Газета День Литературы # 115 (2006 3)

Я частушки буду петь

Шуктиха ты шутиха, машутиха моя!

А как заходит русский спор,

Говорит, что он помор,

А когда достанут сало,

Говорит, что он хохол.

Ах, тырыла, бутырыла, мотырыла моя.

Ох, тырыла, бутырыла, мотырыла моя…

Он писал про самых разных.

Звал к согласию любых.

Белых славил он и красных,

А надо было — голубых.

Шутиха ты шутиха, машутиха моя.

Ох, шутиха ты шутиха, машутиха моя…

Вот подходит старость к двери:

Неужели шестьдесят.

Неужели и теперя

Не поверят, не простят.

Гирики, чигирики, магирики мои.

Ах, гирики, чигирики, магирики мои…

А теперь про Соловьёву — вон она там сидит смеётся, Лариса — жена его.

Ой, я в Перово жил хреново,

Можно было матом крыть.

Но Лариса Соловьёва

Научила говорить.

Ах, тырыла, бутырыла, мотырыла моя.

Ох, тырыла, бутырыла, мотырыла моя…

Дорогой мой друг Володя,

Ясным днём и чёрным днём,

Что в комоде, то и в моде,

Что имеем — то поём.

Ох, шутиха ты шутиха, машутиха моя.

Ах, шутиха ты шутиха, машутиха моя…

Нашу песню не повесить.

Нашу песню — не убить.

Нам пока что 6 по десять,

Лучше цифра 7 по десять.

Значит, так тому и быть!

И заканчиваю сибирской частушкой:

Как с высокого комода уронили Мазева.

Мне спасибо за частушки, а вам за пучеглазие.

Гирики, чигирики, магирики мои.

Ах, гирики, чигирики, магирики мои…

Дмитрий РОГОЗИН

Добрый день! Рад вас всех видеть. Нормально, когда юбилей русского писателя подталкивает нас просто к разговору о России и о том, в каком мире мы живём. Поэтому мы так и многословны, что каждый не может в двух словах объяснить, что для него Россия, что для него русская культура. И говорилось о том, что самые сложные времена у нас позади — это Россия 90-ых годов. Я с этим не согласен. Думаю, что в начале и середине 90-ых годов всё было понятно: там — Гайдар, на той стороне, и Бурбулис, и там танки, что стреляют по Верховному Совету. И там те, кто снабжает оружием чеченских сепаратистов. То есть было понятно, кто там. А те кто не там — они наши. Сейчас всё сложнее. Потому что сейчас вроде как идёт говорильня — по телевизору говорят вроде бы о патриотизме. Президент у нас читает Ключевского, когда едет в бронемашине. И вроде бы как теперь уже Ильин цитируется в Послании президента Федеральному собранию. Только почему-то реальные дела немного другие. И мне кажется, что это время гораздо более сложное, потому что это время идентификации. Другое слово не могу найти — самоопределения, поиска самого себя и отбрасывания шелухи.

Когда я учился в 9-ом классе одной из московских школ, меня пригласили на одну передачу. Она шла на учебном канале и называлась "Спорклуб". И там я был участником и зрителем одного интересного эксперимента. Нас посадили девять человек девочек-мальчиков на стульях в первом ряду, и мы были своеобразными подсадными утками. Нам объяснили, что десятый на последнем стуле не в курсе того, что сейчас будет происходить. А дальше один из нас должен был проходить несколько раз перед нами. Первый раз он прошёл, и второй раз он прошёл — один и тот же человек, с разницей в одну минуту. Первый раз когда он проходил, мы должны были давать ему оценку положительную. Говорить, что очень симпатичный человек, хорошо и опрятно одетый. Выражение лица приятное. Ну, 9-10 баллов мы ему давали. Потом тот же парень проходил мимо нас, и мы ему давали оценку чуть ли не противоположную: ботинки не чищены, костюм мятый — ну, так сказать, на 3-4 балла, максимум, натягивали. Десятый, сидящий в нашем ряду, должен был фактически подтвердить то, что говорили остальные девять до него. То есть исследовался момент социального влияния общества на конкретную личность. Подавляется ли девятью предыдущими мнениями десятая личность, или не подавляется. Поразительная вещь: практически все, кто были десятыми, соглашались с оценкой девятерых. Это меня потрясло, я на всю жизнь запомнил, каково влияние общества на человека, влияние социума, толпы, если хотите, тем более когда толпа заряжена, заражена определённо этим влиянием и целенаправленно пытается надавить на личность. Русских сегодня в России не большинство, потому что нация определяется не количеством людей, которые проживают в стране, а качеством, прежде всего умением понять свою собственную судьбу, понять национальную идею, разделить её и сделать всё, что полезно для страны. Поэтому я считаю, что национальная идея для нас — это, прежде всего, какой-то элемент разумного национального эгоизма сегодня. Надо делать только то, что полезно стране в экономике, во внешней политике, в культуре. Вот полезны, положим, русские писатели сегодня, чтобы осознать миссию России, значит они должны быть показаны по телевизору, и как можно чаще. Почему я вам говорил по поводу этих девяти из десятерых? Потому что сегодня, пока меня не запретили на телевидении, я ходил на разные шоу там к господину Познеру, к другим нашим "американцам", с их паспортами нерусскими на телевидении вещающим. Там обязательно для массовки есть кто-то, кто стоит за сценой. И кто начинает хлопать для того, чтобы хлопали все остальные. Недавно рекламу у нас стали показывать: сзади смех, записанный смех. То есть этим баранам, которые смотрят телевизор, надо объяснять, когда смеяться: так думают те, кто руководят телевидением. Смотрите, что сделали с нашим телевидением. У нас огромная страна, столько часовых поясов. У нас просто одной газетой не накрыть эту огромную стану. И здесь роль телевидения огромна. Они же используют его, чтобы людей отвадить от думания, от мысли. Из чего сегодня состоят информационные выпуски и вообще всё вещание телевизионное? Первое — это Путин, Путин, Путин, Путин… Который встречает министров, выслушивает их внимательно, даёт указание: обратите внимание на детей, обратите внимание на ветеранов. Это добрый президент, до него можно даже дозвониться, когда раз в год он общается с народом. Если не дозвонились — извините. А кто дозвонился — тому и квартира, а может быть даже и гражданство для офицера, который в Таджикистане долгое время воевал с бандитами в рядах российской армии, и оказался не гражданином российским. Ну, тот-то получит гражданство. Все остальные, правда, не получат. А всё остальное время на телевидении — Петросян и компания. То есть страна ржёт постоянно, все остальные проблемы уже решены — всё хорошо, всё замечательно. Оказывается, мы хорошо живём, мы вернули себе статус, мы вернули себе все утерянные территории: Крым, Приднестровье, Абхазию, Южную Осетию. Оказывается, мы всё уже решили: у нас у власти национальное правительство — теперь можно и посмеяться. На самом деле происходит следующее: отбивают охоту не заниматься политикой, нет, а охоту думать, охоту понимать, в каком положении находится страна. И это целенаправленная политика, и это худшее время, чем то, которое было в начале 90-ых, поверьте мне. Там всё было проще — чужой-свой, а здесь намного хуже. И не понимаешь, как постепенно ты становишься дебилом, как становишься человеком, теряющим ощущение себя во времени. Года три тому назад я написал для президента справку одну. Называлась она "Особенности поведения представителей федеральных сил на территории чеченской республики во время проведения антитеррористической операции". Как разговаривать с чеченской женщиной, со стариками, как входить в дом, в жилище, как выходить из дома. Если попал в плен, как выжить, как относиться к исламу, к мюридизму как особой ветви понимания чеченцами ислама. Как свою веру сохранить, даже в плену находясь, православную веру свою, как уберечь её. Когда я принёс эту справку главе государства и всем силовикам — я лично принёс — они все прочли и спросили: а где взял? Откуда материал? А я говорю, что материал то всем давно известен — это Лермонтов, это Лев Николаевич Толстой. Всё давно уже известно, всё, что происходило и происходит на Кавказе. Мы всё это проходили в истории своей. Мы столько крови пролили наших предков на Кавказе и на других огромных российских территориях, и непонятно, почему сегодняшняя власть делает вид, что она не знает как себя вести. А не знает как себя вести по одной простой причине — потому что они Иваны, родства не помнящие. Они не знают русской культуры, русской литературы. Для них другие газеты важны — вот "Комсомольская правда" для них важнее. Недавно вот здесь мы вспоминали бывшего главного редактора "Огонька" и сидели нынешние сотрудники "Огонька", которые морщились, когда я выступал с этой сцены. Но чего морщиться-то, ведь на самом деле их прессу читать нельзя, их телевизор включать нельзя — потому что мы теряем самое главное: ощущение личности своей. И поэтому и теряем мы своих мальчишек на Кавказе, потому что не понимаем того, что есть великая русская культура — подвиг России, история тысячелетняя России и история, которая будет длиться в будущее. Они отбивают у нас охоту ходить на выборы. Потому что нормальный, приличный, уважающий себя человек не ходит на выборы, оттого что знает, что всё это обман. И в этом есть противоречие патриотических организаций, которые идут на выборы и пытаются выбрать русского человека, но не верят в эту технологию и знают, что их точно обжулят, как обжулили и с отпуском цен, и с дефолтом. И во многом, многом другом.

Но, дорогие мои русские люди, мы должны доверять друг другу, быть терпимее, прощать друг друга, потому что мы — меньшинство, нас мало. И Россия наша сокращается сегодня не только по миллиону в год численно. Вот в прошлом году только от передозировки наркотиков умерло 100 тысяч человек, вдумайтесь в эту цифру, так скольких же из нас всего не стало в ушедшем году? Если только 100 тысяч от передозировки умерло? Страна без границ — у нас граница с Казахстаном открыта. Страна наводнена нелегальными эмигрантами. На рынках, строительных площадках мафия, этническая мафия. 60% всех преступлений против личности нелегальными эмигрантами совершено. А когда мы начинаем говорить об этом — то вот они фашисты, вот они ксенофобы. А ну подпиши антифашистский пакт, а если не подпишешь, ты фашист. А с кем я его должен подписывать? С Жириновским что ли? Фарс в этом и состоит. От политики осталась одна пародия, подражание. От литературы? — кого сегодня показывают? Кто они эти "великие" литераторы, сидящие у Познера и в других передачах. Те, кого читать нельзя, потому что там матерщина и пошлость. Почему по телевидению не видим тех людей, которые здесь в этом зале сидят? Почему у нас нет возможности работать через телевидение, через средства массовой информации. Через настоящие учебники литературы воспитывать молодое поколение? В этом есть главное противоречие современной жизни.

Поэтому, дорогой Владимир Григорьевич, дорогие друзья, все, кто пришёл поздравить юбиляра — здесь случайных людей наверное нет, — хочу вам пожелать — надежду не терять. То, что мы здесь и нас не так уж и много, — ничего не означает. На самом деле нас очень много. Я вчера вернулся из Воронежа, до этого был в Курске, до этого был во вторник в Волгограде, сотни людей — забитые залы — приходят на встречи. Они может быть что-нибудь не понимают, они давно не слышали нормального русского слова, давно не читали нормальной русской книги, но они всё изнутри понимают, потому что в народе нашем убить русскую почву, русскую культуру невозможно, она с молоком матери в нас впиталась.

И мы — победим. И вернём себе Россию. Мы вернём её себе…

Юрий ПОЛЯКОВ

Дорогие друзья!

Я считаю, что юбилей Владимира Бондаренко — событие общенациональное, культурное событие, потому что прежде всего он крупнейший современный критик. И, может быть, иногда за его бурной общественной деятельностью, за его подвижнической деятельностью как заместителя редактора Александра Проханова в "Завтра" и главного редактора своей газеты "День литературы" немножко скрывается вот эта истина. Но, тем не менее, сегодня мы прежде всего отмечаем юбилей выдающегося современного критика, который в годы, когда были разрушены все иерархии, когда с помощью средств массовой информации, прежде всего электронных, пытались объяснить народу, что плохая литература — это хорошая, а хорошая — это наоборот плохая, ненужная. Когда абсолютно бездарные люди, которым я придумал название "пипы", то есть не писатели, а персонифицированные издательские проекты, которые не являются ни писателями, ни литераторами, навязывались чуть ли не как властители дум, как национальные гении. Когда они представляли нашу страну за рубежом так, что уши горели от стыда, когда мы слышали, что они там говорили, причём выезжая за границу за наш с вами, за казённый счёт. В это время было очень немного людей, которые, с одной стороны, остались верны своим принципам и пытались в той политической борьбе отстаивать наши национальные ценности, нашу национальную гордость, наши государственные интересы, а это требовало бойцовских качеств, это требовало в какие-то моменты, особенно в 91-ом, 93-ем, скажем, году и чёрно-белого мышления, потому что борьба есть борьба. И в то же время в этой борьбе Владимир Григорьевич не утратил вот этого целокупного взгляда критика на литературный процесс. Он не выбросил из своей картины литературной жизни, как это, к сожалению, сделали многие его единомышленники, ту часть литературы, тех писателей, которые в те годы, скажем так, повели себя постыдно или необдуманно. Всё-таки он продолжал анализировать литературу как единый процесс. Если вы посмотрите его книги, его критические статьи, его очерки, которые выходили в то время, вы увидите, что там представлены критические работы об авторах самых разных направлений. Я думаю, много сегодня говорили и о бойцовских качествах, и о смелости, гражданственности, о мужестве, о человеческом мужестве Владимира Григорьевича, который после тяжелейшей болезни продолжает везти на себе этой общественно-литературный воз, но меня прежде всего в нём поражает именно вот эта способность сохранить в этом чаду борьбы всё-таки полифонический взгляд на литературный процесс, понимание всех его сложностей, всех его противоречий, и того, что через пятьдесят лет многое будет воспринято и оценено по-другому. Это и есть исторический взгляд, который дан только очень крупным, по-настоящему крупным критикам и литературоведам.