Гарабомбо-невидимка

Глава двадцать восьмая, содержащая сон, который Скотокрад не захотел рассказать

Изборожденное рубцами воскресенье пересекло пампу и удалилось. Прежде чем твердо взять власть, декабрь попустил светлый, сияющий понедельник. Люди все шли и шли. На самой заре весело и шумно явились общинники Ярусиакана, а к полудню – гордые победой общинники Роко. Они покончили с беззакониями Риспы, измывавшегося над ними уже полстолетия! Больше того, община Роко не только забрала земли: выборный их, Котрина, бывалый торговец (дважды в год обходил он бескрайнюю пуну со своим товаром – ситцем, горшками, обливными железными тарелками, никогда не проводил в одном селенье больше трех дней и только по просьбе Роко остался там помочь им), итак, Котрина точно подсчитал, что, по вине помещика, общинники за полвека споров отсидели в общей сложности двести пятнадцать лет, восемь месяцев в тюрьме. Понимая, что склочный Риспа вернется с полицией, Котрина решил уничтожить все следы, и община в тот же день начисто снесла усадьбу. Назавтра они. распахали землю, где она стояла. Теперь помещик мог сколько угодно доказывать, что на этом поле был его дом. На радостях выпили водки, ее прислал со Скотокрадом Дон Антонио Роблес, у которого была теперь лавка в Чипипате. В полдень – держать совет лучше под ярким солнцем – главы общин созвали общую сходку. Тысячи мужчин и женщин собрались под знаменем Янауанки. Кайетано был в черном костюме и в белой рубашке, и это означало, что готовится нечто важное. Беспокойные слухи бежали по пампе. Сам Анчи Роке привез газеты, испещренные тревожными заголовками: «Лавина коммунизма в Центральной Сьерре!», «Правительство готовит войска, гражданская война неизбежна». Представительные сельскохозяйственные ведомства требовали немедленного вмешательства. Правительство, по мнению разъяренных владельцев, проявляло прискорбную слабость. Ассоциация овцеводов Перу опубликовала во всех столичных газетах статью на целую Полосу.

Анчи Роке читал медленно, как всегда:

ВТОРЖЕНИЕ В ПОМЕСТЬЯ ПАСКО. Как всем известно, за последнее время в департаменте Паско общинники вторглись в крупные и небольшие поместья. Вину их отягощает то, что они неоднократно сообщали о своем намерении соответствующим властям.

Хотя руководство общины в присутствии префекта департамента подписало соглашение о том, что общинники мирно покинут в субботу, 2-го числа текущего месяца, захваченные земли, соглашение это не выполняется. По-видимому, злоумышленники не намерены его выполнять, что они прямо и сказали делегации, посетившей сегодня захваченную зону.

Беспорядки усилились ввиду излишней терпимости, ибо специальный выборный правительства попускает такую ситуацию. Тем самым вопрос становится все острее, а это может в любой момент породить анархию, последствия которой для страны предусмотреть невозможно.

Правительство прекрасно знает о существовании мятежных планов, знает оно и имена подстрекателей. Однако оно еще колеблется, не решаясь проявить необходимую твёрдость и власть.

Руководство общин и профессиональные смутьяны, породившие эти беспорядки, показали со всей ясностью, что личные и предвыборные интересы для них выше, чем интересы страны и даже чем интересы самих общинников, не говоря об уважении к собственности и к правам, дарованным нашей конституцией, которые по долгу своему защищает Высшая Власть.

АССОЦИАЦИЯ ОВЦЕВОДОВ ПЕРУ выражает серьезную озабоченность и протестует против терпимости, недопустимой в правовом государстве.

Лима, 7 декабрях 1961 года. АССОЦИАЦИЯ ОВЦЕВОДОВ ПЕРУ.

– А Что правительство говорит?

– Некогда им говорить, они жуют!

Но смех скоро угас, очень все тревожились.

– Грегорио Корасму и нашего адвоката Мандухалеса заставили поехать в Лиму, – сообщил невозмутимый Роке.

– Зачем?

– Никто не знает.

– А у меня Тоже весть, – сказал Скотокрад.

– Какая?

– Майор Боденако уже в Серро.

– Когда же он прибыл?

– Вчера, и с отрядом.

– Боденако… Боденако… Боденако…

Фамилия Гильермо Мясника упала в толпу, как камень в заводь.

– А я. знаю другое, – весело сказал Гарабомбо. – Префект бежал из Паско!

– Префект убежал… префект убежал… префект убежал… – понеслось по рядам.

Кайетано вскочил на Нипороро, буланого коня с живым нравом, которого было опасно седлать, он трижды лягал всадников. Кайетано вскочил на коня, поднял глаза к солнцу и стал объезжать ряды. Ветер лишь подчеркивал его неколебимое достоинство.

– Общинники! Много вестей бродит по нашей пампе. Одни радуют нас, другие пугают. Чего же нам бояться? Кому суждено умереть, умрет где угодно! Что бы ни случилось, мы не отступим, пока нам светит солнце.

Нипороро беспокойно загарцевал.

– Общинники! Не по дерзости решили мы назвать эти поля своими! Нас вынудил голод, который острее шпор. Мы сыты бедою! Довольство причитается нам по праву! Боденако уже в Серро. Плевали мы на Боденако! Завтра мы, быть может, умрем. Так умрем же откормленными!

Он согнулся от смеха.

– Тут много ворованного скота. Мальпартиды и Лопесы забирали стада, которые им пригоняли Альборносы. Я знал дона Мельчора, он красно говорил и стрелял без промаха. Имя селенья Чинче вселяло в людей ужас. Мельчор Альборнос держал здесь стада всех несчастных, попавшихся ему на пути. У него на груди было родимое пятно, похожее на льва, и всякий раз, как он вспоминал тех, кого ограбил, он бил себя в грудь и каялся: «Из-за этого льва я такой злой!» Он плакал. А сколько народу плакало по его вине? Он и его сыновья рыскали повсюду и сгоняли стада в Чинче. Дон Мельчор был выше, чем Гарабомбо! Выше дерева!

Хохот его несся по рядам. Он кричал и смеялся. Нипороро нетерпеливо бил копытами.

– Глава непобедимой янауанкской общины приказывает забрать по корове и по барану на каждое дитя в семье!

Пампа задрожала от криков.

– Хозяев больше нет! Забудьте слово «мое»! Сегодня мы распределим участки, где кому сеять. Алькальды и помощники алькальдов, идите, получайте наделы! Сперва дадите бедным, немощным и вдовам. Нет больше хозяев!

– Земля или смерть! – крикнул тихий Освальдо Гусман.

– Кто-то едет! – сообщил часовой.

Все забеспокоились. На горе Эро что-то блестело.

– Солдаты!

И впрямь солдаты въехали на голую гору и спешились, борясь с ветром. Они медленно разгрузили мулов. Потом стали вбивать колья для зеленых палаток. Все застыли.

– То-то мне снилось… – печально сказал Скотокрад.

– Что же ты видел? – спросил Конокрад.

– Сон, – отвечал Скотокрад. Он не хотел говорить, что снился ему Конокрад, весь в бумажных лентах, и в красных, и в желтых, и в голубых, и в зеленых! Сильный такой, на коне, снега и не замечает. Увидел друга, поздоровался, и раньше, чем он натянул поводья, его конь, по кличке Золотой, а на самом деле буланый, с белой мордой, взял и остановился. Все ж Конокрад исчез за скалой, Скотокрад подождал, и через одно мгновенье оттуда пошли Конокрады – первый, второй, третий, десятками, все высокие, все гордые, все в лентах, все в серебряных шпорах. Они молодцевато загарцевали по пампе. Какой же из них настоящий? Скотокрад проснулся в слезах.

Глава двадцать девятая О том, как общинники Чинче узнали, что Гарабомбо начисто исцелился, и о том, как они остались глухи к мудрым советам субпрефекта

Вторник, среда, четверг прошествовали сквозь ливень. О снеге и речи быть не могло. На дорогах тонули даже Конокрадовы кони. Да, вовремя поставили хижины! Штурмовые отряды так и торчали на Эро, на высоте в пять тысяч метров. Холод гнал их вниз, больше трех часов они простоять не могли. Да и все они выдерживали только двое суток, потом их сменяли отряды из Серро-де-Паско, а они уходили туда, чтобы немного очухаться. А в пятницу к общинникам приблизились жандармы на конях из Учумарки, которых узнал Подсолнух. Еще метров за триста народ узнал толстого субпрефекта Валерио в сопровождении военных.

– Офицеры!

Солнце сверкало на касках. Ехали пришельцы шагом. Чайки, гонимые ветром, летели на горные озера. Кайетано дал знак, десять членов Совета двинулись вперед и остановились в ожидании. Субпрефект помахал им рукой. Общинники сняли шляпы. Конь субпрефекта стал на месте.

– Общинники! Я к вам от правительства! Станьте кругом! Кто из вас будет говорить за всех?

Отведя рукой черное пончо Кинтаны и синюю куртку де ла Росы, Гарабомбо вышел вперед. Неровные ряды заколебались. Гарабомбо прошел несколько шагов и стал, расставив ноги.

– Я за всех, сеньор.

Солнце светило на толстые щеки субпрефекта. Он беспокойно дергался, зеленые шинели оставались невозмутимыми.

– Вы меня слышите? Я хочу говорить с теми, кто у вас главный, Кто главный? – кричал субпрефект.

Он не видел человека, стоявшего в трех метрах от его коня! Не видел!Народ окаменел от страха. Его не видно!

Кайетано пошел было вперед, отирая лоб. Гарабомбо удержал его знаком и сделал еще один шаг.