ГД. Книга вторая

***

Миссис Томпсон хоронили в закрытом гробу.

Стоя чуть поодаль от похоронной процессии. К самой мессе мы тоже успели, но как и сейчас максимально отдалились, а потому сидели на последних рядах в маленькой монастырской церквушке…

Я сидела, едва дыша под черной вуалью, которую мы купили наспех, и снова, снова и снова вспоминала тот жуткий момент - огромный дракон, нависший надо мной так, словно хотел защитить от всего мира, и страшная полудраконница своим криком разбившая стекла во всех близких к центру города домах…

Криком, раздавшимся в тюрьме. Женской. Где кроме схваченной виверны из заключенных имелась лишь миссис Томпсон…

«Я найду тебя среди тысячи тел,

Я отниму тебя у сотен смертей,

Я уничтожу тех, кто посмел,

Превратить твое тело в рваный мешок».

Мог ли крик виверны, в свое время убивший целое войско оборотней, хоть как-то не навредить несчастной запертой в тюрьме женщине? Нет… Драконам он едва ли был опасен, у них совершенно иное строение уха, а вот люди…

И я чувствовала себя соучастницей убийства. Очень явственно ощущала это - потому что не вмешайся я - виверна бы сбежала, а сбежав, не оказалась бы в тюрьме и не убила бы миссис Томпсон…

– Мисс Ваерти, - миссис Макстон сжала мою дрожащую руку, - мисс Ваерти, возможно нам стоит уйти?

Я отрицательно мотнула головой.

А мистер Уоллан, глянув на меня, поднялся и ушел к женщине в одежде матери-настоятельницы монастыря, которая сидела с неестественно прямой спиной и смотрела, как опускают гроб в вырытую в мерзлой земле яму.

О чем дворецкий спросил саму монахиню мне неведомо, но мистер Уоллан всегда умел вызвать расположение к себе, посему я не особо удивилась, когда он вернулся с сестрой Марисой. Женщина лет около шестидесяти, удивительно красивая, невзирая даже на то, что краски ее лица давно померкли, взглянула на меня, торопливо поднявшуюся и сдернувшую вуаль, отрешенно проследила за мокрыми дорожками от слез, оставшимися на моем лице и тихо, но в то же время очень холодно произнесла:

– Мистер Уоллан сообщил мне, что вы вините себя в гибели моей сестры. Напрасно. Ей разорвали горло, мисс Ваерти. Насколько я поняла, второй жертвой нападения должны были стать вы, но лорд Арнел вмешался вовремя. Рада за вас.

Я пошатнулась.

Мистер Уоллан вовремя придержал, с другой стороны аккуратно обняла за талию миссис Макстон, демонстрируя, что поддержит меня если мне вновь станет плохо.

Сестра Мариса дала мне несколько секунд на то, чтобы справиться со слабостью, и продолжила:

– Она писала вам, - по губам монахини скользнула горькая улыбка, - в тот момент она писала вам. Уже четвертое, а быть может и пятое письмо. В мусорном ведре было найдено несколько листков, где в заголовке было выведено «Дорогой мисс Ваерти», «Анабель, вы должны знать», «Передать лично в руки мисс Анабель Ваерти».

Пауза, взгляд в мои широко распахнутые от ужаса глаза и невероятно спокойное, почти безразличное:

– Но мы этого уже никогда не узнаем - последняя из отведенных ей вечностью попыток написать вам, была залита кровью, чернила смазались. Возможно, драконы сумеют расшифровать послание, но сообщат ли они его содержание вам - уже большой вопрос, не так ли?

Я едва ли могла сдерживать слезы, слушая каждое из ее жутких слов и… ощущая лишь одно желание – горько разрыдаться.

Монахиня неожиданно улыбнулась и сказала:

– Ваша боль, такие чистые эмоции - как глоток свежего воздуха. Оставайтесь до конца церемонии, полагаю вы в праве узнать больше обо всем этом.

И она покинула нас, вернувшись на свое место.

А я, задернув вуаль, расплакалась как ребенок, просто не в силах все это выдержать.

– Возможно, нам стоит просто вернуться домой?
– предложила миссис Макстон.

– Проблема в том, что отныне весь Город Драконов и есть наш дом, - мрачно отозвался мистер Уоллан.
– И либо мы узнаем, что здесь происходит, либо… останемся в неведении, с ощущение присутствия смерти где-то совсем рядом.

– Мы останемся?- вытирая лицо, решительно сказала я, - сестра Мариса права - драконы мне ничего не скажут.

***

Похороны, это всегда трагедия тех, кто остался, по тем, кто ушел за неведомую грань. Слушая слова пастора и глядя на сгорбленные фигуры в черных траурных одеяниях, я в какой-то момент вспомнила профессора Стентона.

Дракона, ради которого я отказалась от всего – от возведенного в абсолют человеческого понимания женского счастья, от семьи, от привычного образа жизни, от возможности обнять своих родителей. Мне не простили. Не простили этого выбора, не простили разрыва помолвки, не простили переезда в дом профессора.

Я очень тяжело перенесла это. Домашняя девочка, слишком зависимая от родных и их мнения… и столкнувшаяся с презрением и негодованием, едва выразила свое. Больнее всего нам делают те, кого мы любим - как же остро я тогда ощутила правдивость данного расхожего выражения.

И все же не было ни дня, чтобы я сожалела. Было тяжело и больно, но сожалений не было, я была полна энтузиазма, я считала, что поступаю правильно, я готова была принести свое «женское счастье» в жертву науке, я…

Я поняла, насколько сильно ошиблась лишь после похорон профессора Стентона.

Потому что его смерть, стала приговором и для меня.

Его молчание - раной, что кровоточила до сих пор.

Его благодарность – фактически предательством.

Мисс Анабель Ваерти, вас жестоко и цинично использовали. Вас, ваши знания, ваше стремление сделать что-то полезное, ваш юношеский энтузиазм…

На похороны миссис Томпсон не пришел никто из родственников… как и на похороны профессора Стентона. Бывшую сваху Вестенандана хоронил орден святого Мартина, на ее могилу водрузили похоронный венок с лилиями - тот самый.

Цветы от меня на могилу отнес мистер Уоллан - я не смогла.

Мне казалось я и встать не смогу, но едва похороны завершились и к нам подошла сестра Мариса, все же поднялась, не знаю из каких сил, но поднялась.

***

Путь из монастырского кладбища собственно в сам монастырь мы проделали молча. Сначала под порывами ледяного ветра, после спустившись в полуподвальную галерею, где тоже дуло, но уже не так сильно.

Об ордене святого Мартина я помнила не многое, но что-то смутно отозвалось в моей памяти, едва над входом в сам монастырь я увидела ангела, с любовью взирающего на младенца которого он держал на руках и готового в любой момент словно закрыть его крыльями от всех бед и тревог этого мира. От всех опасностей.

Почему-то вспомнилось, как я полулежу на площади у бортика водопада, а надо мной, раскинув черные крылья и защищая от всего мира, навис огромный дракон…

Это видение улетучилось, едва в памяти отыскались нужные сведения о данном монастыре. История не относилась к светлым и веселым, но несла в себе неизмеримое количество добра, и той заботы, на которую способны лишь матери, по отношению к своим детям.