Гений автопрома
Шрифт:
Никаких «но», задача одна — доехать до побережья Атлантического океана и вернуться домой.
Утром стартовали с интервалами — в соответствии с набранными на предыдущих этапах очками, зачётными и штрафными. Команда как бы УАЗа, всегда державшаяся вместе, имела у каждого экипажа равный индивидуальный результат.
Весь Сенегал — один сплошной скоростной доп. И Цыганков внял нашим молитвам, разрешил оторваться от грузовиков.
Если кому-то что-то рассказывал о кошмарном преодолении пустыни в Мавритании — забыть! Гонка наперегонки со смертью по Сенегалу превзошла её. Четыре УАЗа с тойотовским сердцем, без стенограммы-легенды, с одной только картой без привязки к визуальным ориентирам, неслись в погоню за «порше», «рено» и оставшейся паре французских
В нашей категории отвалилось более 60% участников, высадившихся в Алжире.
Прыжок-трамплин… С полным неведением, что будет по приземлении — дерево, скала, ров, река, колодец. Проходы с заносом по совершенно непонятным дорогам, где ни за что не угадать, какая картина откроется при выходе из виража. Мы с Велло неслись, само собой, первыми. Не имея возможности ничего ему подсказать, я бубнел в эфир об увиденном, чтоб Брундза, Русских и Геныч знали, что им предстоит.
Спасибо, где-то через час после старта впереди погнал вертолёт, Цыганков с воздуха сообщал много полезного, но топливо выгорело, пилот повёл их на заправку, а мы остались вчетвером в сгущающихся сумерках, прорезаемых светом «люстр», отчего стена пыли казалась светящейся ареной рок-концерта.
Велло едва не зацепил корму лежащего на боку «рено», я заорал задним о препятствии. Остановиться помочь? Сзади идёт кавалерия из восьми грузовиков. Как говорила служанка Кэти в «Трёх мушкетёрах», в любви каждый за себя. В эту ночь в Сенегале — тоже. Даже поломка УАЗа не остановила бы три других экипажа. Ждать техничку, остальные — вперёд-вперёд-вперёд!
За километр до финиша, раскрутив мотор до звона, Велло сцепился с «геликом», успев мне бросить:
— Если сожгу двигун, дотолкаем руками.
Быстрее сдох хвалёный мерседесовский, из под капота повалил даже не дым — пламя. В зеркало заднего вида успел рассмотреть, как оба пилота выпрыгнули, принялись тушить… Им точно придётся толкать, не сходить же с дистанции на последних сотнях метров.
Впереди нас финишировал только «порше».
Когда мы отдохнули, приняли душ, и началась последняя пресс-конференция, я намылился вообще сдриснуть. Но у нас с Велло — второе в индивидуальном зачёте, командное первое, куда ещё бежать.
С облегчением и тревогой увидел Кретьена. С облегчением, потому что воображение рисовало его холодеющий труп с КГБшной пулей в голове. Беспокоился, потому что ждал очередных каверзных вопросов. Но француз не задал ни единого. Что с ним сделал «татарский механик», понятия не имею и не хочу знать.
С борта судна, взявшего курс на Одессу с заходом в Неаполь, позволили отбить телеграммы домой. Я отправил одну — жене, она сообщит папе, маме, Машке. Да и Мариночка уже многое понимает.
Но пониманию самой Валентины я поразился — в очередной раз. Без лишних слов кивнула, не возражая против моей поездки. «Значит, для тебя это важно». Бриллиант, а не женщина!
Волнуется, ждёт. Наверняка отобьёт ответное послание. Как хорошо, когда дома ждут, и туда приятно вернуться.
Невольно припомнил типа, сиганувшего в иллюминатор у берегов Италии, чтоб стать невозвращенцем. Даже если у него всё сложилось удачно, он потерял куда больше, чем приобрёл.
На судне помыл отросшие волосы и снова покрасил. Велло, созерцая мои манипуляции со своей койки в каюте, только хмыкнул:
— Если бы ты ещё научился говорить по-эстонски, цены бы не было твоей конспирации.
— Кстати, идея. В Италии на стоянке наверняка на борт прорвутся журналисты. Как ты думаешь, если я, пользуясь случаем, попрошу через эфир итальянского телевидения передать привет домой на «родном» языке?
— Хорошая мысль. Заучивай: «Keri persse, lohakas! Kaox ara!»
— Кери перссе, лохакас! Каоx ара! — я повторил очень старательно, но совершенно не удовлетворил Велло, он полировал со мной каждый звук до порта, убеждая, что какое-то количество знающих эстонский язык наверняка найдётся в Европе и уловит фальшь.
Перед телекамерами я старался до
умопомрачения, когда завил, что хочу обратиться к родным по-эстонски, можно? И выдал стократно отрепетированное:— Кери перссе, лохакас! Каоx ара!
Оператор снял, журналист-телевизионщик одобрительно кивнул, получилось вполне атмосферно, журналисты газет старательно записали спич на свои магнитофоны, после чего меня отпустили с миром, а внимание переключилось на Брундзу и Ыунпуу, Стасис гундел что-то пристойно серьёзное, а Велло нёс околёсицу и, похоже, едва сдерживался, чтоб не заржать.
В каюте я взял его на болевой и передавил шею, просветив, что таким приёмом одного слишком смелого в швейцарской гостинице отправил на тот свет.
— Колись, что означает «кери перссе, лохакас, каоx ара»?
— Ты послал их всех в жопу… Отпусти, больно!
— А так?
Прижал, но не стал его давить до посинения, самому смешно. Знал же, что этот гад — приколист, как додумался ему довериться?
Велло растёр шею. Проверил — на месте ли кадык.
— Не дрейфь. При твоём произношении всё равно никто ничего не понял.
Дальше тоже было весело. Все водители и штурманы, прошедшие Париж-Дакар, получили кучу плюшек, в том числе спортивные звания, в числе награждённых значился и Яакко Туманен 1952 года рождения, не выезжавший из СССР, но урвавший кандидата в мастера спорта на халяву.
Не жалко. О присвоении мне заслуженного мастера спорта СССР ни «Советский Спорт», ни другая центральная пресса не писали. Как и моём участии в чемпионате Москвы по художественному мордобою, боевые искусства по-прежнему оставались в стране несколько для служебного пользования, зато участники в моей весовой категории получили право гордиться: наваляли заслуженному мастеру спорта!
А в целом 1984 год отметился с самого начала триумфом «руслана» и жестокой завистью чиновников от средней руки до первых секретарей ЦК, чьи регионы не выделяли средств на разработку машины. Два десятка экземпляров в феврале ушло в ЦК КПСС и Совмин, породив моду у членов Политбюро ездить не на заднем сиденье «членовозов», а на переднем «руслана», некоторые даже за рулём — в своё удовольствие. Мы срочно вносили изменения по ходу дела, в частности, установили кондиционеры, о которых руководители южных республик, привычные к «волгам», на этапе проектирования даже не заикались. Алиев распорядился открыть в Баку в дополнение к стационарным сборочную линию автомобильных кондиционеров — для «руслана» и «лейлы».
К середине года под Кировобадом начался, наконец, серийный выпуск «аскеров», а по Азербайджану рассекали «лейлы» из опытной партии, вызвавшие восторг не менее чем представительский седан. К присвоению звания Героя Социалистического Труда за разработку этих машин меня представили ЦК сразу четырёх южных республик, такую силищу никто и не думал останавливать. Журавлёва за их дизайн получила госпремию Азербайджана.
Обнаглевший от золотой геройской звезды на груди и чувствуя некоторую безнаказанность, я добился возбуждения второго резонансного уголовного дела в автопроме по факту выпуска недоброкачественной продукции, пустив под жернова правосудия руководство Заволжского моторного завода из-за брака при выпуске модернизированных волговских двигателей и лицензионных тойотовских дизелей. Не знаю, насколько суд учтёт как смягчающее вину обстоятельство наличие многочисленных обращений дирекции в наше министерство за выделением части прибыли на техническое перевооружение, скорее, это только утопит подсудимых: значит, все знали, что на станках 1930-х годов нормального качества не добиться, но продолжали отгрузку с штампами ОТК о годности. Житков с Милишкевичем выкрутились по стандартной схеме: принесли в жертву зама министра, сменившего меня на этой должности, он не сел, потому что мало пробыл на небоевом посту. Мне попытались накрутить хвост, услышали «кери перссе, лохакас», по интонации догадавшись, что имеется в виду… и плюнули на безнадёжную затею, только попросили уничтожение следующих Содома с Гоморрой если не согласовывать с ними, то хоть бы предупреждать.