Газета День Литературы # 115 (2006 3)

Сильная личность — это не просто человек поступка, а поступка общественного, когда личность реализует себя через реальные дела общегосударственного, общенародного содержания. Сильный русский характер не имеет ничего общего с суперменским, американским, эгоцентрическим.

Комплекс суперменства, по Бондаренко, присущ и Тимофееву-Ресовскому, главному герою романа Д.Гранина "Зубр", и лирическому герою ряда циклов песен В.Высоцкого. Так, героя известной альпийской песни последнего критик оценивает с позиций традиционных национальных ценностей, в контексте судеб солдат, штурмовавших Берлин, участников афганской войны, крестьян-тружеников, честных писателей. И герой Высоцкого подобной проверки не выдерживает в силу своей жестокости по отношению к людям, "горной элитарности", избранности.

Как свидетельство глубины понимания сути проблемы и уровня мышления Бондаренко воспринимается то, что многие оценки критика 18-летней давности оказались пророческими, а то, на что обращал внимание Владимир Григорьевич, не утратило своей актуальности и сегодня: "Надо отделить великую жажду общества в сильных, пассионарных личностях, общественных по внутренней сути своей от избранных прорабов духа, отбирающих себе подобных по какой-то мало кому доступной способности. Этим исключительным критерием могут быть не обязательно горы (повторю: песня — символ, метафора), могут быть большие деньги, высокий рост, цвет глаз, увлечение тем или иным искусством, сексуальная особенность, даже талант".

Здесь же В.Бондаренко высказал мысль, которая в год 60-летия Победы стала лейтмотивом в статьях некоторых "правых": войну выиграли не смершевцы и Штирлицы, а рядовые солдаты. В первую очередь, крестьяне — уточнил эту мысль в 2003 году В.Бондаренко в блистательной и во многом неожиданной статье "Курский шлемоносец Евгений Носов", которую можно отнести к вершинным достижениям в творчестве Владимира Григорьевича и русской критики последнего пятидесятилетия вообще.

Большой резонанс вызвала и следующая статья Бондаренко "Разговор с читателем" ("Москва", 1988, № 9). В ней автор, пожалуй, первым утверждает, что вся критика 60-70-х годов грешила идеологическими ярлыками, цитированием классиков марксизма-ленинизма, руководителей государства. Правда, и это закономерно, В.Бондаренко чаще всего ссылается на публикации в "Новом мире" и "Юности", что соответствует частоте и степени греховности "левых", которые по-разному уводили читателя от традиционных национальных ценностей, от истины. Уводили под знаменами "шестидесятничества", космополитизма, русофобии, неоленинизма, социализма с человеческим лицом, конвергенции, диссидентства, нравственного и духовного релятивизма и т.д.

Понятно, что в разговоре о борьбе между "Новым миром" и "Молодой гвардией", который ведется в данной статье, симпатии В.Бондаренко на стороне "правых". Однако это не мешает критику быть объективным, максимально стремиться или действительно находиться "над схваткой", что дает возможность видеть слабости всех противоборствующих сторон. В.Бондаренко, в частности, справедливо замечает: "Приемы, используемые ими: будь то В.Вороновым в "Юности", А.Дементьевым в "Новом мире" или авторами письма одиннадцати, не всегда украшают их биографии…".

В то время практически все "правые", ведя речь о "Новом мире" 60-х годов, противопоставляли "народному" Твардовскому ущербных критиков и сотрудников журнала, Александра Дементьева прежде всего. В.Бондаренко же не просто убийственно точно характеризует статью Дементьева "О традициях и народности" (что в том же году в очередной раз сделал М.Лобанов и в следующем году — В.Кожинов), но и утверждает: "Такая идеологически разгромная статья — дело рук не одного критика, а всей тогдашней редколлегии во главе с Твардовским".

Сейчас, когда опубликованы рабочие тетради Александра Трифоновича и дневники В.Лакшина, появились дополнительные — документальные — доказательства правоты В.Бондаренко. К тому же, стало очевидным, что позиция Твардовского по отношению к своим оппонентам была еще более радикально-негативной, оголтело-неистовой, чем позиция А.Дементьева.

В.Бондаренко, одним из первых преодолев миф о Твардовском-редакторе, остался в плену другого не менее устойчивого, распространенного и ошибочного стереотипа о творчестве поэта. Так, через 10 лет в статье "Дворянин из барака" критик называет Твардовского в ряду писателей, утверждавших русскую идею в своем творчестве. Данный стереотип в последние 15 лет опровергают немногие: Алексей Марков и Михаил Лобанов прежде всего.

Конечно, и Бондаренко ? сын своего советского времени, что накладывает идеологический отпечаток (не такой, правда, концентрации, как у большинства современников) на его "ранние" статьи. В них критик периодически съезжает на социалистические, ленинские "рельсы". Так, в "Очерках литературных нравов", справедливо говоря о "дубине классового подхода", основном оружии Ю.Суровцева, П.Николаева и других неорапповцев, об урезанных, подогнанных под себя ленинских цитатах в статьях В.Оскоцкого, В.Бондаренко неожиданно для меня "большевеет": "Мы знаем ленинскую конкретность, точный посыл в той или иной ситуации"; "становится стыдно перед памятью вождя революции"; "поосторожнее бы нам обращаться с великим ленинским наследием…".

Искренен в данном, как и в подобных случаях, В.Бондаренко или это своеобразная косметическая дань времени, антураж, необходимый для того, чтобы смягчить детонацию от взрывоопасных статей? Не знаю. Более очевидно другое. Во-первых, эти ленинско-социалистические вкрапления не меняют русской направленности работ критика. Во-вторых, он был одним из первых "правых", кто открыто призвал отказаться и отказался от этого наследия.

С конца 80-х годов В.Кожинов, А.Ланщиков, В.Гусев, А.Казинцев, Л.Баранова, П.Горелов и некоторые другие "правые" по разным причинам почти или полностью уходят из критики. Об этом явлении с 1992 года по 2005 годы неоднократно говорил В.Бондаренко. Оно вызывает у критика тревогу, в первую очередь, потому, что в это время всегда активные "левые" выстраивают такую культурологическую модель, пишут такую историю литературы, в которой русские по духу деятели культуры и писатели либо отсутствуют, либо представлены извращенно-негативно. Примеров, подтверждающих правоту В.Бондаренко, более чем достаточно.

"Правые" отступники от критики свой уход или молчание аргументируют преимущественно в духе А.Казинцева: "Когда трупы выносит в море, не до наслаждения красотами природы и литературы тоже" ("День", 1992, № 18). Конечно, жаль, когда один из самых талантливых критиков своего поколения уходит в публицистику. Но главное, А.Казинцев продолжает столь же профессионально и еще более активно отстаивать русские интересы и идеалы. Поэтому к такой "измене" относишься с пониманием.

Совсем другую реакцию вызывают авторы, которые "изменили" критике с властью (с Юрием Лужковым, как Павел Горелов), либо практически замолчали. Аргументы последних, Л.Барановой например, сводящиеся к известной формуле "на войне как на войне" ("День", 1992, №18), не убеждают.

Не убеждают прежде всего потому, что "война" началась не во второй половине 80-х годов или в начале 90-х, а гораздо раньше. И если кто-то этого не понимает, пускай обращается к свидетельствам участников не всегда видимой "войны": славянофилам и Ф.Достоевскому, Н.Страхову и К.Победоносцеву, В.Розанову и М.Меньшикову, А.Блоку и С.Есенину, М.Булгакову и М.Шолохову, Ст.Куняеву и Л.Бородину, М.Лобанову и В.Кожинову и многим, многим другим. Во-вторых (и здесь правы Бондаренко и поддержавший его В.Личутин), критик, как и писатель, в любое время должен творить.