Генералы шального азарта

Милостивый государь, Василий Семенович!

Я с охотою взялся бы выкупить Ваши долги, но срок оным векселям, по словам Вашим, два года, а следующие Вам 24 800 рублей обязан я выплатить в течение 4 лет. Я никак не в состоянии, по причине дурных оборотов, заплатить вдруг 25 тысяч. Всё, что могу за Ваш 25-тысячный вексель выдать, это 20 тысяч с вычетом 10 процентов за год – т. е. 18 тысяч рублей. В таковом случае извольте отписать ко мне, и я не премину чрез Вас или чрез кого Вам будет угодно доставить Вам означенную сумму.

А. ПушкинМая 13 числа 1830 года, Москва

– Итак, продолжим. – Огонь-Догановский раздал по тринадцать карт. – У кого пять козырей?

– У меня, – отозвался молодой человек с едва намечавшимися усиками.

– Хорошо, – промолвил Алексей Васильевич. – Что за козыри?

– Дама, валет, шестерка, тройка и двойка.

– Если пять козырей, то надобно ходить… – Огонь-Догановский замолчал и уставился на парня.

– С козырей, – неуверенно сказал молодой человек с пробивающимися усиками.

– Верно. С какого начнете?

– С двойки.

– Снова верно. При таком раскладе: дама, валет и три мелких козыря следует ходить с самого мелкого. А если бы были туз, король и три малых?

– Я бы сходил с малого, – сказал молодой человек постарше.

– Почему? – поднял на него взор Огонь-Догановский.

– Потому что, возможно, мой партнер имеет даму, валета или десятку.

– Так, – кивнул головой Алексей Васильевич. – А ежели у вас на руках туз, король, валет и два малых?

– Надобно начинать с туза или короля, – ответил тот, что постарше.

– Хорошо, – констатировал игрок. – А если дама, валет, девятка и два малых козыря?

– С дамы…

– Таким образом, при подобном раскладе и козырке вы выиграете семь партий из десяти и останетесь в несомненном выигрыше. – Огонь-Догановский помолчал, так как эта учеба начинающих игроков ему порядком надоела. – Еще вы останетесь в выигрыше, ежели будете соблюдать следующие правила: имея секанс – играйте старшую карту. Не ходите никогда с короля, если он у вас один. Не радуйтесь явно хорошим картам и не морщитесь от худых, ибо противник будет считывать это у вас с лица. Не ходите никогда, – произнес он с нажимом, – с тринадцатой карты. В противном случае вам гарантирован неуспех. Постоянно меняйте расположение мастей, но придерживайтесь системы. Этим вы запутаете противника и не дадите сбиться себе. И еще запомните, – Алексей Васильевич оглядел всех своих учеников и сделал серьезное лицо, – если вы проиграете подряд три роберта, не продолжайте игры с теми же игроками. В крайнем случае, пересядьте за другой стул или потребуйте переменить колоду. Если вы проиграли три раза подряд по двадцать пять рублей, не садитесь играть дешевле, иначе никогда не вернете проигрыш. Если вы выиграли троекратно по двадцать пять рублей, сыграйте в четвертый, и в случае выигрыша можете играть потом гораздо дешевле. Скажем, по красненькой. И никогда, – Огонь-Догановский выдержал значительную паузу и повторился: – Никогда не говорите о своих ошибках вслух…

* * *

– У-уф! Я больше так не могу. – Алексей Васильевич в сердцах бросил карты, и они веером легли на ломберный стол. – Тоска же смертная.

– И что ты предлагаешь? – спросил «граф». Он зашел к другу уже под вечер, когда ученики разошлись по своим и чужим гостиным усваивать уроки мастера.

– Что угодно, но только что-то делать, понимаешь? Обрыдло учить сопляков картежной игре, к которой у них нет никакого таланта. Игра, брат, это как писать стихи или музыку сочинять… Дар нужен, вдохновение. Или хотя бы душевный порыв…

Огонь-Догановский посмотрел на «графа» Давыдовского, как собака, которую только что побили или обварили кипятком из ближайшего кабака. Такого затравленного взгляда Павел Иванович не видел у «старика» ни во время суда над «Червонными валетами», ни во время долгой и нудной сибирской ссылки. Вот уж где была тоска, а ничего, держался старик. А теперь вот что-то затосковал…

* * *

Вот уже полтора года, как закончилась ссылка, и «валеты» разъехались кто куда. Кроме фальшивомонетчика Яши Верещагина, который получил много больше других – аж восемь лет…

Первым освободился Юрка Каустов. Гений наводок и переговоров Феоктист Протопопов освободился следом и двинул в Москву. Ему каким-то образом удалось добиться разрешения проживать в Белокаменной. Этого не удалось добиться даже Давыдовскому, а ведь у того папенька не кто иной, как тайный советник, который вот-вот станет действительным тайным советником. А что есть действительный тайный советник? А это чин, старше которого разве что канцлер, а потом идет сам государь император. И более никого. Впрочем, черт его знает? Может, не захотел тайный советник Давыдовский хлопотать за своего непутевого сына. Уж очень он, сказывают, был на него рассержен за самовольное присвоение титула «графа». Сам Давыдовский-старший ожидал такого титула указом государя-императора, да не дождался. Во дворе сказывали, что именно оттого и не дают заслуженного титула Давыдовскому-старшему, что таковой самовольно присвоил себе Давыдовский-младший, как оказалось, один из видных членов клуба «Червонные валеты». Поговаривали, что государь император даже однажды высказался, что негоже давать графский титул отцу, коли им уже владеет сын.

Великолепный и неотразимый Эдмонд Массари, придумавший одну из самых блестящих афер – «невостребованный груз», – остался в Тобольске. Он женился на вдовствующей купчихе Евдокии Мансуровне Крашенинниковой, с которой его познакомил, кстати, Огонь-Догановский. Вернее, женился на ее двух миллионах и сытой благополучной жизни.

Тогда ситуацию разрешил по-мирному Феоктист Протопопов. Этот «валет» всегда отличался большой рассудительностью и спокойствием, и ему поручалось в клубе вести тайные и явные переговоры, в том числе и могущие вылиться в конфликт. И он всегда выправлял по-мирному. Так случилось и при «прощании» с Эдмондом Массари. Все поняли, что Массари ломоть уже отрезанный, и окончательно от него отстали. В конце концов, каждый имеет право выбирать, как жить. И никто никому не указ…

Потом состоялось венчание. Вдовушка-купчиха снова стала замужней женщиной и начала именоваться Евдокией де Массари, а Эдмонд Себастьян сделался миллионщиком. Зажили они душа в душу, и светский лев и ловелас, раздобрев и потолстев, стал вполне добропорядочным семьянином, редко выходящим из дома без особой нужды…

Вслед за Феоктистом Протопоповым получили свободу отставной гусарский поручик Сергей Аполлонович Дмитриев, двинувший на Кавказ рядовым возвращать офицерское звание, что у него вскорости получилось, и бывший чиновник Плеханов, за которого крепко хлопотали влиятельные люди в Санкт-Петербурге.

В восемьдесят первом году покинул сибирскую ссылку Африканыч-Неофитов. Он подался в Казань, куда его пригласил «князь» Вольдемар Долгоруков, один из самых масштабных «валетов», исключая разве что Пашу Шпейера, известного многими аферами, в том числе и самой знаменитой – продажей губернаторского дворца на Тверской заезжему английскому лорду. Вольдемар и Африканыч были короткими приятелями еще в клубе, провернули вместе не одну аферу и махинацию, и можно было не сомневаться в том, что им друг с другом не будет скучно…

«Граф» же Давыдовский, которому было запрещено проживать во многих губернских городах империи, как, впрочем, и Огонь-Догановскому, принял предложение «старика», и они отбыли в Поречье на Каспле, бывшую дворцовую волость царя Алексея Михайловича, а после специального указа Екатерины Великой – городок, где у смоленского помещика Алексея Васильевича Огонь-Догановского было именьице. В нем они и коротали зиму одна тысяча восемьсот восемьдесят второго года.

Надо признать, что они, конечно же, не сидели сложа руки. Поиграли прошлым летом на пару в пароходах в баккара, вист и фараон, обчистили два десятка простофиль из купцов и мещан, любивших перекинуться в картишки, чтобы скрасить долгий путь. Осенью и в начале этой зимы затеяли игру в штос и банк в поездах, однако их довольно скоро вычислили, и после посещения полицейской управы в Смоленске и разговора с полицеймейстером и вице-губернатором с игрой в поездах пришлось «завязать».