Гарем и легкость. Книга от депрессии

Толсто намекая гному, что конец — вот он, прямо только что подкрался.

Но не таков был Бронкс, чтобы сдаваться даже в самой безнадежной ситуации.

Понимая, к чему клонится дело, он принялся лихорадочно размышлять о возможных мерах противодействия со своей стороны.

По-хорошему, если бы двое мытарей были лишь с первичным сопровождением (как и полагается в таких случаях, вообще-то), с ними точно получилось бы договориться: если фискалы настаивали бы на побуквенном исполнении всех законов, то всё изъятое у гнома подлежит сдаче в казну. Там быстро разберутся, что это просто железо; соответственно, вместо награды будет взыскание.

А вот если договориться так, чтобы выгодно было всем троим — тут уже открывались вполне определённые перспективы… Хан, чай, не обеднеет. Если гном от чистого сердца сделает страже подарки из задекларированного и настоящего золота.

Бронкс родился не вчера и прекрасно понимал: у каждого из этих фискалов дома наверняка есть большая семья, куча детей, до десятков братьев и сестёр.

Будучи любителями как банковских металлов (хоть и неклеймёных), так и драгоценных камней, во времена семейных торжеств и любых праздников, орки очень охотно дарили друг другу (и принимали в подарок) золото, серебро, платину; не брезговали и камнями — тогда в ход шли алмазы, рубины…

Самое интересное, что многие из них весьма неплохо разбирались в семейном деле Бронкса; по крайней мере, качественную работу от наспех сляпанной поделки многие клиенты периодически отличали влёт.

Сами орки, может быть, такого создать в массе своей и не могли (ну не было в кочевом народе усидчивости, внимания к мелочам и способности кропотливо, по капле, завершать начатое — особенно трудясь над золотой миниатюрой). Но глупыми или невнимательными в вопросах материальных ценностей их назвать тоже было нельзя.

Соответственно, договариваться было о чём. Бы.

Сейчас же конструктивному диалогу мешал своим присутствием отряд Специального Приказа: чтобы договариваться с каждым из них, пришлось бы не просто отдать всё нажитое непосильным трудом. Ещё бы и должен бы двоим или троим остался.

Договориться же с фискалами, но обойти притом новоприбывших, в сложившейся обстановке было решительно невозможно — почти два десятка человек набились в лавку, словно корнишоны в кадку, боясь упустить что-то интересное.

Нет, решение надо было искать где-то в другом месте.

Вслух отрицая магию и кивая на стражников (дескать вон у них что-то полыхнуло, я не при делах), Бронкс принялся лихорадочно перебирать знакомства, размышляя, через кого бы обратиться в городской суд до того, как туда попадёт его дело. Всем известно: обратившийся к судье заранее, кулуарно, экономит деньги и время, вполне рассчитывая на условное наказание вместо реального.

А что наказывать соберутся его, тоже сомнений не было: уж больно красноречиво глядели молодцы с черепами и костями.

К сожалению, пока было неясно, в какой из двух судов надо будет стучаться: в городе существовали две подобные организации. Одна пребывала в ведении фискалов и занималась лишь монетой, банкнотами, налогами, обязательными платежами в городской бюджет и тому подобной торговой мутотенью.

Второй же суд находился в ведении городской стражи. Здесь рассматривали случаи убийц, насильников, воров, грабителей и прочий народ с большой дороги.

Печально было то, Бронкс со своим делом, если верить чернорубашечникам с черепами, успешно подпадал под требования как одного, так и второго из судов.

— Надеюсь, два раза за одно и то же, да в двух судилищах, корпеть не заставят, — пробормотал он сам себе на родном языке, местным оркам неизвестном.

На серьёзность происходящего его навёл тот момент, что новоприбывшие, для начала, моментально сковали его ручными и ножными кандалами. Антимагическими, если верить рунам…

К удивлению гнома, ситуация мгновенно изменилась, когда в его лавку заявился какой-то высокий чин (хоть и не в форме) и принялся отдавать рваные распоряжения по-орочьи.

Представители Специального Приказа, пересоставив протокол изъятия латуни с железом, а также деревянного ящика стола (в котором амулета орчанки уже не обнаружилось), наспех подписали его с выдернутыми прямо с улицы случайными прохожими в качестве понятых.

После этого уже фискалы добросовестно отслюнявили экземпляр Бронкса ему же, звонко хлопнув бумажку на стол — и были таковы. Предварительно расковав кандалы и освободив руки и ноги честного (ну, почти…) гнома.

— С вами свяжутся по поводу дальнейшего разбирательства, — неприязненно буркнул пришедший последним чин, покидавший лавку бывшего полусотника и имевший на пальце дорогой перстень, который в гномьем войске носят тысячники.

— Что бы это всё значило? — пробормотал Бронкс снова сам себе, но уже на Всеобщем, окидывая взглядом разорённую обитель собственного труда и теряясь в догадках, что вслед за всем этим могло воспоследовать.

Если честно, нанесённый ущерб был весьма болезненным в моральном плане.

Во-первых, фискалами было достаточно дотошно описано его имущество, куда из вредности вписали и железо (пошлину теперь предстояло уплатить и за воздух).

Во-вторых, был наложен немалый штраф, с которым тоже лучше было не играться.

А это уже, в свою очередь, противоречило собственным принципам гнома: и в мыслях не имея позволять местной власти обдирать себя, как липку, Бронкс отродясь не собирался платить никаких налогов. Хотя зарабатывал и немало.

Сам себе подобные действия он заочно оправдывал логикой и целесообразностью: всем известно, что более девяти десятых собранных налогов тут же разворовывается самими чиновниками, в то время как пускаться те средства должны на обустройство города.

Бронкс бы перетерпел несправедливый (с его точки зрения) факт налогообложения честного гнома какими-то орками — пускай городские воротилы хотя бы половину от собранного действительно на нужды народа да простых людей.

Он бы нашел способ скрепить сердце и оторвать от себя толику праведно нажитого (глядишь, на небесах потом и зачтётся).

Но, глядя на то, как власть предержащие считают остальных дураками (а сами вольготно тратят чужие денежки), уже пообтесавшись в этих землях, добровольно записываться в дураки гном не хотел.

Сейчас же его принципиальность, кажется, вышла ему боком: сумма штрафа, казалось, давила прямиком на сердце, минуя кожу, мышцы, рёбра и прочий бутор.

Испытывая жгучее чувство внезапно накатившей вины из-за утраченного амулета Нургуль, он тут же на всякий случай перевернул всю лавку вверх дном по второму разу.