Гарики предпоследние. Штрихи к портрету

*

Всегда на самочувствие весеннее, когда залито все теплом и светом, туманное влияет опасение, что все же будет осень вслед за летом.

*

По существу событий личных в любых оказываясь точках, душа болит в местах различных и даже — в печени и почках.

*

Тише теперь мы гуляем и пляшем, реже в судьбе виражи, даже иллюзии в возрасте нашем — призрачны, как миражи.

*

В тесное чистилище пустив грешников заядлых и крутых, селят их на муки в коллектив ангелов, монахов и святых.

*

Творец жесток, мы зря воображаем, что благостна земная наша тьма, мы многое легко переживаем, но после — выживаем из ума.

*

Не просто ради интереса я глаз держу настороже: святой, пожавший руку беса, — святой сомнительный уже.

*

Затем на небо нету моста, чтоб мог надеяться простак, что там совсем не все так просто, а просто все совсем не так.

*

Я в молодости жить себе помог и ясно это вижу с расстояния: я понял, ощутив, как одинок, пожизненность такого состояния.

*

Весьма порой мешает мне уснуть волнующая, как ни поверни, открывшаяся мне внезапно суть какой-нибудь немыслимой херни.

*

В душе моей многое стерто, а скепсис — остатки загваздал; я верю и в Бога, и в черта, но в черта — сильнее гораздо.

*

Многих бед моих источник — наплевавший на мораль мой язык — болтун и склочник, обаяшка, змей и враль.

*

Душа, когда она уже в полете и вся уже вперед обращена, вдруг чувствует тоску по бренной плоти и болью ностальгии смущена.

*

Творцу живется вряд ли интересно, от нас Ему то муторно, то дурно; а боги древних греков, как известно, — те трахались и сами очень бурно.

*

Творец отвел глаза напрасно, когда мы падали во тьму; что Бога нет, сегодня ясно и нам не меньше, чем Ему.

*

Подрезая на корню жажду веры острую, порют мутную херню все Его апостолы.

*

Уже не глупость, а кретинство — любое пылкое учение про гармоничное единство и лучезарное сплочение.

*

Я слухом не ловлю, не вижу взглядом, но что-то существует с нами рядом, невнятицу мне в душу говоря словами из иного словаря.

*

Время льется то жидко, то густо, то по горло, то ниже колен, а когда оно полностью пусто — наступает пора перемен.

*

На вопрос мой даруя ответ, песня чья-то звучит надо мной, и опять проливается свет на изгаженный век наш чумной.

*

Несчетных звезд у Бога россыпи и тьма кружащихся планет, и для двуногой мелкой особи душевных сил у Бога нет.

*

Тоска моя не легче, но ясней: в душе иссяк терпения запас, трехмерность бытия обрыдла ей, и боль ее окутывает нас.

*

Теперь, когда я крепко стар, от мира стенкой отгорожен, мне Божий глас народа стал докучлив и пустопорожен.

*

Слушая полемик жаркий бред, я люблю накал предубеждения, ибо чем туманнее предмет, тем категоричнее суждения.

*

Повсюду нынче злобой пахнет скверно, у Бога созревает новый план, Его ведь консультируют, наверно, Аттила, Чингисхан и Тамерлан.

*

Заглядывая в канувшее прошлое, я радуюсь ему издалека: уже оно красивое, киношное, и даже театральное слегка.

*

Нет, я не зябко и не скудно жил без единого кумира, но без него ужасно трудно во мгле безжалостного мира.

*

Мечта — весьма двусмысленный росток, и Бог, хотя сочувствует мечтам, скорее милосерден, чем жесток, давая расцвести не всем цветам.

*

Я у философа Декарта прочел и помню с той поры, что, если прет худая карта, разумней выйти из игры.

*

Наш каждый возраст — как гостиница: мы в разных думаем о разном, и только легкость оскотиниться живет везде живым соблазном.

*

Все слухи, сплетни, клевета и злой молвы увеселения — весьма нужны, чтоб не пуста была душа у населения.

*

Наш мир уже почти понятен, загадки тают, словно снег, из непостижно белых пятен остался только человек.

*

Когда весь день бывал я весел и не темнело небо синее, то я намного меньше весил — не вес ли клонит нас в уныние?

*

Я, даже не смыкая век, лежать люблю — до обожания, ведь сам по сути человек — продукт совместного лежания.