Гарри Поттер и скрижали Грин-де-Вальда

– А тебе это так важно? Не знаю, Гарри, – сказал Дамблдор, – но вообще-то это зависит от тебя. Понимаешь?

– Кажется, да… – задумчиво сказал Гарри, – вот портрета профессора Снегга здесь нет, а ведь он тоже был директором школы, это потому что он был… ?

– Да, Гарри. Портреты директоров Хогвартса – это малая часть той изначальной магии, которую вложили в замок Основатели. Я не знаю, как действует эта магия. Но портрет директора, которого сочли достойным, всегда появляется здесь после его смерти. Знаешь, Гарри, когда мне не спалось, а со стариками вроде меня это случается часто, я ночами спускался сюда и разглядывал портреты. Я, Гарри, знал биографии всех директоров Хогвартса, и было очень поучительно рассуждать о том, кто, по мнению Основателей, был достоин портрета, а кто – нет. Причём, обрати внимание, каждый портрет выполнен именно в той живописной манере, которая была свойственна для времени каждого директора. Понятия не имею, как это получается.

Гарри, который, бывая в кабинете директора, никогда не обращал внимания на такие живописные тонкости, заново стал рассматривать портреты и убедился в правоте Дамблдора. Здесь были яркие и немного наивные портреты в романском стиле, готические полотна, наполненные предметами, символизирующими непонятно что, ликующие краски Ренессанса сменял сдержанный классицизм. Была даже пара портретов в стиле начала ХХ века, названия которого Гарри не знал. На них директора были изображены в виде геометрических, небрежно раскрашенных кричащими красками тел. Непонятно было даже, мужчина изображен на портрете, или женщина. Портрет Дамблдора, к счастью, был выполнен кистью художника, приверженного фотографическому реализму – директор на нём был как живой.

– Да, Гарри, никогда я не понимал все эти супрематизмы, кубизмы и прочие измы, но я – старый человек. А вот тем двоим крепко не повезло. Но на крайний случай на рамах есть таблички…

– Скажите, профессор, – поколебавшись, спросил Гарри, – а вам… не обидно?

– Не понял тебя, мой мальчик, – откликнулся профессор, – обидно? Почему и за что?

– Ну… что ваше кресло занял я… Какой из меня директор?

– Нет, Гарри, не обидно, – серьезно ответил Дамблдор. – Во-первых, твою кандидатуру предложил именно я, и министр магии со мной согласился. Надеюсь, ты еще не сомневаешься в моих умственных способностях?

– Что вы, профессор, но…

– А во-вторых, ну-ка вспомни, смогла Амбридж войти в мой кабинет? Ну, вот тот-то же. А ты, между прочим, спокойно сидишь в директорском кресле, и горгулья пропустила тебя. А её, знаешь ли, не обманешь.

– Но Снегг – смог.

– Да, Снегг смог. И мы с тобой, Гарри, оба знаем, почему.

– А насчет пророчества… – начал Гарри.

– Прости, Гарри, – о пророчестве нам придется поговорить позже, – перебил его Дамблдор, – сейчас я должен посетить свой портрет в министерстве, меня зовет Кингсли, –и ушел из рамы. На холсте осталось старинное кресло с мягкой подушкой и столик, на котором стояла вазочка с леденцами. Гарри вздохнул.

Гарри взглянул на Распределяющую Шляпу и понял, что она внимательно слушала его разговор с портретом Дамблдора. В свою очередь, обнаружив, что Гарри это понял, Шляпа немедленно прикинулась спящей.

– Мэм, – позвал Гарри.

Шляпа приоткрыла глаза, делая вид, что только проснулась.

– Да, сэр?

– Скажите, мэм… – чёрт возьми, как неудобно общаться с говорящей шляпой! – подумал Гарри, – скажите, мэм, могу ли я узнать, как вас зовут?

– Ну, вообще-то имени у меня нет, – задумчиво сказала Шляпа, – создавшие меня основатели не позаботились о нём, но мне нравится имя Виолетта! – Имя «Виолетта» Шляпа произнесла как «ВиолЭтта», жеманно налегая на «э». «Ну, слава Мерлину, у неё хоть есть имя», – подумал Гарри.

– Мадам Виолетта, – спросил он, – вы уже сочинили новую песню для распределения?

– Конечно! – ответила Шляпа, – я работала над ней целых две недели без сна и отдыха! По-моему, она удалась мне, как никогда. Вот послушайте…

– Минуту, мэм, – прервал её Гарри, – в этой песне будет упоминаться пророчество Сивиллы Трелони?

– Разумеется, – надулась Шляпа, – вся песня построена на нём!

– Это никуда не годится! – сказал Гарри, – вы что, не слышали? Министр Бруствер ясно говорил, что это совершенно секретная информация!

– Но…

– Ни в коем случае! И потом, подумайте сами, миссис Виолетта, зачем нам взваливать груз ненужной и опасной информации на детей? Проблема пророчества – это проблема взрослых, и никак иначе!

– Но я не успею придумать новую песню! – взвизгнула Шляпа, – распределение уже сегодня!

– Спойте какую-нибудь старую, какая вам больше нравится, – посоветовал ей Гарри, – наверняка вы их все помните. Только выберите такую, чтобы никто из нынешних школьников её не слышал. А я никому не скажу, обещаю.

Шляпа надулась и замолчала, но Гарри видел, что она задумалась, перебирая варианты в поисках самого удачного. Гарри про себя улыбнулся. «Она хоть и Шляпа, но всё-таки женского рода, а женщины тщеславны».

***

–Ну, – сказал Кингсли, – пора! – Он решительно открыл дверь, находящуюся за преподавательским столом, и первым вошел в Большой зал, за ним последовали остальные. Преподаватели, не спеша, рассаживались по своим местам, место директора, однако осталось не занятым – МакГонагалл села среди учителей.

Кингсли Бруствер, высокий, широкоплечий, седой, чернокожий, невероятно представительный и важный в парадной министерской мантии, подошёл к пюпитру, стоящему перед преподавательским столом. Шум в зале затих, все головы повернулись в его сторону.

– Приветствую всех, в очередной раз собравшихся в школе чародейства и волшебства Хогвартс! Поздравляю учеников и учителей с началом нового учебного года! Я – министр магии, меня зовут Кингсли Бруствер. Я прибыл к вам, чтобы сделать несколько важных объявлений. – Тишина в зале стала полной, все затаили дыхание, понимая всю важность того, что скажет министр.

– Прежде всего, я должен объявить, что профессор Минерва МакГонагалл, проработавшая в школе много лет в должности преподавателя трансфигурации, декана факультета Гриффиндор, а последние двадцать лет и директора школы, подала прошение об отставке, которое я удовлетворил. За огромные заслуги перед школой и всем волшебным сообществом Британии она награждается орденом Мерлина второй степени. Прошу вас, профессор! – Все дружно зааплодировали.

МакГонагалл вышла из-за стола, Кингсли вручил ей коробочку с орденом и поцеловал руку. Откуда-то сбоку тут же выскочил Невилл с огромным, очень красивым букетом цветов. Старая профессор трансфигурации приняла цветы, повернулась к залу и целую минуту молчала, рассматривая его и как бы стараясь сохранить в памяти до мельчайших подробностей. Все ждали, что она что-то скажет, но она молча поклонилась и села на свое место.

– Факультету Гриффиндор, очевидно, нужен новый декан, а школе – новый профессор трансфигурации, – продолжил своё выступление Кингсли. Теперь обратился в слух факультет Гриффиндор. Глаза детей перебегали по незнакомым лицам сидевших за столом людей. Кто? Вон тот бородатый крепыш, или сухощавый мужчина в очках с холодным и неподвижным лицом? А может, вон та женщина с модной стрижкой в дорогой изящной мантии? Или высокий, мрачноватый человек с огненно-рыжими волосами, сидящий с краю?

– Я рад представить вам доктора Гермиону Уизли, нового декана факультета Гриффиндор и профессора трансфигурации. – Гермиона встала и сдержанно поклонилась. В зале вежливо похлопали. Её не узнали. Конечно, все учили историю магических войн с Волан-де-Мортом, знали о похождениях знаменитой троицы, но детей сбила с толку фамилия Уизли, все слышали про Гермиону Грейнджер, а кто такая Гермиона Уизли, не знал почти никто. Сдержанную реакцию зала компенсировал Хагрид, который аплодировал, радуясь, как ребенок. На плече у Хагрида сидел боуги. Гермиона улыбнулась Хагриду и, получив букет от Невилла, села на место. «Похоже, супружество идет Долгопупсу на пользу, – усмехнулся про себя Гарри, – раньше он ни за что бы не догадался, что двум дамам нужно вручать два разных букета!»