Гавайи Миссионеры

– Иеруша! Тебя не задело?

Не дождавшись ответа, он принялся раскидывать балки и обломки досок, которые с большим трудом были доставлены в этот дом. Наконец, из одного из полуразрушенных помещений до капитана донесся какой-то невнятный звук. Бросившись туда и отшвырнув остатки двери, Хоксуорт увидел Эбне-ра и Иерушу, молящихся среди обломков, оставшихся от их мирного обиталища.

Слава тебе, Господи!
– простонал он и прижал женщи ну к своему мокрому от пота и морской воды телу. Иеруша не сопротивлялась. Она лишь безразлично смотрела в лицо капи тана. Внезапно в глазах ее вспыхнул ужас: женщина увидела, как сзади к Хоксуорту приближается ее муж, сжимая в кула ке обломок ножа.

Нет!
– нашла в себе силы выкрикнуть Иеруша.

– Нет, Эбнер! Господь покарает его сам.

С неизъяснимым облегчением, не сравнимым даже с тем, которое она испытала, когда Эбнер, трясущийся от волнения, без посторонней помощи, принял у нее первые роды, женщи на увидела, как ее муж отбросил оружие. В ту же секунду ка питан резко обернулся и, заметив нож, обрушил кулак на бледное лицо миссионера. Тщедушный мужчина согнулся под тяжестью удара и отлетел к остаткам стены, разметав их. Сна ружи можно было услышать шум, производимый сопротив ляющейся капитану женщиной. Крики Иеруши, звавшей на помощь, внезапно заглушил вопль Хоксуорта, в руку которо го, скорее всего, вцепилась зубами жена миссионера. Когда Эбнер, наконец-то, смог подняться на ноги и, сжимая в кула ке обломок дерева, появился на месте происшествия, он уви

дел стоящего в дверном проеме капитана, пытавшегося остановить кровь, льющуюся из прокушенной руки. Потом, как будто ничего и не произошло, огромный капитан с сожалением заявил:

– В какое же жуткое место затащил тебя, Иеруша, твой муженек! Когда в последний раз ты примеряла новое платье?
– Он повернулся, чтобы уйти, но задержался и чуть ли не со слезами добавил: - Почему, когда мы с тобой встречаемся, ты постоянно беременна от этого идиота?!

* * *

Беспорядки продолжались еще трое суток. Девушки, которые преуспевали в классе Иеруши и находились сейчас примерно на половине пути между дикарками и цивилизованными женщинами, вернулись к безумным утехам с матросами, и спали с шестью, восемью, а то и десятью мужчинами в душных кубриках китобойных судов. Из винной лавки Мэрфи доносились веселая музыка, пение и слышались радостные пьяные крики. Пожилых людей, которые пытались не впускать в свои дома моряков, жестоко избивали и насильно забирали их дочерей на корабли. А во дворце лежала усталая, изможденная и ничего не понимающая Малама, которая, правда, успела приказать увести всех женщин в горы. Великая Алии Нуи с трудом переводила дух и все время хрипела.

На третий день погрома она вызвала к себе Эбнера и, напрягая последние силы, спросила его:

Как же все это вышло, мой дорогой учитель? Почему по лучилось именно так?

Мы все в какой-то степени животные, - объяснил свя щенник.
– И только законы Господа удерживают нас в рам ках приличия.

Почему же твои люди не живут по этим законам?

Потому что Лахайна много времени сама не имела собст венных законов. А если нет закона, людям начинает казаться, что им дозволено творить все, что заблагорассудится.

Если бы твой король узнал о том, что произошло тут у нас в эти дни... про пушку и сожженные дома... он бы принес свои извинения?

Он был бы просто растоптан и унижен, - подтвердил священник.

А почему происходит так, что и американцы, и англича не, и французы все заинтересованы в том, чтобы мы прода вали в своих лавках виски? И чтобы позволяли нашим девуш кам плавать на их корабли?

Это потому, что Гавайи еще не заявили о себе как о ци вилизованной стране, - пояснил Эбнер.

А твой народ пытается донести до нас цивилизацию, - слабым голосом спросила Малама.
– тем, что стреляет в нас из пушек?

Мне очень стыдно за мой народ, - в отчаянии признал ся Эбнер.

Именно этого момента так ждала Малама, и после длинной паузы она сказала:

Теперь мы с тобой равны, Макуа Хейл.

В каком смысле?

– насторожился миссионер.

Ты всегда говорил мне, что я не смогу достичь Божьей благодати без смирения, без того, чтобы признаться, что я за блудилась и живу во зле. Ты не стал принимать меня в члены церкви только потому, что заявлял, будто я не смиренна. Да, тогда я не была смиренной, Макуа Хейл. Вот что я скажу те бе: я действительно не была смиренной. И ты был прав, что не принял меня в свою церковь. Но знаешь ли ты, почему я не могла быть смиренной?

Почему же?
– заинтересованно спросил Эбнер.

Потому что тебе самому не хватало смирения. То, что ты делал, всегда считалось правильным. Мои же действия всегда оставались неправильными. Твои слова всегда справедливы, мои - нет. Ты заставлял меня говорить на гавайском, только потому, что сам хотел выучить его. И я не стала особо упраши вать тебя принять меня в церковь, потому что понимала, что сам ты, говоря о смирении, не обладал им. А сегодня, Макуа Хейл, когда форт уничтожен и твой дом разрушен твоим же собственным народом, мы стали равными. Наконец-то я могу назвать себя смиренным человеком. Я не могу действовать без Божьей помощи. И сейчас впервые я вижу перед собой по-на стоящему смиренного человека.

Величественная громадная женщина заплакала, но через несколько мгновений поднялась и встала на колени, оттолк нув в сторону своих убитых горем служанок. Затем Малама сложила руки для молитвы и произнесла с полным раская нием:

– Я заблудилась, Макуа Хейл, и я умоляю тебя принять меня в твою церковь. Я скоро умру, и мне хочется перед смер тью побеседовать с Богом.

С борта "Лаврового дерева" какие-то идиоты все еще продолжали стрелять из пушки по дому, в котором родители отказались отдать свою дочь морякам, а в западной части города уже горело несколько хижин. В винной лавке Мэрфи полным ходом шло веселье, и дочери Пупали по-прежнему находились в каюте капитана Хоксуорта. Именно при таких обстоятельствах Эбнер произнес:

Мы окрестим вас, Малама, и примем в свою церковь. Мы сделаем это в воскресенье.

Лучше это сделать прямо сейчас, - предложила Алии Нуи, и одна из ее служанок согласно кивнула. Поэтому Эбнер тут же послал за Иерушей, Кеоки, Ноелани, Келоло, капита ном Джандерсом и четой Уипплов. Им пришлось пробираться через группы бунтовщиков, которые не преминули посмеять ся над капитаном Джандерсом, который теперь уже перестал иметь какое-либо отношение к морю. Уипплам досталось за то, что они когда-то были миссионерами. Когда же доктор Уиппл увидел, в каком состоянии находится Малама, он встревожился.

Эта женщина серьезно больна, - заявил он, и, услышав это, Келоло расплакался.

Горестная кучка людей встала полукругом возле Мала-мы. Она лежала на полу и хрипела, испытывая при этом страшные муки. Вдали прогремел выстрел пушки, и с полсотни моряков, которые недавно насмехались над Уиппла-ми, подошли к воротам дворца. Не имея при себе Библии, Эбнер прочитал наизусть завершающие строки из книги Притчей Соломоновых: "Крепость и красота одежда ее, и весело смотрит она в будущее. Уста свои открывает с мудростью, и кроткое наставление на языке ее. Она наблюдает за хозяйством в доме своем, и не ест хлеба праздности". Затем он объявил всем собравшимся:

– Малама Канакоа, дочь короля Коны, познав благодать Божию, хочет креститься и стать членом святой церкви. Вы скажете ли вы свое желание, чтобы принять ее?

Первым заговорил Кеоки, за ним Джандерс и Уипплы, но когда дошла очередь до Иеруши, которая в последние дни осо бо оценила смелость Маламы в управлении островом, женщина

не стала произносить речей, а лишь наклонилась и поцеловала больную Алии Нуи.

– Ты моя дочь, - слабым голосом произнесла Малама. Эбнер перебил ее и сказал: