Гавайи Миссионеры

Что вы здесь возводите?
– поинтересовался я.

Небольшой домик, - уклончиво ответил один из них.

Для чего?
– не отступал я.

В остальных домах завелась плесень, - солгали они.

В каких других домах?
– попросил уточнить я.

Ну, вон в тех, - ответил один из кахун и махнул рукой в неопределенном направлении.

В каких конкретно?
– настаивал я.

На этот вопрос они не смогли мне ответить, поэтому я позволил себе пройти на территорию строительства и лично осмотреть дом. Он оказался достаточно просторным, с вполне добротными дверьми, окнами и даже двумя китайскими зеркалами в рост человека.

Это очень даже приличный дом, - заметил я, но кахуны, все как один, лишь пожали плечами, а кто-то даже заявил:

Обычный маленький домик.

В конце концов, мне пришлось отстать от этих лживых негодяев. Я стал исследовать дома, расположенные поблизости, один за другим, но запаха плесени нигде не почувствовал. Поэтому я вернулся к кахунам и снова начал допытываться:

Скажите мне, что вы здесь строите.

Дом, - просто ответили они мне на этот раз, и я снова ушел от этих конспираторов. Тем не менее, мне кажется, что они задумали что-то подозрительное. Правда, что именно, я пока что не знаю сам".

Эбнер как раз рассуждал об этих таинственных событиях, как вдруг в дверном проеме заметил цепочку из семи гавай цев, возвращающихся с гор и несущих с собой ветки маиле и большие букеты цветущего имбиря. Оставив перевод Библии, Эбнер поспешил к дороге и потребовал объяснений.

Мы ничего не знаем, - ответили островитяне.

Кто посылал вас в горы?
– настойчиво продолжал Ма ку а Хейл.

Мы не знаем.

Куда вы несете эти цветы?

Мы ничего не знаем.

Все вы знаете!
– раздраженно воскликнул Эбнер.
– Да же смешно утверждать, будто вы понятия не имеете, куда сей час направляетесь!
– И он похромал вслед за ними до самого порта, где гавайцы неожиданно разбрелись в разные стороны и отправились каждый по своим делам.

Взбешенный священник некоторое время молча стоял на жаре, пытаясь собрать воедино все улики, чтобы прийти к какому-нибудь логическому выводу. Затем, засунув руки в карманы пиджака, он отправился в магазин "Дж. и У.". Там, едва завидев Уиппла, он бесцеремонно начал:

Джон, что происходит в Лахайне?

А что ты имеешь в виду?

Я только что встретил семерых гавайцев. Они несли с гор цветы маиле и имбиря. Зачем это им понадобилось?

Почему ты не спросил у них самих?
– удивился Джон.

Я спрашивал, но они не хотят отвечать.

Наверное, это нужно для какой-нибудь церемонии, - высказал свое предположение доктор Уиппл.

Эбнер презирал это слово и одновременно боялся его. В его воображении сразу возникали всевозможные языческие ритуалы и сексуальные оргии, поэтому он осторожно поинтересовался:

– Ты хочешь сказать, что они готовят какую-то языче скую церемонию?

И тут Уиппл что-то припомнил:

Только теперь, когда ты заговорил об этом, я тоже могу рассказать тебе кое-что интересное. Два дня назад кто-то из капитанов китобойных судов попросил меня продать ему большое количество тапы. Обычно я могу достать сотню яр дов, лишь щелкнув для этого пальцами. На этот раз мне при шлось обойти с дюжину домов, и хотя там продолжали делать тапу, у них не нашлось и кусочка на продажу.

Что же они делают с таким количеством тапы?
– надав ливал Эбнер.

Все отвечали одно и то же: "Это для Келоло".

Услышав это, Эбнер рассказал доктору и об остальных своих наблюдениях. Вдвоем они попытались тщательно сопоставить все факты и сложить их в единую картину, но у них снова ничего не получилось.

Джон, что происходит у нас под носом?
– чуть не пла кал Эбнер.

Понятия не имею, - искренне признался доктор.
– Ска жи мне, Келоло и его дети давно были в церкви последний раз?

Все как всегда. Они ходят в церковь и продолжают оста ваться такими же набожными, как и прежде.

Я бы на твоем месте внимательнее присмотрелся к Кело ло, - засмеялся Уиппл.
– Это же старая коварная акула!

И весь остаток дня Эбнер провел в раздумьях. Теперь он был уверен в том, что на острове готовится какое-то серьезное событие, которое, однако, тщательно скрывается от него. Но отчаяние, овладевшее священником, было ничем по сравнению с тем состоянием, которое он испытал тем же вечером, когда откуда-то из долины до его ушей донесся приглушенный звук языческой барабанной дроби. Эбнер напряг слух, но тут все стихло. Затем барабаны застучали вновь, и Эбнер в ужасе выкрикнул:

– Так это же хула!

Даже не предупредив Иерушу о том, куда и зачем он уходит, Эбнер отправился на поиски злосчастного места, откуда неслись звуки давно запрещенной хулы. Миссионер пытался по эху определить, где же скрываются эти невидимые барабаны, и долго бродил от одного дома к другому, пока, наконец, не определил точно ту саму хижину, откуда и доносилась проклятая барабанная дробь. Торопливо продвигаясь по извилистой тропинке, Эбнер был полон решимости немедленно схватить похотливых любителей пирушек и веселья, чтобы сразу же и наказать их, как вдруг из-за высокого дерева вышел гаваец и, между прочим, встал на пути у миссионера, небрежно осведомившись:

Куда вы так спешите Макуа Хейл?

В том доме, как мне кажется, играют запрещенную ху лу!
– зловеще прошипел Эбнер. Но, наверное, этот островитя нин выполнял роль часового, потому что как только Эбнер во рвался в дом, он обнаружил внутри него только нескольких женщин, распевающих гимны. Барабанов нигде не было видно.

Куда вы их попрятали?
– взревел Эбнер.

Кого попрятали, Макуа Хейл?

Барабаны.

У нас нет никаких барабанов, - с обезоруживающей простотой объяснили собравшиеся.
– Мы пели гимны, гото вясь к воскресной службе.

Но когда он в следующий раз незаметно подкрался к тому же дому, то снова услышал бой барабанов. Тогда он поделился с Иерушей своими опасениями:

– В этом городе происходит что-то странное. И меня сводит с ума, что я никак не могу определить, что же это такое!
– Он даже не стал ужинать, а когда в небе появилась луна, сурово произнес: - Я не буду спать, пока не выясню, что за зло гото вится за моей спиной.

Несмотря на протесты Иеруши, он вырядился в белую рубашку, свой лучший галстук, фрак и касторовую шляпу. Затем, вооружившись на всякий случай массивной тростью, он вышел в теплую тропическую ночь и для начала несколько минут просто постоял молча под звездами и шелестящими пальмами, отчаянно пытаясь догадаться, что же происходит в его приходе. Однако на этот раз никаких подозрительных звуков он не уловил.

Поначалу миссионер даже подумал о том, уж не вздумал ли Мэрфи возобновить хулу в своей винной лавке, но когда он тихо подкрался к питейному заведению, то выяснил, что там царил полный порядок. Затем Эбнер направился к пирсу, подозревая в сговоре капитанов китобойных судов и Келоло, которые вместе могли устроить какой-нибудь развратный праздник. Но на кораблях, залитых призрачным лунным светом, царила тишина.

Затем, пока он так и стоял у дальнего конца пирса и наблюдал за кораблями, священник внезапно заметил краем глаза мерцающий огонек к югу от берега. Поначалу он не стал обращать на него внимания, подумав лишь: "Какой-нибудь ночной рыбак вышел на ловлю с факелом". Однако огонек не перемещался, как если бы находился в лодке, и встревоженный Эбнер пробормотал: