Гечевара
Шрифт:
– За что, не знаете? – спросил Алёша хитро.
– Воровала, – важно сообщила Ира.
И опять углубилась в свой мобильный мир.
Когда Двуколкин снова вышел в основное помещение подсобки, по которому болтались сонные работники, гнусный надзиратель которых так внезапно и счастливо сгинул, то ему послышалось, что баба Маша произносит имя вождя мирового пролетариата. Алексей тотчас возрадовался, думая, что жарщица котлеток станет героической опорой нового режима. Вскоре до него дошло, что он ошибся. Баба Маша, бросив разбираться с Васей, перешла с коллегами к живому обсуждению книги выдающейся гламурницы. В ней говорилось, что едят и как балдеют наши олигархи за границей. Было видно, что котлетница,
Алексей сходил до зала, обнаружил, что там пусто, плюхнулся на кожаный диванчик у стола и сладостно зевнул. Встал, вернулся в подсобку. У зеркала скучно толпились кассирши, восторженно слушая Ксюшин отчёт о её личной жизни. Василий сидел на мешке. Новый мальчик стеснительно встал в уголок и смотрел на других. Работать не шёл даже он.
– А я, типа, такая… – пылко излагала Ксюша, как всегда одновременно сочиняя новую причёску.
В этот самый миг открылась дверь менеджерского кабинета.
Из него возникла Лиза в белой блузке.
Все оторопели.
– Так, ребята, – начала она. – В чём дело? Полдевятого уже! Все быстро за работу!
А потом добавила для глупых:
– Я ваш новый менеджер.
Девчонки и мальчишки обречённо потащились в зал, и новая начальница прошествовала следом, гордо и красиво, заставляя Лёшу вспомнить, как приятно она смотрится в трусах и чёрной маске.
Когда Алёша оказался с глазу на глаз с бабой Машей, жарщицей котлеток, вышедшей на шум из кухни, он услышал пышную тираду, состоявшую из всех возможных слов, имевших отношение к падшим женщинам и детородным частям тела: да, конечно, в адрес Лизы.
– Ой, ну зачем вы так? – сказал Двуколкин.
– А чего? Я ничего! Да все ведь знали, что её назначат! Доченька Пинкова, как-никак!
Алёша разучился удивляться.
– Так, объяснишь мне, наконец, кто ты такая? – спрашивал Двуколкин, сидя в кабинете у начальницы и со смущением глядя на предусмотрительно запертую дверь.
Прошло примерно пятьдесят минут с открытия «Мак-Панка», а до Революции осталось около пятнадцати часов. Досыта наигравшись в строгую начальницу над Лёшей, объяснив всем подчинённым, что уход Снежаны это не причина не работать, и удостоверившись, что всё идёт как надо, Лиза затащила Алексея в кабинет. Теперь они сидели вместе там, где юный антиглобалист не так давно набрасывал футболку на башку Снежане и закапывал в какие-то газеты революционные улики. Менеджер смотрела на стюарта таким взором, что он чётко понимал: сейчас ка-а-ак прыгнет! Он немного волновался, потому что не вполне умел то, что надо делать с дамой, но при этом был весьма доволен избавлению от уборки помещения и тому, что так внезапно оказался фаворитом симпатичнейшей начальницы. Но всё же мысль о том, что сообщила баба Маша, и столь внезапный Лизин взлёт покоя не давали. Алексей спросил открыто.
– Ты – дочь Пинкова?
Лиза очень удивилась:
– Дочь Пинкова? Я? Ну, да. И что такого?
– Да ты что, не понимаешь? Это заведение – символ тех вещей, с которыми мы боремся! Блин, почему ты не сказала это раньше?
– Ну… я думала, ты знаешь. Все ведь знают. Даже баба Маша.
– Да откуда я мог знать, когда мне не сказали?! Лиза, ты чего, не понимаешь, что всё это значит?!
Лиза не сказала ничего, лишь посмотрела очень хищно.
– Чёрт возьми… – бубнил
Алёша. – Как же я своим-то покажусь? Хорош, блин, антиглобалист! Работает в «Мак-Пинке», да ещё сошёлся, блин, с хозяйской дочкой! Сериал бразильский, я не знаю! Детский сад! И тоже туда же… «Маркузе, Маркузе…», «Некоммерческое творчество…», «Я – Корвалан»… Тьфу!– Ты такой же, как и все, – сказал Лиза.
– Я? Какой – такой же?
– Да такой! Я для тебя не Лиза, я – не я, а просто дочка шефа! Сам сказал! Чёрт, бесит! Думала, хоть ты меня считаешь просто за девчонку, а не чью-то там наследницу!
– Но я так и считал! Вернее, считаю! – Лёше стало стыдно. – Слушай, я ж в тебя влюбился, когда думал, ты простая!
– А теперь что?
– А теперь… Теперь выходит, что я предал Революцию. Ну, Лиз, сама подумай! Я ведь заинтересован в твоём счастье! Значит, и в деньгах твоего папы!
– Между прочим! – менеджер чуть-чуть не закричала, но внезапно спохватилась и заговорила почти шёпотом. – Блин, между прочим, папа мой это не просто так, мешок с баблом, как вы считаете! Он человек! Живой! Прикинь, да? И, представь, довольно прогрессивных взглядов! Что, забыл его библиотеку?
Лёша не забыл. Особенно он помнил портрет Че из жемчуга.
– Но, Лиза… Всё равно ведь он же буржуазный элемент, – бубнил Двуколкин.
– Может, хватит этих штампов? Да не ты ли сам мне говорил, что пролетариат утратил революционное сознание, и новое восстание свершат только студенты, интеллектуалы?
– Говорил. Но…
– Разве мои взгляды – это мало? Лёша, неужели я на всю свою жизнь так вот и останусь «дочь Пинкова», «девочка-буржуйка»?! Просто потому что родилась!
– Нет… – прошептал Двуколкин.
Он придвинулся к подруге и прижал её к себе. Лиза ткнулась носом Лёше в шею и игриво заурчала.
– Для чего ж ты тут подносы убирала? – спросил тот. – Была бы сразу главной…
– Папа говорит, что надо всё узнать, пройти с низов.
«Ах, да!» – вспомнил Алёша и почувствовал, как в шею сладостно впиваются Лизины зубки.
Вдруг его как будто стукнули:
– А знаешь, почему Снежану-то убрали?
– Да она к нам приходила нынче ночью, с папиком ругалась, угрожала! Гнусная бабёнка! Понимаешь, не понравился ей, видите ли, стиль наш неформальский! – бормотала Лиза, ползая губами по Алёшиному уху.
– Лиза! Но ведь это в самом деле гнусно! Вы обогащаетесь за счёт… ох!.. ну, за счёт известности борцов с такими вот…
– Алёша, это мы с тобой борцы! – сказала Лиза и уселась на него верхом.
– А знаешь, кто раскладывал листовки? Знаешь, кто заклеил весь фасад портретами Эрнесто?
– Это не так важно, – заявила Лиза. – Ты заметил, как все эти вещи, а особенно портреты привлекали к нам клиентов? Мы последние полгода потеряли популярность. И тут вдруг!
– Так, стоп! Выходит, это ты придумала «Мак-Панк» и всё такое?
– Я папе подсказала…
– Лиза, Лиза!
– А ты, что, хотел пахать в подобии «Макдоналдса?» Ну, знаешь! Я-то думала… Я думала, ты антиглобалист!
– Чёрт, так и есть! Но ты не понимаешь! Это всё – ну, «розалюксембургер», Ленины на майках, все эти салаты с глупыми названиями – похоже на пародию! Глумление над святым!
Подруга взглянула в глаза Алексею:
– Алёша! Ты помнишь девиз всех революционеров? Цель оправдывает средства! Неужели ты не видишь, что вокруг каждый второй уже поклонник Че Гевары! А потом их будет ещё больше! Если кто-то приобщится к делу Революции, придя к нам и съев розалюксембургер – неужели это будет плохо? Алексей, как бы там ни было, ведь это пропаганда! Ведь без нас куча народу так бы не узнала, что был такой Ленин!
«Это правда, – понял Алексей. – Это то самое, чем учил Аркадий: размножение через формы общества спектакля».