Где зима тебя настигнет

Но это позволило ей не чувствовать к нему сейчас ненависть.

Нет, скорее дело в том, что так сильно любили не ее. Что не ее он выбрал. Она была всего лишь оболочкой, сосудом. Новая ваза взамен разбитой.

Печальная правда в том, что ею пренебрегали, даже когда они были вместе, лицом к лицу, кожа к коже. Он смотрел на нее, но видел не ее. Она ничего для него не значила, хоть он и прикасался к ней.

Она чувствовала боль, потому что считала, что он в ее лице обрел любовь, когда на самом деле ее низвели до плинтуса.

Боль пройдет не скоро. И произошедшее также повлияет на ее отношение к мужчинам. Общение с ними. Коснется доверия... точнее недоверия к ним.

Какая ирония – чувствовать опустошение из–за смерти кого–то, кого она не знала и даже не встречала. Но смерть шеллан Трэза оказала на нее влияние. На всю жизнь.

Закрыв глаза, Тэрэза вдохнула холодный ночной воздух, успокаиваясь. Она не знала, получится ли, и решила, если не сможет сконцентрироваться, то просто вернется в клинику.

Когда она оглянулась по сторонам, то уже стояла посреди своей квартиры.

Окинув взглядом дешевую мебель, Тэрэза еще раз глубоко вздохнула, и вместо свежего канадского воздуха, дующего с севера, ощутила... букет смрадной вони, источаемой стенами и полом.

Словно все обрызгали ароматом О–дэ–место–преступления.

Боги, она просто хотела вернуться в ОИТ. Кто бы мог подумать, что возникнет такая потребность.

Но вместо того, чтобы быстро собрать необходимое и убраться из квартиры, она обошла пустое пространство, и пока тело выписывало круги в месте, в котором она не хотела находиться, мысли потекли в нежелательном направлении. Но, видите, в этом проблема со временем, проведенным наедине с собой... поэтому ей хотелось поскорее вернуться к семье.

Так, ей нужно пошевеливаться. Взять зубную щетку и сумку с вещами на день. Вернуться к людям, которые уж точно ждали ее.

Направившись в ванную, она...

Застыла перед зеркалом над раковиной.

Наклонившись к поверхности, Тэрэза уставилась на отражение и не потому, что забыла, как выглядит. Нет, она изучала то, что видела, в поисках черт шеллан Трэза... словно сочетание ее глаз и носа, рта и подбородка скажут ей что–нибудь об их отношениях. Том, как сильно они любили друг друга, как это было тяжело, когда их разлучила судьба.

Но, конечно, ничего там не было. И в этом смысл, разве нет?

Она была не той, кем он ее считал, и эта правда всплыла на поверхность, когда он познакомился с ее родителями и братом. Больше он не мог притворяться, невозможно было и дальше искажать реальность.

И, к слову о фантазиях? Она не понимала, почему убедила себя, что Трэз – ее любовник из снов. В этом плане она уподобилась ему в каком–то смысле. Хотя последствия были не сопоставимы. К тому же, наверное, она сама все придумала. Соблазненный сексом, ее мозг провел связь между снами и Трэзом.

В конце концов, с ним у нее был лучший секс в ее жизни... поэтому она вписала это в подходящие рамки. Нацепила ярлык любовника из снов.

Блин, было бы легче, если бы она могла просто ненавидеть его, подумала Тэрэза, отводя взгляд от своего отражения.

Когда она выходила вместе с пастой и зубной щеткой... потому что не хотела больше ни секунды задерживаться перед зеркалом... ее острый вампирской слух уловил ссору в квартире напротив. В квартирах сбоку от нее был включен ТВ.

В пансионе все как всегда.

Достав старый мобильник, Тэрэза посмотрела на уведомления. Одно было от брата. Какой–то мем. Веселый. Одно от отца, он просил не торопиться. Два от двоюродных, которые узнали о случившемся и нарушили радиомолчание «беспокойствами» за ее родителей. Искренними лишь отчасти...

Ссора в квартире напротив приняла иной оборот, голоса – мужской и женский, повысились до крика. Подойдя к вещевой сумке, служившей ей шкафом, за сменной одеждой, Тэрэза знала, что за криком последует грохот и битье посуды. Так всегда бывало, и неважно, шла ли речь о супругах, соседях по комнате или этажу. Здесь проживало много алкоголиков и наркоманов, и они избавлялись от отчаяния любым возможным путем.

В этом плане она не отличалась от остальных. И вопреки всему ее накрывала депрессия при мысли, что она больше никогда не увидит Трэза...

Когда запах подгорелой еды достиг носа, Тэрэза сказала себе вернуться к делу. Ей здесь не место... и в Колдвелле в том числе.

К черту сборы на один день. Ей нужно собрать все вещи и выехать из этой квартиры. Прямо сейчас.

* * *

Голова Трэза затрещала по швам за два часа до закрытия клуба.

Что было неизбежно, учитывая стресс и историю его мигреней.

Не в состоянии оставаться в своем кабинете в одиночестве, потому что он занимался тем, что мысленно выбивал из себя дерьмо, он спустился на танцпол, держась на периферии, со стороны наблюдая за извивающейся толпой, и желая... того, что никогда не сбудется. Он также думал о Тэрэзе. Не мог выбросить ее из головы, но, казалось, он сможет свыкнуться с этим. Она больше не хотела видеть его, и он ее не винил.

Стоя среди лазерных лучей, вспарывающих темноту, он не завидовал потерянным душам перед собой. Столько мужчин и женщин на постоянной основе напивались, употребляли наркотики и вредили своему здоровью, и они делали это не от хорошей жизни. Нет, так поступаешь, когда бежишь от чего–то, даже если географически ты не меняешь местонахождение, токсичные мысли в голове не поддаются контролю, а бэнд–эйд в виде клуба сделан из мышьяка.

По крайней мере, они получат перерыв от своих проблем.

Когда эта мысль мелькнула в его голове, лазерные лучи из фиолетовых окрасились всеми цветами радуги. Когда он задумался, кто заказал новое лазерное шоу, и какое оборудование закупили без его ведома, Трэз осознал, что видит эти фейерверки только правым глазом.

Аура. Он опять видел ауру.

– Охренеть.

Оглянувшись по сторонам, он махнул одному из охранников. Когда тот подошел, Трэз сказал:

– Я ночую наверху. Скажешь Алекс, чтобы закрыла клуб.

– Мистер Латимер, вы в порядке? – спросил человек. – Вы плохо выглядите.

– Мигрень. Иногда бывает.

– Сестра часто мучается. Я передам боссу. Вам что–нибудь нужно?

Трэз покачал головой.

– Нет, спасибо. Просто прилягу.

– Хорошо, мистер Латимер.

Трэз направился к лестнице, ведущей на второй этаж, чувствуя признательность за двадцатиминутное затишье перед тем, как грянет шторм головной боли. После начала светопреставления, ему давалось достаточно времени, чтобы убраться в тихое и темное место перед стартом мигрени. Да, он знал что грядет, поэтому адреналин подскочил, сердце гулко забилось, реакция тела «бей или беги» не имела шанса для логичного выражения.