Генерал Самсонов

–  Пленных взяли?
– еще спросил Крымов.

–  Не взяли, - сказал Пфингстен.
– Была попытка порчи нашего телефонного кабеля. Казаки виновных повесили.

–  Да, приходится, - повел бровью Душкевич.
– Есть случаи - стреляют из-за угла...

В облике генерала тотчас проступила сквозь сердечность властная натура. Он показывал Крымову, что одобряет казаков, что только строгостью можно добиться порядка.

Крымов не возражал. Если обыватели начинают впутываться в военные действия, их надо карать.

–  Какое у вас впечатление о противнике?
– спросил он Душкевича.

–  По-моему, они умышленно затягивают нас в глубину, - сказал генерал. Посудите сами, даже мосты не взорвали. О чем это говорит? А ведь мы не торопили. Тут одно из двух: либо они решили вовсе оставить Восточную Пруссию, либо затягивают вглубь...

–  Поеду к Роопу, - сказал Крымов, имея в виду 6-ю кавалерийскую дивизию генерал-лейтенанта Роопа, обеспечивающую фланги.
– У него должны быть пленные.

–  Зачем вам пленные?
– возразил Душкевич.
– Лучше найдите рооповского подрядчика, потолкуйте с ним. Он где-то здесь. Это еврей. Я бы его назначил вместо главного начальника снабжения фронта, мы бы горя не знали.

–  В турецкую войну тоже были евреи-маркитанты, - скептически заметил Крымов.

–  Но этот молодец. Он уже наладил молотьбу и помол германского зерна. А наши интенданты только и знают, что стонать.

–  Ладно, поеду, - Крымов встал с бархатного дивана, посмотрел на висевшую картину - портрет Фридриха Прусского в охотничьем костюме и загадал: если в следующем городе увидит изображение охоты, то война закончится для него хорошо.

С площади донесся звук подъехавшего автомобиля. Приехали Артамонов с Ловцовым.

Пфингсен пошел их встречать, а Крымов снова сел на диван.
– Вот вы вспомнили турецкую кампанию, - сказал Душкевич.
– А ведь я участвовал, да... Будто вчера было... Александр Васильевич, как, вспоминает турецкую?.. Большой был в народе подъем. Сейчас меньше.

–  Меньше?
– переспросил Крымов, вспомнив свои мысли о п о с л е д н е м солдате.
– Кто же виноват?

–  Нет, они будут умирать героями, - сказал Душкевич.

В зал вошел командир корпуса.

Душкевич не договорил, шагнул навстречу Артамонову, они обнялись и троекратно расцеловались.

Расцеловал Артамонов и Крымова, с удовольствием, произнеося: - С победой вас!

Он потребовал подробного рассказа, как Мартос взял Нейденбург, и, когда Крымов поведал, как стояли перед городом и выдвинули артиллерийский дивизион для устрашения, Артамонов засмеялся.

–  Нейденбург пал, потому что первый корпус надавил на Сольдау!

–  Вы уверены?
– спросил Крымов.
– Может быть, есть другие причины?

–  Какие там причины!
– отмахнулся Артамонов.
– Мы готовы были лечь костьми, - эту нашу готовность нельзя сбрасывать. Непременно сообщить командующему о высоком духе войск. Я уже послал донесение, а вы подтвердите: нам противостояла целая дивизия...

–  Прошу прощения, - заметил Душкевич.
– По нашим сведениям, в Сольдау были два полка. Я об этом доложил Алексею Михайловичу.

–  Что? Откуда два полка?
– удивился Артамонов.
– Помилуйте! Нет, я совершенно определенно знаю - дивизия! Разведка перехватила германский телефонный провод. Вот он подтвердит, - Артамонов поглядел на Ловцова.

–  Да, дивизия.

Крымова покоробила покорность Ловцова, с которой тот врал.

–  Ну так что? Дивизия или все же два полка, - спросил Крымов у Душкевича.

–  По нашим сведениям, два полка, - повторил Душкевич.

–  В данном случае это не очень важно, дивизия или два полка, примиряюще произнес Ловцов.
– Еще будет возможность это выяснить.

–  Надо выяснить!
– сказал Крымов, одерживая себя.
– Я еду к Роопу в Генрихсдорф... Кстати, там базировались цеппелины. Помните? пленный капитан говорил, что в Сольдау два полка?

Он показывал, что не верит Артамонову, даже больше - что Артамонов врет. В этом не было сомнений - мелко, бесцельно врет, лишь бы преподнести движение корпуса почти как битву народов. Все поняли смысл и, главное, суть крымовских слов. Артамонов расставил руки, наклонил голову набок и с досадой улыбнулся, раскрыв рот, словно говорил: "Э-э!" Ловцов с безучастным видом отвернулся. Душкевич взял Крымова за руку, стал советовать не ехать автомобилем, а взять лошадей и в сопровождение двух - трех конвойцев.

–  Я провожу господина полковника, - сказал Пфингстен. Крымов вышел из зала и вымолвил вполголоса:

–  Ну каков Мальбрук! Ты, Пфинготен, где-нибудь еще видывал таких?

* * *

10 августа, когда все корпуса второй армии беспрепятственно продвигались в глубину Восточной Пруссии, начиная верить в повальное бегство германцев, у деревни Орлау передовой полк пятнадцатого корпуса, 29-й Черниговский, натолкнулся на сильное сопротивление.

После полудня полк стал занимать лежащую в лощине деревню и после небольшой перестрелки с германским арьергардом без труда занял ее.

Командир третьей роты штабс-капитан Соболевский с надеждой смотрел на остаток дня. Нужно было дать людям отдохнуть, напечь каких-нибудь лепешек, ибо в Нейденбурге полк не успел разжиться хлебом. И еще - раненых было мало, три человека с царапинами.

Соболевский вызвал артельщика и фельдфебеля отдать необходимые распоряжения.

Денщик во дворе разогревал самоварчик; в комнате было чисто и уютно. Солнце ярко освещало все углы, поблескивало на резных дверцах дубового буфета с толстощекими жизнерадостными фигурками купидонов. Артельщик вернул Соболевскому ротные суммы, которые тот давал на сохранение перед боем, командир вынул из бумажника две двадцатипятирублевые кредитки - на покупку муки.

–  Не у кого, все поутекали, - сказал артельщик, беря деньги.

–  Чтоб муку достал, - велел Соболевский.
– Хватит нам ждать манны небесной. Не достанешь - пойдешь в строй.

–  Достану, Николай Иванович, - уверил артельщик.

–  Теперь ты, - продолжал Соболевский, обращаясь к фельдфебелю.
– Брать из имущества жителей без разрешения офицеров безусловно воспрещаю. Солдат не разбойник. А мародеров - полевому суду. Все спиртные напитки немедленно выливать, посуду - разбивать.

–  Так точно, ваше благородие!
– ответил фельдфебель.
– Не допустим.

Вошел денщик Соболевского, с усмешкой сообщил, что к ним приехал полковой священник.

–  Чего смеешься?
– спросил командир.
– Пойди приведи отца Георгия... Нет, я сам встречу. А вы - ступайте.

Он вышел во двор без фуражки, с расстегнутым воротом, по-свойски.

Из самоварной трубы бойко валил уютный дым. Вдоль красной кирпичной стены скотного сарая порхала бабочка-траурница, то поднималась, то опускалась.