в Черновцах, откуда унес шестьдесят две тысячи румынских лей и сорок пять тысяч крон, приготовленных к выдаче зарплаты. Часть денег он надеялся потратить в пассаже Миколяша, но, к своему несчастью, столкнулся лоб в лоб с самим комиссаром львовской полиции – полковником Писарским, в связи с чем приход русских встретил в городской тюрьме. Новым властям срочно требовались камеры для контингента с другой окраской, поэтому почти всех заключенных после формального опроса освобождали. Маршицкого почему-то не выпустили, хотя он заявил, что сидит за пьянство; и он продолжал хлебать тюремную похлебку уже с ожидавшими высылку в отдаленные российские губернии австрийскими дезертирами.

Истинную причину своего невезения он понял, когда подсаженный в его камеру уголовник, назвавшийся Беней из Бердичева, доходчиво ему объяснил, как радикально изменится его жизненная ситуация, если он пойдет на сотрудничество с новой властью, точнее, с некоторыми ее чинами. Маршицкий решил попробовать и уже через пару дней служил истопником при комендантском складе лазаретных вещей.

Для настоящей работы ему было велено подобрать пару надежных людей из своего профессионального окружения, и он выбрал молодых и «подающих большие надежды» Сорочинского и Чепилу.

Первый свой налет свежеиспеченная банда совершила на квартиру Зельды Шейнблюм на Костюшко. Они вошли через черный вход, одетые в гимнастерки с петлицами артиллеристов, повалили на пол пожилую женщину, стали душить и угрожать саблей, пока та не выдала код сейфа, где лежали золотой браслет, шпилька с бриллиантом, двенадцать столовых и четыре десертные ложки с монограммами. Затем последовали другие налеты, среди которых ограбление фирменного магазина ювелирных изделий и часов Ципперов на площади Рынок, тридцать два, совершенное в форме донского казачьего войска – в штанах с красными лампасами; винного погреба Шмита-Миллера за Яновским мостом в форме прапорщиков с Георгиевскими крестами и револьверами с красными тесемками, посещение в черных бурках и черкесках при длинных кавказских кинжалах Львовского коллекционера Яна Виктора.

За добычей к Маршицкому наведывался интендантский унтер-офицер. Он без лишних слов забирал подчистую добычу, оставляя определенную сумму в качестве вознаграждения. Он же приносил и забирал военную одежду и, главное, сообщал адрес следующей жертвы.

Такой «парад нарядов» окончательно запутал военных следователей, безуспешно пытавшихся выйти на след банды. Все сыскные дела по произведенным ими грабежам прокурор военно-окружного суда Галиции прекращал с одной и той же формулировкой: «В связи с необнаружением похитителей и похищенного».

Холод все больше донимал Маршицкого. Он уже подумывал пойти куда-нибудь погреться, как к дому подъехала повозка, груженная домашним скарбом. Из брамы выбежала дама в котиковой шубе и стала что-то объяснять вознице и полицейскому. Натянув кепку на глаза, бандит прошмыгнул через двор незамеченным. Он быстро прошел темный подвальный коридор и замер у квартиры Войцеховского. Дверь была приоткрыта. Нащупав в кармане нож, Маршицкий тихо вошел внутрь. С минуту стоял, осваиваясь с полумраком, пока не разглядел лежащего на полу в луже крови человека. Подошел и повернул его лицо к окну. Застывшие глаза знаменитого Львовского медвежатника смотрели мимо него в никуда.

Глава 32 Анна

Луч солнца прорвался сквозь узорчатую занавеску и осветил комнату. Белинский открыл глаза. Ветка ореха за окном приветливо кивала ему снежной шапкой. Он вспомнил, что сегодня Рождество Христово. Офицеры отделения пойдут в церковь, а затем наверняка будут где-нибудь кутить, пока не спустят все восемьсот рублей, которые штаб ассигновал отделению к празднику в виде наградных. Возможно, это его последнее утро в доме Матаховской. Сегодня из штаба армии приезжает подполковник Кирьянов, и, скорее всего, судьба операции будет решена – ему снова придется надеть военный китель. Раньше перспектива снова оказаться в военной форме его воодушевила бы, но не теперь – после встречи с Анной все изменилось.

После вечера у графини он не раз порывался позвонить ей, но снова и снова откладывал, убеждая себя, что их встреча – мимолетный, ничего не значащий эпизод. Однако шло время, и он все больше приходил к выводу, что не может ее забыть. Желание увидеть ее, услышать ее смех, коснуться руки пересилило, и он решил позвонить, к тому же у него был хороший предлог для свидания: в зале Casino de Paris давали комедию «Старая романтичка». Власти не увидели ничего предосудительного в показе этой древней постановки Станислава Богуславского, тем более оговорив условием передачи половины выручки на нужды Красного Креста.

Анна, как ему показалось, была рада его звонку, охотно приняла приглашение посмотреть спектакль, и уже на следующий день они встретились в Казино на Академической, тринадцать.

Отвыкшая от ярких театральных зрелищ, прозябающая в тоске серых будней львовская публика была в восторге от представления и долго не отпускала артистов. Белинский не мог разделить эту эйфорию – он был слишком взволнован близостью Анны, чтобы уследить за сюжетом.

После спектакля он провожал ее домой. Они шли пешком через всю Кохановскую [126] , а потом долго стояли у ограды особняка. Казалось, время остановилось для них. И когда прощались, ему стоило огромных усилий отпустить ее руку.

126

Теперь ул. К. Левицкого.

Вернувшись домой, Белинский отыскал в библиотеке старухи романы «Разведенная женщина» и «Венера в мехах» Захера-Мазоха, который, по словам Сташевского, являлся родственником Анны. Но героини этих романов не имели ничего общего с Анной – секрет ее очарования ему так и не удалось отгадать.

Всю ночь капитана мучил вопрос: как поступить? Снять перед ней маску Лангерта? Сделать это он не имел права. Да и боялся причинить ей боль своим признанием. Но и лгать было невыносимо.

Через день они вновь встретились, на этот раз в парке Килинского [127] , и долго бродили по его холмистым аллеям. Громадные кроны платанов, пруд, фонтан с русалками – все было укрыто белым пушистым снегом, из-за чего мир казался сказочным, нереальным.

127

Теперь Стрыйский парк.

– А здесь мы болели за нашего Павла, – вспомнила Анна, когда за деревьями показался небольшой стадион, – он был вратарем в команде «Сокол», – с гордостью добавила она.

Белинский уже знал, что ее юный брат, любимец семьи, ушел добровольцем на фронт в первые дни войны, и сейчас все страшно волновались – от него уже месяц не было никаких вестей.

– Странные строения, – посмотрел он на безлюдные домики вдоль аллеи.

– Это павильоны выставки к столетию польско-литовского восстания против России, – пояснила Анна. – А вон там еще памятник в честь нашей борьбы с русскими. – Она указала на внушительный монумент Яну Килинскому, соратнику Костюшко.