Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Генералы шального азарта
Шрифт:

…Смоленский полицеймейстер Якоб Карлович Данзас примерно предполагал, о чем идет речь. Несколько месяцев назад Франц решил вложиться в общество «Друг коннозаводства», однако, как впоследствии выяснилось, акционеры оказались одурачены. Делом заинтересовались фискальные органы, а затем его передали в ведение судебного ведомства, отстранив при этом полицию.

И угораздило же брата поддаться на уговоры этих мошенников Огонь-Догановского и Давыдовского и сделаться акционером ЧАО! Ведь они даже не пожелали становиться членами Совета директоров. Знали, шельмецы, чем все кончится. Теперь их не ухватишь, а такие вот простодырые, как его брат,

страдают и несут ответственность как финансовую, так и уголовную.

Якоб Карлович вздохнул.

Огонь-Догановским и Давыдовским полиция заинтересовалась с год назад, когда они вздумали обыгрывать в поездах дальнего следования случайных попутчиков. Тогда он едва не упрятал их в кутузку (жаль, что этого не произошло!). Надо же, чего удумали: разыгрывали перед пассажирами настоящий спектакль, изображая не знакомых друг с другом мужчин. Огонь-Догановский взял на себя роль недалекого богатого помещика, любящего скоротать время за картами. Давыдовский же прикидывался аристократом, подверженным крайней степени азарта. Как правило, они начинали игру вдвоем сначала по маленькой, а когда вокруг них появлялись желающие поиграть, понемногу повышали ставки. Играли в «банк» или «штос», и часто за их столом звучал голос Огонь-Догановского:

– Ваша дама (валет, десятка) бита!

Давыдовский сильно нервничал (на публику), часто проигрывал (Огонь-Догановскому), путал карты, ошибался – словом, изображал из себя легкую добычу. На это и «клевали» потенциальные игроки, становящиеся игроками реальными, в надежде заполучить от Давыдовского легкий куш. А когда в недоумении вставали из-за стола, оказывалось, что в их карманах и портмоне вместо полутора (двух, трех) тысяч осталась единственная красненькая (синенькая, зелененькая), чего едва хватит, чтобы разок перекусить в дороге что-нибудь пресное, да по приезде на вокзал доехать до дома на извозчике.

Однако за лукавством их никто не поймал. Тем более за руку. Просто один игрок, изрядно разобидевшись, продувший всего-то восемь сотен рублей ассигнациями, приехав в Смоленск, заявился в полицейскую управу и заявил помощнику полицеймейстера, что играл с двумя господами, которые явно известны друг другу, но изображают незнакомцев. Потому как по приезде в Смоленск они сели в одну бричку и велели извозчику везти их в Поречье.

– Отсюда, – заявил в заключение своего рассказа продувший господин, – можно сделать вывод, что эта пара профессиональные карточные игроки, что они явно шельмуют и полиции к ним стоит присмотреться.

Помощник полицеймейстера доложил об этом разговоре с проигравшимся своему непосредственному начальнику Данзасу, и Якоб Карлович решил последовать совету проигравшегося доносителя и приглядеться к подозрительной парочке попристальней. Пригляделся. Оказалось, что эти двое – бывшие осужденные по нашумевшему делу клуба «Червонные валеты» и совсем недавно отбывали наказание в сибирской ссылке.

* * *

– …Ладно, не реви, – заявил брату Якоб Карлович. – Я с этими двумя разберусь.

– А мне, мне что делать?! – в отчаянии возвел руки к небу Франц.

– Не хныкать, – просто ответил старший брат.

– Но как же я теперь смогу смотреть в глаза Матильде и Катеньке с Яночкой?

– А никак! – отрезал полицеймейстер Данзас.

– В смысле? – не понял Франц.

– Просто не смотри им в глаза, – пояснил с некоторым раздражением Якоб Карлович. – И копи ум. Ты уже большой мальчик…

– Это

все, что ты мне можешь сказать? – обиделся младший.

– Нет, – ответил Якоб Карлович. – Еще я обещаю тебе, что выведу этих двоих субчиков на чистую воду.

– Клянешься? – посмотрел на брата Франц.

– Клянусь, – серьезно ответил Якоб.

* * *
Спартанскою душой пленяя нас,Воспитанный суровою Минервой,Пускай опять Вольховский сядет первый,Последним я, иль Брольо, иль Данзас.

Строки, написанные великим Пушкиным. А «Данзас», о котором шла речь в стихе поэта, был лицейским приятелем Александра Пушкина – братом Франца и Якоба – Константином Карловичем Данзасом.

Он был гордостью их отца, Карла Карловича, генерал-майора.

Константин был гордостью младших сводных братьев (он родился от первой жены отца) не только потому, что также дослужился до чина генерал-майора; не только потому, что был участником Персидской кампании 1827 года и отличился в ней личным геройством, получив в награду от командующего армией золотую полушпагу с надписью «За храбрость», а от государя императора – бриллиантовый перстень, редкую по тем временам награду, даваемую от высочайшего имени. А еще потому, что он был секундантом у Пушкина и великий русский поэт умер буквально у него на руках…

Выпущенный из лицея по последнему разряду – прапорщиком в армию, и даже не в гвардию, а в инженерные войска, – Константин Карлович Данзас имел уже чин подполковника, когда случилась та злосчастная дуэль. После смертельного ранения Александра Пушкина и последующей вслед за этим гибели поэта Константина Карловича упрятали в Петропавловскую крепость. Суд, состоявшийся через два месяца, вынес вердикт: Константина Карловича Данзаса за ослушание и участие в дуэли повесить в назидание каждому, ибо еще манифестом Великой Екатерины от 1787 года секунданты приравнивались к дуэлянтам и как участники дуэли должны были быть повешенными.

Затем император Николай Первый отменил столь строгий приговор, и Данзаса разжаловали в рядовые. После чего Николай Павлович снова отменил свое же столь суровое решение и вынес приговор: два месяца в крепости.

Потом был Кавказ, служба в корпусе отчаянного генерала Граббе и неоправданное геройство в восьми чеченских походах – будто Константин Карлович нарочно искал смерти.

В 1840 году у подполковника Данзаса появился новый офицер – Михаил Лермонтов; как раз в это время родился Якоб, а Франца даже не было в проекте.

Константин Карлович вышел в отставку в одна тысяча восемьсот пятьдесят шестом году в чине генерал-майора и с полным пенсионом «за службу и раны». Он чинно прожил до февраля 1870 года в северной столице, когда однажды ночью заснул и более не проснулся. Похоронили его на католическом кладбище Выборгской стороны. Так умирают лишь чистые душой и совестью люди.

А может, душа и совесть – два имени одной сути?

Якоб Карлович в восемьсот семидесятом служил в драгунах в чине штабс-капитана. Потом вышла нехорошая история с супругой полкового командира, и штабс-капитан был вынужден выйти в отставку и поселиться в Курляндии. Без дела он сидеть не мог, поэтому принял предложение своего армейского товарища, также вышедшего в отставку из-за любовной истории, сделаться полициантом.

Поделиться с друзьями: