Галстук для моли

– Даже не смотрит на меня, – продолжал Старовойтов. – А все так хорошо начиналось…

Шеф громко вздохнул, прикрыл глаза и чуть быстрее стал перебирать четки.

– Уля, ты на помаду села, – закончил, наконец, монолог Макс и пропал из поля зрения.

– Уважаемые пассажиры, – перед нами возникла бортпроводница, вещавшая что-то о дальности полета, жилетах и ремнях безопасности. А я приподняла попу и удивленно взглянула на картонную коробочку, закатившуюся к спинке кресла.

– Это что такое? – шепнула, разглядывая находку.

– Подарок, – последовал тихий ответ от шефа.

Наши взгляды встретились. В мой я вложила всю глубину своего офигевания.

– От Макса?

– Нет.

– От… вас?

– Не от меня, – Малкин нахмурился. – Что за глупое предположение? От стилиста, который работал с Максом недавно. Забыл отдать сразу при встрече.

– О, – только и выдала я, распаковывая коробочку.

Там нашлась помада. Красная. Та самая, с фотосессии. Губы сами растянулись в улыбке. Достав телефон, я тут же включила камеру и, глядя в нее, как в зеркало, накрасилась.

Малкин тихонько сопел рядом, явно собираясь поспать. И мне бы сидеть тише воды, ниже травы, но как тут удержаться?

– Ну вот, как вы и хотели, – сказала, посмотрев на начальника.

Тот приоткрыл глаза, бросил на меня взгляд, скользнул им ниже, замерев на губах, и ответил едва слышно:

– Неплохо, Рыбкина.

И умолк, быстро отвернувшись, стараясь снова провалиться в дрему.

Самолет дернулся, начал разбег, стремясь оторваться от земли и унести нас подальше от Москвы к далекой прекрасной стране, о путешествии в которую еще несколько дней назад я и мечтать не могла. В душе разлилось томительное сладкое волнение, сродни предвкушению чего-то волшебного и прекрасного. И даже Малкин с его четками не могли испортить мне настроение в тот чудесный момент.

Глава 11

Три с половиной часа в полете и еще около часа пролетели как один миг. В самолете я уснула, проснувшись от грозного рыка любимого шефа, аккомпанировала которому стюардесса, предупреждая на английском о скорой посадке.

– Я тебе не подушка, Р-р-рыбкина!

Вздрогнув, я пошевелилась, удобнее устраиваясь на его плече, не понимая, что не так? Лишь спустя пару мгновений сонно моргнула и, прищурившись, попыталась разглядеть странное место, в котором очутилась.

– М-м? – задрав голову, посмотрела снизу на серьезное лицо шефа, и тут остатки сна как рукой сняло. Хотя, почему как? Рукой и сняло. Малкинской. Он меня потянул за воротник и буквально стащил с себя.

А жаль, было удобно.

– Так, – нехорошо начал Сергеевич, – Рыбкина…

– Больше не повторится, – выпалила, опережая его. Собиралась добавить еще кое-что, но сбилась, с ужасом засмотревшись на след от красной помады на идеально белом воротничке начальства.

Только этого не хватало! Вон же он, Израиль! Уже за окном самолетика. Боже-боже, как же быть?

– Что такое? – нахмурился мой личный кошмар наяву. – Чего побледнела?

– Робею перед вами, – пробормотала, с грустью отводя взгляд. Такой ошибки он мне точно не простит.

– Fasten your seatbelts, please, – тем временем продолжала говорить стюардесса, напоминая о ремнях безопасности.

“Этим ремнем он меня и придушит”, – пристегиваясь, покосилась на молчаливого Малкина. Тот повторял мои действия. “Может, не заметит?” – пронеслось в голове с отчаянной надеждой.

– Проснулись, голубки? – радостно спросила моя погибель, выглядывая из-за спинки своего кресла. – О! Михална, ни фига себе, ты быстрая. Уже и пометила холостяка.

Звезда заржал, а мне отчаянно захотелось провалиться… куда-нибудь на пляж у Средиземного моря. Хотя бы на минутку.

– Что он несет? – Малкин обернулся ко мне. Стеклышки наших очков блеснули в унисон. Мои печально, его – в предвкушении большого скандала.

– Я несу в мир правду, – не затыкался Макс. – Давай, скажи ему, золотко, что он теперь только твой.

– Рыбкина, – в голосе начальника вместо злости прорезалась усталость. – Что там еще?

– Ваш подарок, – ответила я. – Ну, то есть, не ваш, конечно… В общем, помада.

– Что с ней? – подбодрил меня Малкин.

Я нервно потрогала собственный воротничок и многозначительно посмотрела на его шею.

– Не-е-ет, – протянул шеф, прикрывая глаза.

– Да, – Макс счастливо улыбнулся. – Рыбкина, ты ж моя прелесть!

– Я могу попытаться отстирать ее. – Максимально отодвинувшись к окошку, подумала и добавила: – В туалете. Когда прилетим. Если останусь жива.

Рука Малкина нырнула в карман пиджака и вернулась на свет уже с четками. Дзынь-дзынь-дзынь. Пальцы быстро перебирали звенья, очень стараясь вернуть своему обладателю покой.

– Сильно заметно? – не открывая глаз, уточнил Александр Сергеевич.

– Ну… так, – неопределенно пожала плечами я.

– Красный на белом, – поддержал разговор вездесущий Старовойтов. – Я заметил отсюда даже не приглядываясь.

О! Если бы я могла убивать взглядом!!! Клянусь, Макс погиб бы в страшных муках, горя в огне моей ненависти и моля о пощаде! Но, увы… Горели только мои щеки и шея.

Малкин переоделся в туалете аэропорта, после чего вышел и с лицом, полным невыразимой боли, сделал комплимент моей суперстойкой помаде. Трижды.

Еще были сальные шуточки от Старовойтова и его же поддержка в мой адрес по поводу того, что в современном мире мужчины стали слишком пассивны, поэтому женщинам приходится брать все в свои руки. Все это в присутствии сердитого Малкина на фоне того, что мы опаздывали на важное совещание с неким Яшей. А я мужественно терпела, каялась и плавилась. Последнее не только от стыда, но и от безумной жары.

Тель-Авив оказался невероятно красивым городом, но по погодным условиям напоминал печку, в которую нас загнали на кремирование. Солнце доставало всюду, даже в аэропорту и в такси.

Отель, в котором у нас были забронированы номера, нашелся рядом с шикарнейшей набережной, и я, увидев вид из окна фойе, на миг забыла про усталость и жару.

Море… Оно ласкало песок, медленно накатывала волна за волной, призывая и гипнотизируя.

“Уля, – доносилось из его глубин, – бросай работу и иди сюда”.

– …поезжай в Яффу, – голос Малкина сильно мешал мечтать. – Иначе опоздаешь в первый же съемочный день. Давай, порази там всех, а я позабочусь о рекламе.

– Пока, прелесть моя, – моего затылка коснулась рука Макса, растрепав остатки прически. – Жаль, мы так и не отрепетировали самую важную сцену.