Гарри Поттер и осколок прошлого

— Ритуальный зал готов?

— Как вы и приказали, мой Лорд!

— Специалисты на местах? Гоблины прибыли?

— Все готово. Ждем вас.

— Тогда поторопимся. Беги, я сейчас приду, — как только за помощником закрылась дверь, мужчина замкнул охранные чары и переместился к алтарю.

— Все готовы? Начали! — целый час был посвящен кропотливой работе. Рисковать семьей лорд не желал. Убедиться в личности, обосновавшейся в теле дочери, он был обязан.

— Готово, — проскрипел гоблин, заканчивая ритуал, — на вашей дочери печать Безымянной, — лорд, уже было пал духом и собрался привести в действие артефакт уничтожения, как был остановлен другим гоблином.

— Не торопитесь. Она жива. В полном смысле этого слова. Печать Безымянной — это признание. Она признала вашу дочь как своего потомка.

— Что?! — ошарашенно вскинулся лорд и в изумлении уставился на тело своей дочери. Живой дочери. Гоблины переглянулись.

— Ваша дочь — Одаренная. И она признана одной из ее наследниц. Безымянная не заберет ее, если девочка сама не пожелает этого. Теоретически она бессмертна. Практически — покажет время. Но уже сейчас ясно, что у нее большое будущее. Через полгода можно узнать о наследуемых признаках, склонностях, талантах и о дарах.

— Дары? Таланты? Их несколько?! — ошарашенно переспросил лорд, растерянно оглянувшись. Во взгляде, обращенном на дочь, была смесь ужаса, неверия и отрицания; — Быть того не может…

— Все станет ясно через полгода. Но по состоянию ее ядра уже можно сказать, что предела его развития нет. Она пережила совершеннолетие. Абсолютный маг. Все зависит только от нее. Будьте готовы к стихийным выбросам. И еще. Выздоровление вашей жены — целиком ее заслуга. Вы так и будете держать ее вдали от дочери?

— По-понятно. Да, для ее блага. Благодарю. Можете идти, — кивнув, гоблины исчезли. Оставшиеся маги принесли Обеты о неразглашении и ушли. Вернувшись в кабинет, лорд Прюэтт долго смотрел через окно на небо. Информация была слишком неожиданной.

Проснулась от женского визга.

Вскинувшись, и увидев причину визга, я покачала головой. Братья зажали возле стены симпатичную девушку и в свойственной им манере напрашивались на близкое знакомство. Покрасневшая девушка вывернулась-таки из их рук и, влепив обоим пощечины, сбежала. Глядя на одинаково обиженные лица братишек, я не выдержала и рассмеялась. Смех был болезненный и хриплый, но смеяться очень хотелось.

Следующие минут тридцать братья превратили в театр абсурда. Я была затискана до хруста в ребрах. От большинства поцелуев в щечки удалось увернуться, но сбежать-таки не получилось. Спеленав меня простынею, мальчики передавали меня друг другу, как знамя, и вслух жаловались, что я черствая и не люблю их. А они так стараются, страдают, ночами не спят, кормят меня с ложечки, пеленки меняют… На последнем предложении я взвыла от негодования. Неправда! Вот не было такого! На мои крики сбежались все медики и примчалась мать.

Одного ее взгляда хватило, чтобы близнецы испарились. Я тут же выпуталась из простыни и полезла к маме обниматься. Растроганная мама быстро успокоилась и принялась ощупывать меня и обнимать. Слезы мамы царапнули сердце, и через некоторое время мы плакали, сидя в обнимку.

Запаниковавшие медики позвали отца. Он сунулся было к нам, но тут же получил по рукам, морде и был вытолкан из палаты. Мама не простила… Вздохнув, стала строить из себя дуро… дочку, безумно скучавшую по родителям, любящую их обоих и желающую перемирия. Мама смягчилась и сдалась. Она еще была слаба. Я обняла ее и передала весь имеющийся резерв. Ей нужнее. Я молодая, организм мой справится. Маме тяжелее.

Уложила уснувшую маму спать на свою кровать, а сама села рядом, восстанавливать резерв с помощью йоги. Надеюсь, все будет хорошо и мое лечение ей поможет.

Мама папу простила, но мстить ей никто не запрещал. От криков трещали стекла. Звон битой посуды и грохот разрушаемой мебели не утихал очень долго. Я старалась не вмешиваться, но иногда приходилось. Зато мама на глазах хорошела и молодела! Волосы рыжей гривой мелькали в разных уголках замка, своим буйством напоминая огонь. Вначале папа молчал. Потом прятался. Но его огненный темперамент все же нашел выход. В ходе очередного спора папа поступил как настоящий мужчина! Обезоружил слабую женщину, взвалил на плечо и утащил в пещеру.

Дня три у нас даже мухи по расписанию летали и делали это очень тихо. Чего уж говорить об остальных.

На четвертые сутки я забила тревогу и пустилась на поиски. Родителей нашла в заброшенной части дома. В подземелье, рядом с лабораторией зельеделов.

Отца я нашла в той самой лаборатории, вместе с медиками, которые приводили его в порядок.

Папина шевелюра основательно поредела, один глаз заплыл так сильно, что мне его даже жалко стало. Кровавые полосы по всем видимым частям тела и висящее на мочке почти оторванное ухо пробудили совесть. Но все портила полная самодовольства, торжества и самцовости и гордости за себя, щербатая улыбка.

Зубы тоже поредели, ага.

Советь тут же была торжественно сожжена на погребальном костре в самом дальнем углу сознания. А душу затопила невероятная гордость за боевую маму. Она у меня настоящий боец! Знай наших! Проследив за тем, как младшие родичи-колдомедики лечат боевые отметины отца, я проскользнула мимо них в комнату. Мама сладко спала на огромной развороченной кровати, усыпанной пухом, и сладко посапывала с выражением лица неоспоримой победительницы и абсолютно довольной и удовлетворенной женщины.

С огромным трудом сдержала рвущийся хохот и, иллюзией нарисовав на остатке руну благословения и плодородия, напитала ее всей силой из источника, направив к маме. ТАКОЕ забывать нельзя! Поэтому толпа маленьких разгильдяев будет им вечным напоминанием. Ну, и не пропадать же усилиям папы по укрощению строптивой мамы? Или наоборот. Хе-хе.

Родители, видимо, не только «пар» спустили, но и сильно соскучились по друг другу… Да и стресс, напряжение, страх и прочее нашли «выход». Хе-хе. Горжусь мамой! Ни у кого больше такой нет и не будет! Лучась от самодовольства, убежденная в собственной исключительности, я вернулась к себе в комнату и принялась медитировать. Мама проснулась к вечеру, но придти в себя ей папа не дал. Боевые… кхе-кхе… действия продолжились с обоюдного согласия заинтересованных сторон.

Спешно были вызваны домовые из других поместий, и все занялись делами. Домовики — домом, братья — хозяйством, а родичи варили зелья, пополняя запасы, и приводили поместье в порядок. Мне же было скучно. В библиотеке книг в свободном доступе не было, а идти просить отца не давало чувство самосохранения. В итоге я сунулась в его кабинет, ожидая найти много интересного, запретного и опасного. Но нашла лишь бумаги. Деловые бумаги. От нечего делать села разбирать кучи. И увлеклась. Ведь это мне знакомо. Я этим жила, зарабатывала и отдыхала еще в прошлой жизни.