Гавайи Миссионеры
Шрифт:
Мы уже снова здесь!
– радостно воскликнул мужчина, широким жестом предлагая своих спутниц экипажу брига.
Нет! Нет!
– в ужасе и смущении закричал Кеоки Кана- коа.
– Это прибыли миссионеры!
Мои девочки - хорошие девочки!
– не унимался муж чина, подталкивая своих красавиц к борту, как это вошло у него в привычку.
– Те девочки, которые плавать - нехоро шие. Болеть можно!
Боже Всемогущий!
– шепнул Эбнер брату Уипплу.
– Неужели это его собственные дочери?
В этот момент две девушки заметили старого матроса-ки тобоя, того самого, который спас "Фетиду" от неминуемой ги бели у Четырех Евангелистов. Очевидно, они помнили о его доброте и щедрости еще
пихнул девиц от себя, как поступает человек с назойливыми мухами, мешающими ему спокойно позавтракать.
Назад! Возвращайтесь назад!
– взмолился Кеоки на сво ем родном языке. Понемногу четыре красотки и их очарова тельная нагая матушка начали понимать, что на этом кораб ле, в отличие от всех остальных, в их услугах не нуждаются. В смущении они вернулись на каноэ, приобретенное на те средства, которые таким образом семейство наживало на мо ряках проходящих судов. Глава семьи, осознав, что сегодня заработка не предвидится, вздохнул и принялся грести к бере гу, увозя своих "работниц". Когда лодка поравнялась с плы вущими к кораблю девушками, мужчина, все еще не придя в себя от недоумения, крикнул им:
Поворачивайте! Девочки не нужны!
И ватага разочарованных красавиц-островитянок вернулась к берегу, где, не скрывая досады, принялась одеваться.
На борту "Фетиды" никогда прежде не видевший обнаженных женщин Эбнер Хейл, словно в тумане, обратился к своим друзьям:
– Да, на Лахайне придется здорово потрудиться!
В это время с берега на бриг отправились двое совсем других представителей острова. Поначалу появилось каноэ, что вызвало на берегу новую волну оживления, а Хейл заметил, что на корме и у носа лодки стоят слуги с жезлами, украшенными желтыми перьями. Среди возбужденной толпы неторопливо двигались двое самых огромных людей, каких Эбне-ру когда-либо приходилось видеть.
Это мой отец!
– прокричал Кеоки Канакоа миссионе рам, а затем, приблизившись к Хейлу, повторил специально для него: - Тот высокий мужчина - мой отец. Он управляю щий королевскими имениями.
А я-то думал, что он - король Мауи, - разочарованно вздохнул Эбнер.
Я этого никогда и не утверждал, - ответил Кеоки.
– Люди в Бостоне посчитали, что мне нужно так говорить, что бы произвести большее впечатление на американцев.
А кто эта женщина?
– поинтересовалась Иеруша.
Моя мать. Она считается главным вождем всех остро вов. Если моему отцу требуется посоветоваться с ней по вопро сам государственного управления, он должен вползать в ее жилище на четвереньках. Так же, как и я.
Выстроившись у перил брига, миссионеры наблюдали за тем, как огромная женщина наполовину перевесилась через борт каноэ, а толпа почтительных слуг помогала ей переместить гигантское тело в лодку. Мать Кеоки, длинноволосая величественная женщина свыше шести футов роста, благородной осанки, весила более трехсот фунтов. Ее обнаженная рука могла поспорить своей толщиной с телом любого из окружавших ее мужчин, а тело, обмотанное несколькими слоями разноцветной тапы, скорее подошло бы какому-нибудь лесному гиганту. По одному ее туловищу можно было понять, что эта женщина занимает очень высокое положение в обществе. Однако наиболее ошеломляющее впечатление производили ее груди, свисавшие двумя коричневыми громадинами поверх причудливого красно-желтого одеяния. Мужчины-миссионеры пораженно уставились на женщину, а она взирала на них с благоговением.
– Мы называем ее Алии Нуи, - с почтением в голосе про шептал Кеоки, немного растягивая титул своей матери: "али- и".
– Именно из нее истекает мана
Эбнер смотрел на своего молодого друга-христианина с изумлением, словно тот произнес что-то непростительно ошибочное:
– От Господа Бога, а не от алии нуи проистекает духов ность, - поправил он.
Молодой гаваец покраснел и поспешил пояснить:
– Когда всю жизнь прожил с одной идеей, свои мысли лег че излагать более привычными понятиями.
Эбнер снова нахмурился, будто все его занятия с Кеоки пропали втуне:
– Бог это не "более привычное понятие", Кеоки. Бог - не что настолько величественное, что стоит вне общего понима ния и не терпит обобщений и сравнений. Ты же не молишься Богу лишь потому, что он стал для тебя "более привычным по нятием".
Хотя Эбнер говорил презрительным тоном, глаза Кеоки наполнились слезами радости, и он постарался поскорее уйти от неприятного разговора:
Прости меня, брат Хейл, - сокрушенно вздохнул Кео ки.
– Я сказал не подумав.
Я считаю, будет лучше, Кеоки, - отозвался Эбнер, - если с этого момента ты станешь обращаться ко мне, как
прежде: преподобный Хейл. Твой народ может неправильно истолковать слово "брат" в этом смысле.
А разве мы уже не договорились, что всегда будем назы вать друг друга "братьями" и "сестрами"?
– неожиданно вмешалась в разговор Иеруша.
Так мы решили обращаться друг к другу только между собой, - спокойно объяснил Эбнер.
Но разве Кеоки - не один из нас?
– не отступала жен щина.
Я считаю, что слова "мы" и "один из нас" в данном слу чае подразумевают только тех, кто посвящен в сан и их жен, - рассудил Эбнер.
Когда тебя посвятят в сан, Кеоки, ты сможешь обра щаться к моему мужу "брат Эбнер", - убедительно произнес ла Иеруша.
– Но хотя это время еще не наступило, для тебя я все равно остаюсь "сестрой Иерушей".
– Она подошла к мо лодому человеку и добавила: - Твои отец и мать - очень кра сивые люди.
Огромное каноэ неспешно приближалось к бригу. Желтые перья на жезлах трепетали на ветру, и в эту минуту Хейлы впервые увидели отца Кеоки во всем величии. Он был не такого крупного телосложения, как Алии Нуи, хотя и дюйма на три выше своей жены, но внешность его по-настоящему поражала. Его волосы представляли копну черно-седых прядей, а коричневое лицо прорезали глубокие морщины, свидетельствующие о постоянном напряжении мысли. Под густыми бровями сверкали большие выразительные глаза. Его наряд составляли накидка из желтых перьев и подобие юбки из красной тапы. Особое внимание привлекал его головной убор - гладкая, плотно прилегающая к голове, похожая на шлем шапочка из перьев, украшенная гребнем, тянущемся от затылка до самого лба. То ли по таинственной прихоти истории, то ли благодаря изобретательности человеческого разума, этот шлем в точности копировал те, что венчали в свое время головы великих героев древности Ахилла, Аякса или Агамемнона. Только из-за того, что народ островов еще не знал металла, шлем отца Кеоки был сделан из перьев, а не из сверкающей меди.
Увидев на палубе "Фетиды" высокую фигуру своего сы на, великан Келоло проворно ухватился за спущенный ему канат и через несколько мгновений ловко запрыгнул на пло щадку, приставленную к правому борту брига, а затем так
же сноровисто одолел последнее препятствие и очутился на палубе. Эбнер был потрясен его подвижностью.
– Он весит, наверное, не менее трехсот фунтов, - прошеп тал он на ухо Иеруше, но она уже не слышала его. Глаза ее бы ли полны слез. Увидев, как нежно приветствуют друг друга отец и сын, как они трутся носами, обнимаются и искренне плачут, она сразу же вспомнила своих родителей, и поэтому благоразумно держала платочек наготове.