Гайдебуровский старик
Шрифт:
– А приметы? – я не отрывал глаз от Романа. Но его взгляд был неподвижен и не отвечал мне взаимностью. Он был устремлен за ледяное окно.
– Этакий холеный эстет. Даже красавчик. Гладко зачесанные светлые волосы. Прямая осанка. Ледяное спокойствие. Только болотные глаза с поволокой могут его выдать. Как-то сразу угадаешь в нем нехорошего человека. Знаете ли, глаза – это зеркало души. Как говорят мудрецы. Правда, настоящие его глаза редко увидишь. Он любит их менять. Так сказать, он сторонник современных методов. И любитель цветных линз. Да, еще одевается модно и дорого. Предпочитает шляпы и фирменные костюмы из дорогой ткани. Английской шерсти, французского шелка, итальянского хлопка. Нет, скорее, тяготеет к английскому костюму. Прекрасно одевается. У него для этого есть возможности, – угро почему-то вздохнуло. Видимо, у него не было такого костюма. – У тех, кто торгует вчерашним днем, всегда есть возможность хорошо жить сегодня, – угро
Мне показалось, что вот-вот он добавит: «С уважением. Сотрудник угро». Но трубка отрывисто запищала несолидным голосом. Угро так не пищит. А мне так не хватило вот этого единственного: «с уважением»…И почтенный, и долгожитель, и памятник, и даже легенда. Но только не с уважением. А ведь все, все меня называли и уважаемый, и глубокоуважаемый, и многоуважаемый. И мне так захотелось вдруг догнать сотрудника угро. Встряхнуть его за плечи и в лицо рявкнуть: «Ты меня уважаешь?» Интересно, чтобы он ответил? Может, он просто не уважает историю? Или тех, кто ею торгует? Или костюмы из английской шерсти в клетку? Я этого не узнаю. Голос не догонишь. Голос растворяется в пространстве. Или убегает по проводам. И звучит только один раз, даже если слова тысячу раз повторимы.
Я как-то мрачно посмотрел на Романа. И так же мрачно сказал.
– Это не Аристарх Модестович.
Дина легонько вскрикнула. И зажала рот ладонью.
– Значит, это убийца.
Она вскрикнула это как на сцене. Нет, скорее, как в научной лаборатории. Тихо, с чувством, даже с каким-то умиротворенным достоинством. И слегка зажала рот ладонью. Словно ее исследования наконец-то завершены. И она открыла сенсацию: на других планетах живут исключительно убийцы.
И я, как младший научный сотрудник (хоть и негоже с такой седой бородой) вслед за ней эхом повторил.
– Значит, это убийца. Он убил настоящего антиквара. И спрятал его тело. А потом убийство хотел свалить на меня. Подтасовать все улики. И предоставить тепленьким для угро. Заодно замалить свои воровские грешки.
– А ты, как дурачок, поверил, что он следователь. А он не следователь, а настоящий бандит. Дурачок.
Слово дурачок Дина повторила два раза. И тепло пронеслось по моему телу. А может, тепло было в комнате от полыхающего камина. А может, Дина просто хотела сделать мне приятное. Словно хотела сказать: что, ну и что, что ты весь седой морщинистый старик. Я-то знаю, что ты красивый и молодой. И помню тебя таким. И запросто, вот так с ходу, могу тебя назвать дурачком. Причем тут внешний вид? Действительно, причем? И все же я чувствовал, что внешний вид всегда (еще как!) причем.
– А что я еще мог подумать, Дина? Виновные удостоверения не требуют. Виновные верят каждому слову. Даже, если это слово идет от такого же виновного. Вора, например.
– И убийцы. И все же, где тело настоящего антиквара?
Мы с Диной одновременно повернули головы к Роману.
Он сидел так же неподвижно. И его волнение теперь выдавали разве что челюсти. Он настолько их стиснул, что, скулы стали ярче и острее. И казалось, вот-вот щеки лопнут. И раздастся хруст костей.
– Если ты сейчас же не признаешься, – я попытался подражать ледяному тону Романа. Теперь я был на его месте. Теперь я вел следствие. Но у меня подражать ему плохо получалось. Я не носил костюмы из английской шерсти. Но я попытался охладить свой тон. И придать ему английское спокойствие. – Если вы… Вы сейчас же не признаетесь. Я тотчас позвоню в угро. Первым делом, вас все равно арестуют. Вы в розыске. Вторым делом, есть свидетель, – я кивнул на Дину, – который слышал, как вы договаривались о грабеже антикварной лавки. Правда, мы еще не знаем вашего сообщника. И в– третьих… Возможно, это будет непросто. Но, учитывая предыдущие пункты, я сумею, нет, черт побери, я сделаю все, я разобьюсь, я умру, я…я еще постарею на сто лет, но докажу, что вы убили настоящего, глубокоуважаемого старожила, антиквара Аристарха Модестовича! И это из-за вас теперь мэрия поставит памятник ему не при жизни, а после смерти! И это из-за вас он не может быть внесен в книгу Гиннеса как самый старый житель земли. И префектура не повесит его на доску почета! И это из-за вас наш район не прославиться на весь мир! А у него были все шансы! Он был здоров как бык! И мог прожить еще сто, нет двести, а может и все триста лет! А сто лет – это так мало. Особенно сегодня. Когда невозможное возможно, – в конце своей гневной речи я смягчил тон и глубоко вздохнул. Словно меня до глубины души тронуло то, что в нашем районе так и не будет человека из книги Гиннеса. Мне даже захотелось расплакаться от обиды.
Я взял трубку. Раздались длинные гудки. Это гудело еще не угро. Пока оно не гудело. Вместе с трубкой я медленно, театрально и
слегка небрежно повернулся к Роману.– Где вы спрятали тело?
И тут он не выдержал. И тут он стал похожим и на пещерного человека, и на дикаря. Который не знал цивилизации. Понятия не имел, как водить людей за нос. И не щеголял в фирменных заграничных костюмах.
Он, как ошпаренный пещерным котлом, вскочил с места, опрокинув с грохотом стул. Его, всегда ровное, без единой ухабинки лицо с благородным бледным оттенком вдруг сморщилось, сместилось к носу и побагровело. Он закричал как истинный дикий человек из нашей планеты:
– Черт меня подери! Не было тела! Не было! Я вам клянусь! Клянусь всеми своими бабками! Клянусь своими отсидками! Своими лесоповалами! Клянусь своей молодостью! Клянусь, если хотите, самим стариком! Не было старика! Откуда мне знать, куда этот хрыч делся! Плевать я на него, по большому счету, хотел! Жмот проклятый! Нужно было его просто грабануть – и дело с концом! Так нет, жить хорошо захотелось, как и тебе! Официально, по документам, по протоколу хорошо жить! Чтобы не прятаться и не перебегать на другую сторону при виде милицейской формы! Да разве это жизнь! Одно название! Да и никогда я не жил среди вещей! Я от них всегда избавлялся! Мне много места нужно! Мне дороги нужны! Бескрайние! И на обочине каждой дороги – бар-казино! И непременно маленькая гостиница с хорошенькой горничной! Никогда я не сидел на одном месте! Тоска! Что б под тобой один и тот же диван. Над тобой одна и та же люстра. Рядом с тобой одна и та же женщина. А за окном одна и та же береза. Это ж повеситься можно! А тогда… Вот жадность взяла. Уже не просто к ценностям всяким. А жадность к одному месту. Думаю, а вдруг это и есть жизнь. И почему бы в таком виде ее не попробовать. Попробовал на свою голову. Но стукнул по голове старикашку. Только разок, правда, плохо помню, как все было. Как в тумане. Глобусом стукнул, прямо по твоему сценарию. И тело в подвал спрятал! А он, старый проходимец, взял и пропал! Живуч оказался! Или просто этим глобусом не убьешь, откуда я знаю. Или где-то он среди нас полумертвым бродит! Может, он вообще привидение! С него станется! Кажется, встретил бы его еще раз, все равно бы прибил! Прямо на месте! Хоть я и не мокрушник! И мухи не обидел ни разу, и таракана! Но не убить этого старого мерзавца, ей-богу, грех!
Боже, как умеют перевоплощаться люди! И так легко. Так бесстыдно. И так правдоподобно. Животным это не под силу, и растениям тоже. И мухам, и тараканам. Волк не сможет прикинуться собакой. Хоть они и похожи. А крапива розой. Хоть они и колючи. Нас, пожалуй, от мира природы отличает не разум. А умение искусно лгать. Впрочем, возможно, ложь и является основой разума.
Я смотрел на Романа и не узнавал его. Вроде тот же холодный аристократический взгляд. Тот же костюм английского покроя. Те же благородные черты лица. Но передо мной был обычный аферист. Какой же я болван. До сих пор верил в сказки.
Мне стало даже досадно. Ведь он так мне напоминал Кая из «Снежной королевы». Повзрослевшего Кая, которому так его сердце и не вернули. И вместо сердца – кусочек льда. Даже если этот лед похож на алмаз. Но с одной стороны меня это радовало. Ведь это я недавно заявлял, что в жизнь должна быть реальностью. А мистическими пусть остаются лишь сны. Но с другой стороны, я уже скучал по тому, безукоризненному, породистому следователю. С гордой походкой и высокомерным взглядом. От которого веяло и опасностью, и надежностью одновременно. А в-третьих, я уже начинал что-то соображать. Похоже, Роман когда-то попал в ту же ловушку, что и я. Так же не убил старика. И так же занял его теплое местечко, чтобы жить не просто хорошо, а очень хорошо. Но его, как и меня стала тяготить старость антиквара. Только я не мог взять в толк, почему он сумел сохранить молодость. В отличие от меня. Здесь обозначались явные расхождения в сценарии наших поступков, действий и эпилогов. Впрочем, я еще успею его об этом спросить. Ведь теперь я веду дело. И теперь он у меня в руках.
Я, как и положено, обвинителю, сложил руки у себя на груди. Не хватало жилетки. Мне снова так хотелось изобразить холодный аристократический взгляд, но не получилось. Английский костюм был на Романе. И сидел на нем бесподобно. Тогда я решил горделивой походкой пройтись взад-вперед по комнате. Но мешала сутулость. Болела спина. И ноги тяжелели. Молодость была для Романа.
– А зачем ты меня хотел подставить? – мой вопрос так и не зазвенел льдинками. Не умел я, черт побери, перевоплощаться!
– Да нужен ты мне! – Роман махнул рукой. – Впрочем, просто так с бухты барахты не следует убивать стариков. Старость следует уважать! Поэтому не зря я тебя проучил. Страх иногда идет на пользу! Теперь задумаешься, прежде чем на долгожителя руку поднимешь следующий раз.
– Следующий раз я скорее руку подниму на…
Я поднял руку и потряс кулаком перед носом Романа. Моя рука была морщинистой, вялой. И страха не вызывала. Роман расхохотался. У него по-прежнему была красивая белозубая улыбка. И металлический смех.