Газета День Литературы # 58 (2001 7)
Шрифт:
— Держать строй! — прерывая гул, раздался грозный рык джасыбыла, распорядителя охоты.
Аргас невольно глянул на младшего сына, который скакал по левую от него руку: молодые в нетерпеливости часто вырываются вперед, нарушая цепь. Нет, его Мэргэн мчался, будто воин в бою, припав к гриве, чуть склонившись с коня, цепко глядя перед собой, устремленный вперед, но не нарушал строя. Теплый, собачий язык нежности лизнул сердце Аргаса, и старик мысленно ругнул себя: старуха мать и без того заболовала меньшенького, как говорят, поскребыша, и сам он с ним не по-мужски мягок…
Откуда-то из под ног коня выскочил
Третья стрела с пестрым оперением настигла во всю прыть мчавшегося зайца.
— Хороший выстрел, — похвалил отец. — Но почему не выжидаешь, когда заяц присядет?
— Хотел проверить себя.
Сын, пытаясь скрыть радость, торжество победы — ведь он опередил отца, старого охотника! — степенно спустился с лошади, собрал стрелы, добычу привьючил к седлу. Аргас же вновь подумал: надо строго наказать старухе, чтобы не потворствовала своему любимчику Мэргэну… А то, может, отослать его к старшему, в железные руки?..
— Тот, кто может сразить бегущего зверя — хороший стрелок. Но хороший стрелок — это еще не хороший охотник, — проговорил Аргас, пришпорив коня.
Мэргэн после этого сразил од
ного за другим еще двух зайцев и трех тарбаганов, стреляя только в бегущего зверя. Движения его были стремительны, точны, глаз необыкновенно цепок. Отец, вида не подавая, с радостью принимал свое поражение в этом негласном споре с сыном.
Меж тем кольцо охотников сужалось. Смыкая ряд, они стали продвигаться совсем медленно, стреляя в мечущуюся дичь. Аргас замечал: с десяток стрел метнулись в бегущего наперерез кулана, но впилась ему в бедро одна, знакомая, с пестрым оперением…
По цепи охотников передали приказ остановиться. Наступало время настоящей, большой охоты. По обычаю, право первых выстрелов принадлежало тойонам и уважаемым старикам. Аргас, все более охватываемый звериным предощущением добычи, молодея от азарта, уже выбирал, метил цель, ожидая команду.
— Сегодня право первой охоты получат юноши, впервые вставшие в стремена рядом со взрослыми, — раздался голос распорядителя охоты Мухулая.
Мальчишки, среди них и Мэргэн, выехали вперед. Ах, как горели глаза их, с какой единодушной верноподданностью устремлялись взгляды в сторону Мухулая, как играла в юнцах каждая жилочка!.. Глядя на них, Аргас заново переживал давно знакомые ему, понятные чувства, тем более что среди подростков был и его младшенький…
Молодых разбили на арбаны — десятки, назначили арбанай-тойонов — десятников. Мэргэн стал одним из арбанай-тойонов. И на глазах, как по волшебству, из ликующих юнцов мальчишки превратились в организованных, собранных, суровых охотников-воинов.
— Кюр-р! — сорвал их с места клич, зовущий вперед. Ряды устремленных к цели юных охотников были подобны монолиту. И так же чеканно, на едином дыхании, по новому приказу они встали как вкопанные. Звери, стиснутые в кольце, притаившиеся в зарослях тальника, словно в такт людскому движению, затравленно бросились в разные стороны — прямо на охотников. Окрестность пронзил запальчивый посвист стрел!..
— Хар! — прогремела команда. Юноши
бросились назад, по своим местам. Вновь быстро образовали строй. Запоздавшую десятку джасыбыл пригрозил отстранить от охоты…В дело со всей мощью вступали опытные охотники (…)
Скоро загремел бубен, возвещая о конце охоты. Аргас наконец-то разыскал глазами Мэргэна: тот, совсем, кажется, забыв об отце, скликая свою десятку, как и положено, направлялся к центру на построение…"
Не правда ли, очень живая, как бы списанная с натуры картина! И если бы не тюркские имена и термины, то она чем-то до боли знакомым напомнит многим сцены русской охоты, азартной погони за зверем, — ностальгическая нота дворянских утех прошлого века в русской прозе… Но есть в этом фрагменте романа и другое, более важное для понимания задачи автора. Просмотрите, как точно строится линия отношения старого и опытного воина-отца к охотничьим (читай — воинским) умениям и успехам сына и других юношей. Да, на его глазах "… как по волшебству, из ликующих юнцов мальчишки превратились в организованных, собранных, суровых охотников-воинов". А как при этом горели их глаза и с "какой единодушной верноподданностью" устремлялись их глаза в сторону их командира джасыбыла — распорядителя охоты! Вот вернейший рецепт из времен стародавних воспитания в мальчишках самых настоящих и необходимых воинских качеств и навыков. (А вспомним-ка сцены охоты в романе Льва Толстого "Война и мир": не так же ли мчались русские юноши, испытавшие азарт и бесстрашие погони за зверем, на полях сражений в Отечественной войне 1812 года?) Все это невольно заставляет задуматься о положении в современной армии, в которую силком загоняют обритых наголо, словно каторжан, пацанов, пуганных уже "на гражданке" рассказами о зверствах «стариков», об издевательствах, голоде и бесправии, царящих там…
Пример разительного отличия "работы с молодежью" — в органичном, природном воспитании монгольских воинов "дикой степи". Он также представлен нам в романе талантливого современного писателя Николая Лугинова и, как мне кажется, должен быть востребован современными государственными мужами, прямой долг которых — строить здоровую и боеспособную российскую армию, а не поставлять в горячие точки нашей родины непригодное к ведению боевых действий "пушечное мясо" — наших с вами детей… И здесь бы государственным мужам обратиться за советом к писателю. Самое время!
Разумеется, то на чем я остановился подробно — только одна, хотя и очень важная на мой взгляд, линия романа. Это лишь один из "краеугольных камней", на которых возведена величественная империя монголов. Постигая ее законы, возводит архитектурное сооружение романа по-восточному мудрый человек. Писатель предваряет каждую главу текстом, почерпнутым из древних памятников письменности. Мне хочется привести в заключение одну из его многоговорящих цитат, важных для понимания задачи автора.
“Мы здесь. И всегда будем. А вы?..
Откуда вы родом? Где берут начало ваши кровные корни?
Не знаете?! Не помните!?
О, бедняги, сироты несчастные без роду, без племени, забывшие свое имя, перекати-поле, не ведавшие предназначения, утратившие судьбу, бродяги заблудшие…
…Но все равно, несчастные, они — наши.”
Из легенды о древнемонгольских вождях