Гарабомбо-невидимка
Шрифт:
Луна лизала кресты. Гарабомбо вспомнил горькие упреки и посеревшие лица оставшихся дома.
– Вы их втравили в борьбу. Из-за вас наших стариков забрали. Вы их и выручайте, – кричал сын Канчари.
– Завтра я пойду.
– Тебе-то что? Ты невидимка.
– Все равно пойду.
– Ни к чему это, – сказал Мелесьо Куэльяр. – Они увезли их в Серро-де-Паско.
– Откуда ты знаешь?
– Я видел, как их сажали в машину.
Бустильос и Гарабомбо отправились в Серро-де-Паско и Узнали, что на другой день стариков переправили в Лиму. Они поехали в Лиму. Прибыли они в семь часов, туманным утром,
– Доктор, мы хотим сказать вам словечко! – крикнул Гарабомбо.
– Я очень занят. Не зайдете в другой раз?
– Одно словечко, доктор!
– Что вам угодно?
– Мы хотим вам рассказать, что у нас случилось. Адвокат поднял руку.
– Минутку! Мне сообщили, что вас обвиняют в политическом бунте.
– Нет, в краже!..
– Это не мое дело! Я в политику не вмешиваюсь! Я защищаю крестьян, а не бунтовщиков. Басурто – защитник бедных, но не пособник заговорщикам. Видели вы грамоты? Кто их мне дал? Общины! За что? За то, что Басурто справедлив!
– Доктор, – перебил его Бустильос, – мы заплатили полторы тысячи.
– Защищать вас я не могу. Пусть вас партия защищает!
– Доктор, мы вас очень просим. Мы и остальное привезли.
– Сколько?
– Тысячу.
– М-да!.. Хорошо, я возьму. Передадим дело по инстанциям. Вам известно, что полиция обвиняет ваших людей в организованном покушении на хозяев поместья?
Бустильос развязал грязный платок.
– Завтра подам ваше прошение, – сказал адвокат и взял голубые кредитки.
Они пришли к нему снова, но толку от этого не было. Больше он их не принял. Через неделю они поняли, что ждать нечего, и решили действовать. Они даже не знали, где держат заключенных. Еще неделю они бегали по участкам, пока в одном из них, Монсерратском, жандарм, побывавший в Серро-де-Паско, не сказал им, что политические сидят в префектуре. Под вечер, ненастным днем, они остановились на Испанской улице, у здания, чьи нескончаемые цементные стены так и дышат суровостью.
– Вы кто такие? – спросил их дежурный следователь, сидевший в скрипучем кресле, у стола.
– Мы сыновья Эваристо Канчари, – солгал Гарабомбо. – Наш отец тут, у вас. Мы хотели бы узнать, что с ним.
– Откуда вы?
– Мы из общины, сеньор, из провинции Янауанка, округ Серро. Жандармы взяли отца по ошибке.
– Вечно вы не виноваты! Послушать вас, ни одного виновного нет, черт подери!
– Отцу девяносто лет.
– Как его зовут?
– Эваристо Канчари.
– Ждите.
Через час следователь вернулся с помощником. Вид у него был суровый.
– Ваш отец тоже не ангел. Покушался на хозяина! Земляков ваших обвиняют в попытке человекоубийства.
– Ему девяносто лет, – повторил Бустильос.
– Мы тут недавно посадили фальшивомонетчика, так ему было девяносто пять. А ты что думал?
Листая дело, другой следователь спросил:
– Много апристов в Янауанке?
Гарабомбо вопроса не понял.
– Много у вас там коммунистов?
Чтобы
как-то ответить, Гарабомбо сказал:– Мы, сеньор, разводим бобы, картошку, бататы, оку, они хорошо растут.
Следователи громко расхохотались, потом успокоились, и тот, кто помягче, спросил:
– Гарабомбо такого знаете?
– Да, сеньор.
– А Бернардо Бустильоса?
– Да, сеньор.
– Где они сейчас?
– Наверное, дома.
– Твой отец и все прочие выйдут, когда мы поймаем подстрекателей. Хочешь спасти отца, сообщи в полицию. Я тебе дам записку.
Он сел к столу и написал:
«Я, Марио Миспрета, заместитель начальника следственной части, приказываю взять под арест Фермина Эспиносу и Бернардо Бустильоса, агитаторов АПРА в Янауанке, где бы они ни находились».
– Найдешь их, покажи эту записку полиции, их и заберут. А тогда и отец твой выйдет. Скоро домой собираетесь?
– Завтра с утра.
– Ну и ладно.
По воде плыть хорошо тем, что не жарко. А плохо то что долго. Надо проплыть мимо Куско, Такны, Таратаки, Иерусалима, Месопотамии и Африки. Зато жизнь – лучше некуда! Рыбку ловишь, на солнышке греешься, спишь себе, а вода сама гонит плот.
Жары уже не было, но пот струился с них градом, когда они шли по Испанской улице, по бульвару Колумба, по проспекту Грау, до Кантагальо. В кабачке они взяли бутылку водки и немного коки. Уже темнело, когда они вошли в домик Клементе и тот чуть не свалился, так хохотал, что следователи вручили приказ об аресте Гарабомбо самому Гарабомбо. Но лица их были печальны, и он спросил:
– О чем задумались?
– Посоветуемся с кокой, – отвечал Бустильос.
– Вы правы, братцы! Двенадцать человек страдает ни за что. Старики не вытянут в тюрьме.
От мусора, который кто-то пытался сжечь, поднимался смрад. Выли псы. Было темно. Все трое сели на. корточки. Бустильос вынул листочки, и они принялись жевать. Они советовались с кокой.
– Кока-матушка, кока-голубушка, ответь нам! Должны мы сами пойти? И семью нам жалко, и стариков нам жалко. Скажи! Пойти или нет? Выйдем мы оттуда? Выпустят нас? Хорошо все будет? Плохо?
– Что она говорит, Бернардо?
– Не разберешь. То горько, то нет.
Он заплакал.
– Что будет с детьми? У меня семь ртов, Гарабомбо! Может, мы неправы? Может, нам на роду написано быть рабами?
– Если будем бояться, Бернардо, будем рабами.
– Помещики слишком сильны.
– Чинче борется в первый раз. Двенадцать человек не сдаются. Как же не выдержать нам с тобой, Бернардо?
Бустильос отер слезы.
– Прости, Гарабомбо. Худо мне очень. Пойдем!
Было семь часов утра. В какой-то забегаловке они выпили жидкого кофе, съели хлеба с сыром и вернулись проститься.
– Мы решили идти, дон Клементе! Спасибо вам за все.
– Ах, жаль, нечем вам помочь! – Он пошарил в кармане. – Вот десять солей. Больше нету.
– Если не вернемся, сообщите нашим.
– Сообщу, земляки!
– Не забывайте нас.
– Не забуду.
Туман таял. Хилое солнце обретало былые силы на мокрых тротуарах. Через несколько часов, сквозь мелкий дождик, они увидели грозные, серые челюсти префектуры. Пройдя через предварилку, они подошли к справочному столу.