Газлайтер. Том 14

Вдруг просыпается мобильник. Номер незнаком.

— Ну кто ещё?! — раздражённо спрашивает начальник Охранки.

— Ещё графиня Лариса Вещая-Филинова, — мелодичный голос красавицы-жены Данилы звучит непривычно сухо и жестко. — Владислав Владимирович, я звоню узнать, какие меры вы приняли по вызволению моего мужа из римской тюрьмы.

— Кхмхм, мы этим уже занимаемся, — отвечает Владислав, немного растерявшись от тона графини и сам этому удивившись. — В любом случае без официального обвинения Рим не может задерживать иностранных подданных свыше двадцати четырёх часов. Римские силовики поддерживают с нашим посольством связь и, по их словам, они не собираются нарушать собственные законы. Римляне не посмеют также и залезать Даниле в голову. А иначе Рим сам себя подставит: мы объявим ему войну, а другие страны разорвут с ним дипломатические отношения.

— Двадцать четыре часа — слишком много, Владислав Владимирович, — произносит главная графиня. — Вы сами это знаете. Знаете, каким знанием владеет мой муж.

— Вы правы. Знаю, а потому мы делаем всё, что в наших силах по вызволению Данилы.

— Спасибо, буду ждать вестей.

Владислав цокает языком. Мда, вот это тебе мутантка из деревни. Где там, по донесениям, Данила её откопал? По социальному интеллекту явно превосходит многих аристократок. Ух, ладно, надо донести Царю о плене нашего озорного телепата. Скорее всего, Борис напрямую свяжется с Цезарем и настучит ему по черепу.

* * *

— Граф, знаете, почему вы здесь?

— Мы это уже проходили с предыдущим следователем, прежде чем он резко убежал, визжа: «какашка-а». Кстати, как он поживает?

— Не уходите от разговора, — раздражённо произносит второй уже следователь со значком жаворонка на лацкане пиджака. — Вас подозревают в преступлении против самого Цезаря. И если вы пойдёте навстречу следствию…

— А зачем здесь это подсолнух? — киваю я на растение в горшке на тумбочке в стороне прямо под часами.

Цветок в допросной — нечто странное. Обычно здесь нет места лишним вещам, ведь они могут отвлекать или сбивать с толку допрашиваемого. Но этот цветок явно не случайный. Простым его не назовёшь. Магии в нём нет, римляне и не рискнули бы использовать её против иностранного подданного — последствия были бы катастрофичны. Зато эфирные масла, которые выделяет растение, тонко влияют на психику, вызывая беспокойство и неуверенность. Я, благодаря «включённому» друиду, быстро разгадал их хитрость. Этот маленький цветок действует на пленников как незаметная ловушка, делая их податливее. На меня, конечно, оно не действует. Как и на любого телепата. Эмоции у нас под контролем.

— Неважно, — отрезает следователь, хмурясь. — Считайте, что это для вашего комфорта. Так что, начнём говорить? — он с хрустом сжимает пальцы, добавляя угрозы своим словам. — Или мне вас отвести в ещё более… «комфортную» комнату?

А я тем временем тихонько усиливаю у цветка испарение масла. Больше концентрации вещества, ещё больше! Следователь, хоть и одарённый, но явно слабак, давно не тренировался как следует. Обычно цветок на него не действует, но при сильной дозе эфира даже он поддастся его влиянию. Вот уже у нашего «Жаворонка» зрачки начинают расширяться, а на лбу проступает лёгкая испарина.

— Молчите? Значит, не хотите отвечать… — голос его уже не такой уверенный.

— Не на того наехал, следак, — я ухмыляюсь и резко бью кулаком по столу, разламывая его пополам с оглушительным треском. Следователь отскакивает, глаза расширены от ужаса. — Филин питается жаворонками, а не наоборот! Р-А-А!

— Ах! Чёрт возьми! — он отшатывается к стене и, не раздумывая, колотит кулаком по двери. — Уведите этого сумасшедшего! Чёртов псих! — голос его дрожит, а сам он слегка трясется.

Фу-у-у… да он надюзал в штаны! С запаха одного цветка и небольшого перформанса! Каких слабаков же отправили меня допрашивать?

В допросную забегают конвоиры и уводят меня обратно в камеру. Причём даже не снимают кандалы. Я бросаю взгляд на видеокамеру под потолком. Странное поведение, учитывая, что у «Жаворонков» времени в обрез. Зачем снова в камеру? Логичнее пытать до последнего следователя. Обвинений нет, а значит, больше суток меня держать не имеют права. Но они уже потеряли семь часов, и сколько ещё будут тянуть время?

Устраиваюсь в комнатушке поудобнее. Конечно, лезть мне в голову никто не посмеет. Это чревато разрывом дипломатических отношений с Царством. Первый следователь просто запугивал, ясно как день. Мне нужно всего лишь перетерпеть эти сутки, и меня выпустят. Владислав Владимирович уже в курсе, а он не оставит это дело на самотёк.

Дверь камеры распахивается, и наведывается мразь, по вине которой я и оказался в римских застенках. Но этот-то чего ради приперся? Он же не следователь.

— Ну снова здравствуйте, Данила Степанович, — скалится Леонардо де Симони, словно шакал. — Какая необычная встреча! Теперь вы, правда, в кандалах.

— Ничего страшного, — усмехаюсь. — Мне это не мешает вести учтивые беседы. Тем более что эти штуки на мне ненадолго…

Едва заканчиваю фразу, как мне прилетает резкий удар ногой в печень. Я невольно пошатываюсь, хватаясь рукой за стену, чтобы удержаться на ногах. Подняв взгляд на видеокамеру, замечаю, что она не мигает.

— Видеосъёмка временно приостановлена, — ухмыляется макаронник, довольный собой. — Ну что, граф, всё ещё хочется пофилософствовать?

— Почему бы и нет? — вскидываю брови, словно удивлён его недалёкостью. — Можем поговорить, например, о том, как ты умудрился профукать Машу Морозову и теперь вызываешь у неё только отвращение…

Новый замах, но я уже готов. Скрещиваю руки перед собой, и удар гасится с металлическим звоном браслетов. Макаронник резко отшатывается, его лицо искажает удивление — явно не ожидал такого поворота. Пришлось применить силу физика, иначе он мог бы меня размазать. Всё-таки одарённый, целый Мастер, хоть и придурок. Может пинками бетон трескать.

— Хм, придётся тобой поиграть всерьёз, — макаронник расстёгивает пуговицы блейзера на пузе, чтобы не мешал при замахе. Снимает его, чтобы не мешался при следующем ударе. Видимо, приписал мой успешный блок обычному везению.

— Сколько бабок ты отвалил, чтобы тебя сюда пропустили? — спрашиваю с тягучей скукой, как будто это банальный риторический вопрос.

— Щенок, нисколько, — огрызается Леонардо, подходя ко мне почти вплотную, кулаки сжаты. Тесная комнатушка едва не сводит нас нос к носу. — Ты даже не представляешь, сколько дверей открывает фамилия «Симони».

Он смотрит на меня с самодовольным презрением, его загорелое до черноты лицо буквально пышет ощущением собственного величия. В глазах — злобное ликование. И почему бы нет? В конце концов, я в антимагических кандалах, моя судьба — в его руках. Правда, свернуть мне шею он не посмеет — даже его славное имя «Симони» не спасёт от гнева Царства и своего же Цезаря. Вопрос только в том, насколько далеко этот напыщенный индюк готов зайти.

— А как насчёт разрыва дипотношений? — приподнимаю бровь, откровенно развлекаясь его самоуверенностью. Интересно, чем он думает? Подставить своё государство ради мести? Да его собственные же и повесят. — Побои ведь зафиксируют в посольстве.