Гайдзин

Ах, Малкольм, Малкольм, какая чудесная жизнь нас ожидала, тебя и меня, я повзрослела бы без всего этого ужаса, клянусь, так и было бы.

Сделав над собой усилие, она стряхнула с себя меланхолию и позвонила в колокольчик на столе. Дверь открылась без вежливого стука, вообще без всякого стука.

— Мисси?

— Тайтай, А Со! — одернула её Анжелика, готовая к встрече с ней.

— Мисси-тайтай?

— Пришли Чена сюда, чоп-чоп.

— Васа кусыть здесь, внизу, мозет, мисси? Э, мисси-тайтай? Анжелика вздохнула от бесконечных уловок, которые находила А Со, лишь бы не называть её тайтай.

— Слушай ты, кусок ослиного помета, — произнесла она сладким голосом, — я сильнее тебя, и скоро я буду оплачивать все счета, и тогда ты станешь со мной очень любезной. — Она с радостью увидела, как черные глаза на плоском лице сошлись к переносице от злости. Как Малкольм объяснил ей, если, обращаясь к А Со, говорить не на пиджине, а на правильном английском, которого служанка не понимает, это заставит её сильно потерять лицо. Какая вывернутая логика у этих китайцев, подумала Анжелика. — Чен, чоп-чоп!

А Со, надувшись, удалилась, сердито шаркая ногами. Когда вошёл Чен, Анжелика сказала ему, что ей нужно доставить письмо в Британское посольство. Он кивнул, не произнеся ни слова.

— Чен, А Ток болеть, нет болеть, хейа?

— А Ток болеть. А Ток ехать Гонконг. — Чен махнул рукой в сторону моря. — Одинаковый как господин.

— О! — Анжелика почувствовала огромное облегчение и пожалела, что первая не подумала об этом. Несколько раз она замечала А Ток, прячущуюся в тени, её черные глаза были полны ненависти, из уголка рта стекала слюна. Она протянула ему письмо к Кеттереру. — Идти большой дом, сейчас же.

Он взглянул на имя, притворяясь, что может читать на языке варваров.

— Кусыть этот место одинаковый, хейа?

— Тайтай кушать это место одинаковый, хейа? Тайтай! Глаза Чена заискрились. Его рот растянулся в улыбке.

— Тайтай, кусыть этот место одинаковый, хейа? Тайтай-мисси?

— Ты тоже кусок ослиного помета. Наверное, я прогоню тебя — нет, это было бы слишком мягким наказанием. Я ещё подумаю о тебе. — Она улыбнулась. — Кушать внизу. Какая еда есть?

— Какая вы хочит, тайтай-мисси, мисси-тайтай? Услышав это, она рассмеялась и почувствовала себя лучше.

— Мисси-тайтай, тайтай-мисси, одинаково хорошо. Какая еда? Ваша еда, китайская еда, — вдруг объявила она, сама не зная почему. — Одинаково как вы, Чен. Китайская еда, номер один еда. Лучшая, хейа!

Чен ошеломленно уставился на неё. Это было крайне необычно. В прошлом она едва притрагивалась к кушаньям, которые так любил господин, чтобы доставить ему удовольствие, и ела европейские блюда, мясо с картофелем, пироги, хлеб, которые он и все китайцы считали пригодными только для животных.

— Еда господина, хейа? — осторожно спросил он.

— Еда тайпэна для тайтай господина! — Повелительно, подражая Малкольму, она взмахнула рукой, отпуская его, и повернулась к нему спиной.

Чен поклонился, встревоженный, и вышел, бормоча:

— Одинаковый как тайпэн есть еда, да, мисси-тайтай.

Мне необходимо развить вкус к китайской пище и хорошо разбираться в ней, подумала она, ухватившись за новую мысль. На тот случай, если я буду жить здесь часть года. Джейми говорил, что ему нравится китайская кухня время от времени, Филип отзывается о ней с большой похвалой, а Эдвард ест её постоянно...

Ах, Эдвард, Эдвард Многоликий, столько лиц и возможностей. Я не уверена на его счет. Если...

Если я произведу на свет сына, я буду счастлива тем, что частица Малкольма останется со мной навсегда. Я вернусь в Париж, потому что тогда у меня будет много денег, очень много. Тесс Струан с радостью спровадит меня подальше, и наш сын станет воспитываться наполовину как француз, наполовину как британец и будет достоин своего отца. Если родится дочь, я тоже уеду; в этом случае придется довольствоваться меньшим, но и этого будет больше, чем достаточно. До тех пор, пока я не встречу достойный титул и достойного человека.

Если мне не повезет и ребенка не будет, тогда я могу подумать об Эдварде, одновременно выторговывая у этой женщины мои вдовьи крохи — все это при условии, что Небесный Наш ошибается.

Ошибается, говоря мне, как мстительна и беспощадна эта женщина.

49

Суббота, 13 декабря

На следующий день море оставалось таким же серым, небо — тоже, но шторм выдохся. Дождь прекратился. Анжелика, Скай и Хоуг ждали в каюте катера, все ещё пришвартованного у причала Струанов; катеру уже давно было пора отправляться в Канагаву. В море за чертой залива на гребнях волн были видны белые барашки. Мрачное настроение, усугублявшееся резким сырым ветром, делало ожидание едва выносимым. Джейми и преподобный Твит опаздывали на полчаса.

— Ну что же они не поторопятся, — сказала она; нервное напряжение начало подтачивать её решимость. — Что их держит так долго?

— Нам не обязательно выходить слишком далеко в море, так что пока ещё это должно быть вполне безопасно, — произнес Скай слабым голосом: катер мягко поднимался и опускался, и его подташнивало. Мужчины были в цилиндрах, свитерах и плотных пальто,

Анжелика — в своём темно-зеленом костюме для верховой езды и сапожках, как более подходящих для морского путешествия.

Над каютой помещалась маленькая застекленная рулевая рубка. Боцман Тинкер облокотился на подоконник одного из открытых окон и попыхивал трубкой, слишком умудренный жизнью на море, чтобы задавать вопросы. Джейми Макфей просто сказал: «Завтра пораньше будь с катером у причала с полным грузом угля, только ты и кочегар понадежнее». Этого ему было достаточно. Остальное он и так скоро узнает, например, зачем разумным людям понадобилось выходить в море в такой день, когда всем разумным морякам лучше оставаться на берегу.

— Смотрите, вон он идет! — воскликнул Скай и выругался, не заметив этого.

Джейми был один, он спешил по Хай-стрит в их сторону. Прохожие здоровались с ним, удивленно хмурились и шли дальше по своим делам. Он запрыгнул на катер и закрыл за собой дверь каюты.

— Твит передумал, — объявил он, грудь его ходила ходуном, как и палуба.

— Чёрт бы побрал этого прохвоста, почему, он же согласился? — Скай был возмущен. Вместе с Джейми они решили, что лучше и безопаснее всего сочинить для священника такую историю, что в Канагаве умер рыбак-христианин, который перед смертью умолял похоронить его в море, и не возьмется ли он свершить обряд, остальное можно было бы сделать потом. Его хлопоты будут оплачены.