Где-то рядом. Всегда

– Давай сюда данные, кто там у тебя, - тетка нетерпеливо прервала его объяснения, - диктуй!

Она вооружилась мятой бумажкой и огрызком простого карандаша, и приготовилась записывать. Вал с сомнением наблюдал за этими приготовлениями. "Интересно, как она что-нибудь найдет с такой-то "техникой" - подумалось ему, но почему бы, собственно, было не попробовать?

– Так...- Вал помолчал немного, собираясь с мыслями, - Горцева Мария. Отчество - не знаю... Год рождения - наверное семьдесят пятый, август месяц... Родилась по-моему не в Москве...

– Ладно, пока хватит, - перебила его тетка, - если фамилию не меняла - найдем. А иначе - готовь еще двести рублей!... Ты это, погуляй здесь пока...

Она с треском захлопнула окошко. Потом хлопнула дверь киоска, и тетка заковыляла ко входу в метро, скоро скрывшись внутри вестибюля, а Вал остался ждать. Он с самого утра чувствовал себя не в своей тарелке, но никак не мог разобраться в этих своих чувствах. Зачем ему все это? Ведь у него есть жена, которую он любит, дети, которых он просто обожает. Ведь он даже не мог оставаться один, когда семья, к примеру, на даче, а ведь с дачи до работы - ой как далеко...Но он как ненормальный, каждый день на электричках... Но Маша... Это имя отзывалось гораздо глубже, так глубоко, что иногда почти совсем не давало о себе знать, но иногда, каким-нибудь ноябрьским вечером, воспоминания накрывали его с головой, и он ходил совершенно потерянный, полный невыразимой пьянящей тоски и чувства, что что-то потеряно важное, просто жизненно необходимое, но увы невосполнимое. Он приписывал это осенней хандре, и действительно, постепенно тоска отпускала оставив в душе лишь тень давней утраты...

– Молодой человек!
– тетка, оказывается, уже успела вернуться, ее толстый в красных прожилках нос высовывался в окошко из полумрака киоска, - Можете ехать!

– Куда?
– удивился Вал.

– Вот ваша Маша, и даже не замужем. И на ваш год рождения всего одна числится - это вам повезло. Держите бланк!

Вал с волнением обменял две сотенные на клочок мятой сероватой бумаги, на котором корявым размашистым почерком было нацарапано: Горцева Мария Борисовна, 1975 г.р. место рождения - г. Ленинград. Место проживания: Москва, Улица Снайперская, дом 71 корп. 4 квартира 80.

– Это район Выхино, - услужливо подсказала тетка, - до свидания.

Дома Вал убрал подальше серую бумажку - зачем ему лишние вопросы! Да и доставать ее ему не было необходимости: улица Снайперская - захочешь не забудешь. Однако время шло, а Вал никак не мог собраться с духом и поехать по добытому адресу. Допустим, там действительно живет Маша, но что он ей скажет? Может: "Здрассте, это я, может помнишь?", а она спросит: "Ну и чего тебе?", и что он ответит? Полный бред. А действительно, чего ему нужно? Как Вал не бился, он не мог ответить себе на этот вопрос.

Глава 6

Слякотный ноябрьский вечер. Шел редкий крупный снег, но было не особенно холодно, и снежинки начиная таять еще в воздухе, устилали землю серой, пропитанной водой массой. Было неправдоподобно тихо, лищь иногда с мокрых ветвей деревьев гулко капало. Они шли по аллейке, вдоль какого-то забора, разговаривая о чем-то незначительном. Маша рассказывала о первых месяцах в институте, об изучении латыни, которая неожиданно оказалась интересной дисциплиной, несмотря на всякие там аблативусы инструменти и прочие супины, о том, что им скоро надо будет препарировать какую-то дрянь - она училась в меде, а Вал все больше слушал и ему действительно все это было интересно.

Они перешли пустынную улицу и остановились около ее подъезда.

– Мне пора - спокойно сказала Маша и по ее лицу невозможно было сказать, расстроена она этим, или ей вообще все равно, - жутко замерзла.

– Хорошо. То есть ничего хорошего... Пора так пора.

– Вот держи, - она достала озябшими руками из кармана куртки магнитофонную кассету, - послушай, это "Чайф". Мне особенно нравится первая песня - "С войны". Только слушать ее надо в темноте и сидя на полу. Классная вещь.

– Спасибо, сейчас приду домой и попробую. А ты как, завтра свободна?

– Пока не знаю, звони...

– Ладно...

– Ну все, пока.
– Маша повернулась и скрылась в подъезде, ни разу не оглянувшись.

Глава 7

Густав Лемке сидел у себя на крылечке и курил небольшую изогнутую трубку. В неподвижном воздухе теплого летнего вечера далеко разносился аромат хорошего табака, приправленного ванилью и вишней. Густав наслаждался хорошей погодой, терпким вкусом табачного дыма и периодически бросал косые лукавые взгляды на Габи, которая возилась с "анютиными глазками" здесь же рядом в палисаднике, одетая в легкое платье, подчеркивавшее ее довольно объемные формы. В конце улицы показались Маша и Вал. Они явно шли с пляжа, о чем-то весело переговариваясь, Маша то и дело смеялась встряхивая непросохшими после купания волосами. Густав встал и помахал им рукой, а затем, вынув изо рта погасшую трубку, гаркнул:

Эгей, друзья! Заходите к нам, у нас с Габи сегодня на ужин отличный мясной пудинг!

– Гутен абенд!
– крикнула в ответ Маша - Пудинг? Пожалейте наши стройные тела! К пудингу, нибось, пиво полагается!?

– А как же! Что за ужин без кружечки старого доброго темного... или светлого!? Вал, ты какое больше любишь?

Последнюю фразу Густав закончил не повышая голоса, так как Вал и Маша уже входили в низенькую деревянную калитку. Вал поднялся на крыльцо и ответил на крепкое, сердечное рукопожатие немца, а Маша пошла поздороваться с Габи и, расцеловавшись с подругой, стала с интересом рассматривать свежепересаженные цветы.

– О, я смотрю наши дамы нашли общую тему для беседы, - глаза Густава смеялись, - значит у нас есть время выкурить по трубочке. Вал, ты же куришь трубку?

– Вообще-то, раньше пробовал...

– Вот и отлично, пойдем-ка на террасу, у меня есть для тебя маленький Geschenk.

Войдя в дом, Густав подошел к массивному резному комоду и порывшись в одном из ящиков, протянул Валу изящную вересковую трубку.

– Нравится? Это тебе. Не благодари, я очень люблю делать подарки.

– Все равно спасибо...

Они не спеша набили трубки, раскурили, голубоватый ароматный дымок поплыл над столом. И Вал все-таки решился задать давно интересовавший его, но казавшийся бестактным и неуместным вопрос.

– Густав, только не обижайся, я не знаю, насколько эти темы у вас принято обсуждать...как ты сюда попал?

– Тема как тема, чего тут обижаться... А тебе действительно интересно? Что ж, слушай...
– он посопел трубкой, собираясь с мыслями, - Так вот, родился я в 14-м году, в Мюнхене. Учился, себе, потихоньку, на инженера, по автомеханической части, потом работал на BMW, к политике склонности не имел, да и совсем ею не интересовался, если честно. А тут, бац - война, мобилизация, "Родина в опасности!" и все такое. Что делать, или на фронт, или под суд за уклонение идти. Пошел, то есть воевать за родину. Поначалу, вроде как все ничего было: ты, говорят, человек ученый, будешь у нас фельдфебель, бери человек двадцать народу и марш-марш, танки ремонтировать. И попали мы в Шестую Армию к Паулюсу, там и снабжение ничего было, кормежка, обмундирование - полный комплект, главное под бомбу или обстрел не попасть. Ваши танки расколошматят - мы вроде как, чиним. Приходилось, конечно и на поле боя ремонтировать, но поначалу редко; страшно конечно бывало, хотя, риск - дело благородное... Иногда и героизм проявляли. Через год дали лейтенанта и орден за доблестную службу...Всяко бывало, но ребята у нас были хорошие, спокойные и не пьяницы, местных не трогали и те к нам хорошо относились: где тебя подкормят, где сам поделишься, особенно с детьми, у многих ведь дома свои остались...Танцы устраивали, ваши девки - очень ничего, хотя наши - лучше...
– Густав чуть усмехнулся, а затем, посерьезнев, продолжил: - А потом - Сталинград, сначала - все как обычно, а потом поступления техники прекратились, та что была - вышла из строя; раздали нам автоматы, повоюйте-ка ребята как пехота! Тогда, мне совсем худо стало - ну не могу я в живых людей стрелять! А откажешься - сразу к стенке поставят. Ну что делать, лупил в белый свет, как в копеечку. Тут - зима ваша жуткая, греться негде, одни руины, жрать нечего, друзей всех поубивало и такая тоска, и ведь что самое страшное, я на войну не просился, никто меня не спрашивал, сказали: "Ты солдат, офицер, а раз так, выполняй приказ!". А зачем? Ради чего? Многие не выдерживали, стрелялись, а я не мог - грех это.
– Густав глубоко, с удовольствием, затянулся, выпустил к потолку голубую струйку дыма, - И вот как-то, уличный бой, сидим за какими-то обломками, отстреливаемся, патроны хм,.. бережем, тут пуля шальная вскользь по каске, сильно так приложила, падаю и пока еще не потерял сознание, думаю: "ну все, отмучился, слава Богу". А потом понимаю, что от этого не умирают, пуля на излете, сила не та, очнусь, и снова в бой... И так мне стало обидно, слов нет. Прям аж до смерти. И провалился в черноту. Очнулся - лежу на траве, как был, в шинели, сапогах, с автоматом. Лето кругом, тепло, птицы поют. Вижу - деревенька, я туда, а там уж люди встретили и все объяснили... Так и живу здесь. Освоился, язык выучил... Живем, брат.

Он замолчал, и они какое-то время молча сидели пуская дым к потоку. Затем, как бы очнувшись от воспоминаний, поглядел на Вала.

– А ты не здешний, так ведь? Это видно... Тебя Маша сюда вытащила? Ну дает девчушка! Хрупкая, тоненькая, а силища - просто невероятная. Помню дядюшка Хайнкоа ее привел, маленькая, в разорванной рубашонке, глазищами хлопает ничего еще толком не поймет... Ну, мэтр собрал нас, говорит, дескать принимайте новенькую, надо бы с домом помочь, обустроиться там и все такое. А я тогда вроде как одинокий был, ну подкатился к ней, мол fr"aulein, чего вам свой дом устраивать, хлопотно это, идите-ка вы лучше ко мне, вдвоем веселее. Так она мне в душу запала тогда. А она глаза подняла и так посмотрела, аж до печенок пробрало, и не в том дело, что там у нее случилось в прошлом, а просто свои у нее планы и я, Густав Ханс Лемке, в эти планы никак не вхожу. Что ж бывает, погрустил денек-другой, да чего толку горевать, нам это тут совсем ни к чему. А потом обжилась, пообвыклась... А скоро подружка к ней приехала издалека откуда-то, Габриэлла, я тогда понял: "Густав, это твой шанс!". Габи - она точно для меня создана. Так и живем - мы с Габи, а Маша вроде лучшего друга нам, только как бы родная. Сестра что ли...