Гать. Задержание
Шрифт:
Сонин кивнул.
— Ладно, топай.
Непомнящий закрыл за ним дверь и тяжело опустился на кровать. Включил приемник и какое-то время прислушивался к визгливому голосу, крутнул ручку настройки. В комнату ворвался голос диктора Совинформбюро. Непомнящий слушал долго, потом громыхнул кулаком по столу и выругался. Налил стакан самогона и залпом выпил, взял с хлеба колбасу и долго с отвращением жевал.
«Может, я не ошибся… — думал он. — Может, дойдет лейтенантик…»
В дверь постучали.
— Кто?
— Открой, это я…
Непомнящий рывком распахнул дверь. На пороге стояли Хлыст и высокий, парень
— Есть приказ, — не здороваясь, начал Хлыст, — переснять личные дела курсантов и преподавателей. Это фотограф, работать будет у тебя в помещении. Поможешь ему…
Непомнящий кивнул и, повернувшись, подошел к столу. Молча сгреб в сторону готовые документы.
— Можешь располагаться…
Фотограф работал быстро. Через час проявленная пленка висела на шнурке, предусмотрительно протянутом от стены к стене. Непомнящий молча наблюдал за ним, лежа в кровати. Фотограф просмотрел пленку, удовлетворенно хмыкнул. Снова зарядил аппарат и так же методично отщелкал и ее.
— Ты зачем дублируешь? — безразлично спросил с кровати Непомнящий.
— На всякий случай… Вдруг не получится первая…
— А… Ну давай, вкалывай. А я спать буду…
Через полчаса он храпел, а фотограф, проявив дубликат, стал неторопливо укладываться. Утром, когда Непомнящий собирался на построение, он вдруг заметил на столе два рулончика. Быстро развернул один. Улыбнулся, потом аккуратно завернул оба рулончика в огрызок газеты и сунул в карман. После построения он зашел к Хлысту.
— Вот. — Он положил на стол небольшой пакет. — Возьми… И на туфту меня не ловите… Кишка слаба.
Хлыст развернул газету, просмотрел пленку и кивком отпустил Непомнящего. Потом нажал кнопку звонка.
— Фотографа…
— Уничтожить дубликат! — Он окинул взглядом сутулую фигуру, вытянувшуюся перед ним. — Напиши докладную на мое имя… Шерлок Холмс хреновый! Нашел кого подозревать!
И все-таки Сонин нашел себе товарищей для побега, хоть было это просто невозможно. Два курсанта — Бирюк и Старик — явно были себе на уме. Сонин обратил на них внимание на занятиях по топографии. Случайно им попалась карта области. Курсанты добросовестно изучали ее, но по тому, как они изредка переглядывались, подмигивали, Сонин понял: то, что надо.
— Меня зовут Юрий, — негромко сказал он, когда они присели перекурить на поваленный ствол осины, — фамилия Сонин… Лейтенант… Где располагаемся, знаю… Вывести смогу… Идете?
Только безрассудная смелость и решимость молодости могли толкнуть его на такой шаг. Ошибка стоила бы ему жизни. Но Сонин решился потому, что мало-помалу к нему вернулось то, что необходимо бойцу: уверенность в своих силах.
Оба его собеседника переглянулись и только спросили:
— Когда?
Сегодня… Попробую достать оружие…
После ужина, когда все разошлись по комнатам, он решительно подошел к лежащему Леснику и сказал:
— Я знаю, что ты прячешь оружие.
— Я?
— Да, ты… — Сонин удержал его на постели. — Я собираюсь отсюда уходить… Или ты пойдешь со мной, или я тебя…
— Идиот, — Лесник, отстранив Сонина, подошел к знакомой половице. — Я сам хотел тебе предложить… Если не доверяешь… — Он мгновение в упор смотрел на Сонина, словно прикидывая, что сказать: —
На, возьми. Где встречаемся?— Будем выходить старой канавой. Она около лаборатории начинается — я все осмотрел…
— Понял, выходи первым, а я через полчаса.
Сонин открыл глаза — над ним склонилось бородатое лицо.
— Вы очнулись? Кто вы? Откуда?
Лицо спрашивающего человека было спокойно и приятно. Крутые брови с изломом, черты лица детские, взгляд синих глаз твердый и вопросительный.
События минувшего дня промелькнули перед глазами Сонина. Сначала то, как они выходили… Лесника почему-то не было. Они ждали его минут десять, потом Сонин, чувствуя какую-то непонятную тревогу, достал пистолет и внимательно его осмотрел — бойка не было: спилен.
— Ребята, — тихо прошептал он, — нас предали, надо немедленно уходить…
У них хватило ума не пойти старой канавой, но и уйти не удалось. Через полчаса пущенные по следу собаки вывели гестаповцев прямо на обессиленных беглецов. Потом их били… Потом Хлыст, помахивая пистолетом, вывел их за ограду. По бокам шли автоматчики. Сонин смутно помнил разбитую, медленно идущую навстречу заплетавшимся ногам лесную дорогу… Потом он помнил огромное отверстие дула автомата и брызжущий блеклый огонек из него… Потом кусты, наваленные на тело и больно колющие лицо… Смутно помнилось, как он перевалился через борт откуда-то взявшейся телеги и, шатаясь на дрожащих ногах, побрел прочь, стараясь ступать по краю канавы, чтобы ноги были в воде…
«Собаки не возьмут, — билось у него в голове, — собаки не возьмут… Уйду!»
— Кто вы, откуда, как вас зовут? — ровно и, как показалось Сонину, по-доброму спрашивал бородач.
— Я из гестаповской школы… бежал, — прошептал Сонин и, чувствуя, что может потерять сознание, лихорадочно зачастил: — Пусть записывают… скорее… я продиктую.
И почти в беспамятстве, жутким усилием воли заставляя открываться глаза и рот, он начал:
«Лоб крутой, нос короткий, на кончике слегка раздвоенный, лицо круглое, губы узкие, волосы темные, звание лейтенант, Кирпичников Митрофан Васильевич, кличка Верный…
Лоб узкий, покатый, нос прямой…»
Слова вылетали хрипло, надсадно, но отчетливо и медленно, словно память отдавала их нехотя, оставляя их за собой надолго, на всю жизнь.
— Андрей, — Реваз шлепнул на стол лист бумаги. — Росляков сообщает, что учитель выехал поездом Москва — Батуми. Билет взял до Махинджаури… Где будем брать?
— А что ваше руководство советует?
— Шеф сказал, что лучше не придумаешь — там и возьмем.
Лозового Андрей увидел сразу, как только тот вышел из вагона.
Кудряшов сидел за рулем красных «Жигулей» и делал вид, что внимательно читает газету. Машина стояла посреди площади, напротив Дома быта и подозрений вызвать не могла: день был в разгаре, и машин вокруг стояло много. Андрей подал знак, и тут же к Лозовому подошел Реваз, одетый в потертые джинсы и такую же куртку. На голове фирменная кепка.
— Здравствуй, отец, куда ехать, дорогой?
Лозовой быстро и цепко оглядел пария.
— Что ты смотришь на меня, как будто это я приехал отдыхать, а ты меня везти хочешь? — засмеялся Реваз. — Какой санаторий, отец?