Гегемония, или Борьба за выживание

Рассекреченные архивы проливают свет на некоторые другие предложения СССР, которые были моментально отклонены в интересах продолжения наращивания вооружений. Обнародованные архивные документы показывают, что после смерти Сталина Н. Хрущев неоднократно призывал к совместному ограничению количества наступательных средств вооружения. После того как эти предложения остались без ответа со стороны администрации Эйзенхауэра, он начал осуществление данных программ в одностороннем порядке в интересах поддержания национальной экономики при резком неодобрении своего военного командования. Хрущев полагал, что США в надежде «добиться своих целей без применения военной силы», используя гонку вооружения, пытались подорвать слабую экономику СССР. Военные стратеги из окружения Дж. Кеннеди знали о том, что Хрущев предпринимает дальнейшие односторонние шаги по ограничению вооружений, и прекрасно осознавали, что США на тот момент значительно превосходили СССР в военно-техническом развитии. Тем не менее, они, пишет исследователь данных документов Мэтью Ивангелиста, советовали президенту отклонить призывы советской стороны продолжить процесс ограничения численности вооружений в двустороннем формате, они отстаивали идею о необходимости наращивания ядерного комплекса, что поставило крест на «попытках Н. Хрущева ограничить советскую военную мощь»^{434}.

Кеннет Уолц отмечает, что США «в начале 1960-х годов осуществили крупнейшее в истории за все мирное время наращивание и переоснащение комплекса стратегических и обычных видов вооружения… несмотря на то что Хрущев предпринимал активные попытки резкого сокращения обычных видов вооружения в соответствии со стратегией минимального сдерживания, американскому руководству удалось достичь того же самого, но с колоссальным перевесом в нашу пользу». К такого рода заключениям пришли также авторитетные исследователи, такие как Реймонд Гартхоф и Уильям Кауфман, которые могли наблюдать за развитием этих событий изнутри американских разведслужб и Пентагона^{435}.

Реакцией советского военного руководства на такие активные меры США (ее усугубляла также и очевидная военная слабость СССР, проявленная в ходе Кубинского кризиса) стало то, что они приложили максимум усилий, чтобы свернуть реформистскую деятельность Н. Хрущева. Если бы она продолжилась, то, возможно, Россию не постигла бы в дальнейшем социальная и экономическая стагнация, начавшаяся в 1960-х годах, которая вызвала необходимость проведения коренных преобразований, предпринятых М. Горбачевым, хотя это было уже запоздалой мерой. Вероятно, эти ранние преобразования позволили бы избежать социальных потрясений 1990-х годов, опустошительной войны в Афганистане и участия в других конфликтах, не говоря уже о снижении опасности ядерной катастрофы по мере того, как гонка вооружений стала приобретать новые пугающие измерения.

На протяжении истории агрессивные и провокационные действия часто оправдывались необходимостью защиты от безжалостного врага. В случае с Кеннеди защита от того, что он сам называл «монолитными и беспощадными тайными организациями», была направлена на распространение американского влияния во всем мире. Это один из множества аргументов, который практически бессодержателен в силу его предсказуемости, вне зависимости от возможных последствий и источников опасности. Чтобы понять скрытый смысл такого рода заявлений, необходимо напомнить себе один основополагающий доктринерский постулат: противоречивые и бессвязные инициативы в случае опасности могут быть объединены понятием «в интересах обороны». Реализуемые в данный момент военные программы не являются в этой связи исключением.

Система противоракетной обороны является только частью более амбициозных программ милитаризации космического пространства, предусматривающих обеспечение монополии использования космоса для проведения военных наступательных операций. Эти замыслы были изложены еще двадцать лет назад в опубликованных Объединенным космическим командованием Вооруженных сил США документах, а также в аналитических материалах ряда других структур^{436}. Об этих грандиозных планах американского руководства стало известно с момента обнародования администрацией Р. Рейгана программы «звездные войны» (программа СОИ — «Стратегическая оборонная инициатива»). Программа СОИ — вскоре на ее основе появилось целое международное общественное движение — как предполагалось, была в значительной мере направлена на «нейтрализацию стратегических межконтинентальных ракет противника», призывала к обеспечению «мира» и к «разоружению», в то время как в рамках ее реализации предполагалось создание более совершенного оружия наступательного типа^{437}. Программа СОИ, по мнению Рэймонда Гартхофа и ряда других исследователей, нарушала договоренности, принятые американской стороной ранее в ходе подписания договора по ПРО в 1972 году. Администрация Рейгана решительно отвергала все обвинения по этому поводу в свой адрес. Советник Государственного департамента США по правовым вопросам судья Абрахэм Соуфаэр даже пригрозил судебным преследованием Гартхофу, когда тот пытался опубликовать свою книгу на эту тему. Данная книга, по словам Гартхофа, разоблачает ужасающие намерения Пола Нитзи и других энтузиастов окружения Р. Рейгана в отношении программы СОИ, которые заключались в том, чтобы «создать исторический прецедент и подорвать приверженность США принципам и нормам права». Впоследствии они заявляли, что программа СОИ способствовала завершению холодной войны, поскольку заставляла СССР неуклонно наращивать свои расходы на вооружение, — данный аргумент, по мнению Гартхофа, который был хорошо информирован в этих вопросах, не выдерживал никакой критики^{438}. Однако существует масса свидетельств в пользу того, что отказ администрации США во главе с Дж. Кеннеди от предложений о совместном с советской стороной снижении количества стратегических видов оружия, воинственный настрой американцев и ускорение ими гонки вооружений действительно могли приблизить окончание холодной войны, а заодно и увеличить общий уровень опасности в мире и привести к непоправимым последствиям.

С приходом к власти Дж. Буша-младшего активно началось обсуждение вопросов, связанных с противоракетной безопасностью. К моменту совершения терактов 11 сентября 2001 года военные расходы США уже превышали совокупные затраты на вооружение пятнадцати наиболее развитых после Соединенных Штатов в военном отношении стран. К тому же соблазн использования в своих интересах общественных опасений и фобий, связанных с угрозой терроризма, был слишком очевиден, а различные военные программы развивались самым активным образом по всем направлениям, что было продиктовано необходимостью борьбы с терроризмом лишь в исключительных случаях.

Система противоракетной обороны часто рассматривается как некий «троянский конь, скрывающий от глаз обывателя наиболее амбициозные планы США: постепенную милитаризацию космического пространства» посредством размещения на околоземной орбите наступательных видов оружия, обладающих высокой разрушительной силой, либо создания здесь высокоточных комплексов наведения^{439}. Система противоракетной обороны предназначена для наступательных целей. Это хорошо понимают близкие союзники США, а также их потенциальные противники. Канадские военные аналитики доложили руководству своей страны о том, что главной задачей системы противоракетной обороны «является укрепление военно-политического влияния Соединенных Штатов и блока НАТО, нежели она отвечает интересам безопасности в условиях повышающейся угрозы со стороны Северной Кореи и Ирана»^{440}. Один из ведущих китайских специалистов в области контроля над вооружениями не сказал ничего нового, когда констатировал, что «коль скоро руководители США уверены в том, что теперь они обладают и крепким копьем, и щитом для отражения атак, у них может создаться впечатление, что их государство стало абсолютно неуязвимым и они способны нанести сокрушительный удар любому противнику на планете». Китайское руководство отдает себе отчет в том, что данный политический курс, за разработкой которого стоят радикальные националисты из окружения президента США, во многом направлен против самого Китая. Главной идеей американской Стратегии национальной безопасности, которую должен усвоить весь мир, в том числе Китай, является то, что США не станут мириться ни с какой потенциальной угрозой своему господствующему положению в мире. Китайские власти, безусловно, не сбрасывают со счетов тот факт, что США сохраняют за собой право нанесения первого ядерного удара. Китайские военные, как и американские эксперты, располагают достоверными свидетельствами «многочисленных фактов появления американских самолетов-шпионов ЕР-3 над территорией Китая». Когда один из них был сбит в начале 2001 года, что вызвало международный скандал, появились заявления, в которых сообщалось, что «этот тип самолетов применяется не только для ведения обычного слежения, но также используется как средство сбора данных для разработки стратегии ведения военных действий с применением ядерного оружия»^{441}.

В исследовании, проведенном корпорацией «Рэнд», отмечается, что позиция китайских военных в отношении американской системы противоракетной обороны сходна с тем, как ее воспринимают аналитики в США: китайские эксперты считают ее «не только защитным средством, но еще и своего рода опорой для осуществления наступательных действий». Многие с этим согласны. Эндрю Бачевич, выступая на страницах консервативного журнала «Нэйшнл интэрест», пишет: система противоракетной обороны «будет способствовать распространению США своего военного влияния за рубежом… ограждая территорию Соединенных Штатов от силового воздействия извне — хотя и не в полной мере — противоракетная оборона станет основой и залогом формирования собственного американского пространства повсеместно». Бачевич приводит выводы, сделанные Лоуренсом Капланом в журнале «Нью репаблик», о том, что «система противоракетной обороны направлена не только на обеспечение безопасности США, она является средством достижения глобального превосходства». По собственным замечаниям Каплана, противоракетная оборона «имеет отношение скорее к нападению, чем к обороне. Именно поэтому США в ней нуждаются»^{442}. Система ПРО обеспечит Америке «полную свободу в применении военной силы или использовании ее в качестве средства запугивания в международных отношениях» (в этом состоит аргумент Китая, на который справедливо указывает Каплан). Она «послужит укреплению гегемонии США и сделает американцев „хозяевами мира“».

Данная политика США вполне вписывается в вильсоновскую идеалистическую модель в ее современной версии. Эта доктрина имеет «настолько сильное влияние на американскую внешнюю политику, что, кажется, она совершенно не подвержена ревизии и критике». Применяя ее к тому, о чем мы сейчас говорили, можно сказать следующее: Америка «находится в авангарде исторического процесса» и по этой причине должна во благо других наций поддерживать свое мировое доминирующее положение и военное превосходство отныне и навсегда, отметая любые попытки оспорить это ее право^{443}. Главная заслуга США перед всем человечеством в таком случае заключается в том, что они действуют в соответствии с «полной свободой в применении военной силы или использовании ее в качестве средства запугивания», опираясь на систему противоракетной обороны. Разве кто-то станет спорить, что такая логика безукоризненна?

Система противоракетной обороны, даже если ее создание технически возможно, должна опираться на развитую спутниковую телекоммуникационную сеть, а уничтожение спутников является гораздо более легкой задачей, чем уничтожение стратегических ракет. Оружейные комплексы, предназначенные для борьбы со спутниками противника, запрещены международными договорами, которые Дж. Буш сейчас пытается обойти всеми способами. Этот вид вооружений доступен для очень большого числа стран. Данная парадоксальная ситуация, связанная с системой противоракетной обороны, бурно обсуждалась на самых различных уровнях. Впрочем, ситуация представляется не такой уж неразрешимой. Сторонники введения в действие системы ПРО сохраняют убежденность в том, что США способны поддерживать собственное «безраздельное глобальное доминирование» — положение, при котором американские военные контролировали бы все регионы мира, а также околоземное космическое пространство с тем, чтобы применение любого вида оружия против США их потенциальными противниками оказалось бы лишенным всяческого смысла. Это предполагает размещение на околоземной орбите наступательных средств вооружений, включая виды оружия с достаточно большой разрушительной силой, запуск которых бы осуществлялся через компьютеризированную систему управления. Такие комплексы еще называют «звездами смерти», вероятно, для этих целей подошло бы использование ядерного оружия. Если учесть возможность возникновения случайных сбоев в работе таких систем вооружения, то вполне можно представить себе всю степень и масштаб разрушительных последствий, которые могут повлечь подобные аварии^{444}.

Через несколько недель после обнародования Стратегии национальной безопасности США было объявлено о том, что использование военных оружейных комплексов космического базирования «ляжет в основу обеспечения американской национальной обороноспособности и военного потенциала страны». В соответствии со Стратегией национальной безопасности Соединенные Штаты сперва должны установить контроль над околоземным космическим пространством, а посредством этого обеспечить свое «безраздельное мировое господство», которое должно быть постоянным и незыблемым. Преобладание не только на земле, но и в космосе, позволит США «проводить военные операции в любое время и в любом самом отдаленном уголке мира», причем «осуществление ударов из космоса» станет частью новой военной стратегии. «Жизнеспособная система глобального военного реагирования, как с использованием ядерного оружия, так и обычных средств вооружения, позволит США осуществлять молниеносные высокоточные удары, поражать труднодоступные цели на больших дистанциях». Она «даст американскому военному командованию возможность своевременно оказывать сопротивление силам противника посредством противодействия, сдерживания, проведения обманных маневров, использования собственных тактических преимуществ, уничтожения вражеских сил и объектов. Причем все это не в течение недель/дней, а за несколько часов/минут, даже в условиях, когда США и их союзники имеют сравнительно ограниченное военное присутствие в зоне конфликта»^{445}.