Генму
Шрифт:
— Я знаю, маленький, знаю, — её голос дрожит. Она плачет.
— Мне больно, мама! Мне больно!
Он не может встать. Он прирос к ней, к этой плачущей безликой женщине. На ней нет одежды. На нём — тоже. Оказывается, он был голым. А теперь он ещё более голый. Клочья его плоти парят в воздухе, словно снежинки.
— Мне больно!!!
Он раскрывает рот и кричит во всю силу лёгких. Но не слышит собственного голоса.
И не может проснуться.
Зима шепчет и смотрит на него. Круговоротом летит вихрь его бледного неживого мяса.
— Я… я не видел, правда! Я правда не видел! — захлёбывается бессвязным скулением бледный
— Вам необходимо успокоиться, — звучит ровный механический голос полицая — белого металлопластикового создания, напоминающего манекен.
Робот делает бедолаге укол тиопентала натрия. Парень расслабляется, закатывает глаза.
— Вам инкриминируется порча государственного имущества и вероятное убийство по неосторожности офицера подразделения «Шершень», — почти доброжелательно произносит полицай искусственным голосом. — Предусмотренное Конституцией наказание за это преступление — эвтаназия пятой степени.
Парень даже улыбается, когда ему колют павулон и хлорид калия.
Под колёсами перевернувшейся фуры, перегородившей улицу, дымятся остатки бронированного байка. На несколько десятков метров растянулся кровавый след. Валяются фрагменты тела, искорёженные титановые кости, обломки металлопластикового доспеха. Торс с ошмётками чуть подрагивающих конечностей. Некогда красивое лицо, теперь наполовину расплющенное и стёртое об асфальт. Незрячий прозрачно-серый глаз, глядящий в никуда со спокойствием Будды.
— Ага, прям по всей улице размазало, как масло по тосту. Ужас. И что ужаснее всего — говном не воняет. Прям непривычно так. Вроде труп же, кишки наружу.
— Да не труп, а гора металлолома. Слышь, а поршенёк-то, небось, тоже оторвало. Валяется там где-то.
— Вот радости-то будет тамошним сучкам. Хе-хе-хе. Говорят, у этого кибера, как бишь его… майорчика, сантиметриков за двадцать-то было.
Двое парней в светло-серых робах разнорабочих, хихикая и отпуская циничные шуточки, везли по длинному белому коридору небольшую платформу на магнитной подушке. На платформе грудой было навалено то, что осталось от Найта Ирона, офицера элитного киберподразделения «Шершень» в ранге майора, погибшего при исполнении — во время погони за преступником. Хотя о киборгах такой высокой «процентовки» говорят: «вероятно, погибший». Их ещё можно починить. Но в случае с Найтом Ироном — вряд ли.
— Куда сваливать? — парни вкатили платформу в обширный, вылизанный до блеска операционный зал.
Несколько ассистентов с лёгкой нервной суетливостью указали пару столов, принялись за сортировку фрагментов. Разнорабочие убрались восвояси.
Ведущий кибербиолог вышел из дезинфекционной камеры в полном облачении и деловито прошагал к стеллажу с инструментами, по пути включая мониторы и генераторы.
— Господин Торроф, вы… вы собираетесь попытаться его реанимировать? — неуверенно пробормотал старший ассистент.
— Не собираюсь, а реанимирую, — ответил кибербиолог ровным и жёстким тоном, проверяя клеммы.
— Но… Кхм… но согласно инструкции при более чем восьмидесятипроцентном повреждении тела предписана эвтаназия, полное отключение и деактивация нейронных сетей, — голос ассистента стал чуть увереннее.
— Мне плевать на инструкцию. Я его реанимирую, чего бы мне это не стоило, — господин Торроф даже не повернулся к коллеге.
— Тут нечего реанимировать! Посмотрите только на него! Это груда мяса!
— Это, — кибербиолог резко развернулся и ткнул пальцем в сторону Найта
Ирона, — не груда мяса, а сломанная машина, которую починить пусть сложно, но можно. И я починю. Я проводил все его операции по апгрейду. Я знаю его тело лучше собственного.— Будьте же милосердны, — ассистент позволил эмоциям вырваться на волю. — Ему ужасно больно. Мы даже не можем себе представить насколько, потому что любой давно умер бы от болевого шока. Не мучайте человека!
— Это не человек! — рявкнул кибербиолог, сверкнув серо-зелёными глазами. — И это — МОЁ! Я решаю, когда отключить его. Я заставлю его снова функционировать. А ваша задача — избавить меня от мелкой несущественной работы и от ваших ненужных советов!
На пару секунд в операционной воцарилась гулкая тишина. Умиротворяюще гудели генераторы. Тихонько жужжали подёргивающиеся сервомоторы изувеченного киборга.
Удовлетворённо кивнув, господин Торроф приблизился к столу и пристально посмотрел в единственный сохранившийся глаз Найта.
— Всё будет хорошо, мой мальчик. Просто подойди ко мне, когда я позову тебя.
— Найт… Найт, иди сюда, — звал кто-то издалека.
Звал долго, настойчиво.
Солнечный зайчик настырно прыгал по лицу. Найт улыбнулся сквозь дремоту и замотал головой, тихонько посмеиваясь. Зайчик пролез под веко. Найт распахнул глаза.
Нестерпимо яркий свет ослепил его на минуту. Потом проступили очертания галогеновых панелей на потолке, гладкого кафеля, проводов. Чьё-то лицо. Скуластое, покрытое элегантным искусственным загаром, с модно подстриженной бородкой, с внимательными серо-зелёными глазами, с тщательно замаскированными морщинами на лбу и веках. По периферии поля зрения дрожала искажённая координатная сетка.
— Господин Торроф? — произнёс Найт. И сам испугался своего голоса. Сиплое скрежетание и шипение.
— Тссс, всё хорошо, ты вернулся. Пока не говори ничего, береги силы. Я отключу тебя ненадолго.
— Что? Но ведь… — только и успел проговорить Найт, и сразу же вспыхнула циановая звезда. Растеклась непроглядная тьма.
— Функционирует нормально, — произнёс кибербиолог, пряча в нагрудный карман комбинезона тонкий фонарик. Потом украдкой от ассистентов перекрестился и принялся с ювелирной точностью оперировать «рукой» робота-сборщика, перенося «мозг» временно дезактивированного киборга в новый цельнолитой карбоново-титановый череп.
Этот эндоскелет он заказал сам, на свои личные сбережения. Всю электронную начинку везли аж из Хинди, работа самых лучших программистов и «пайщиков», личных знакомых господина Торрофа, всегда державших его в курсе новинок. Органы — оттуда же. Покрытие прибудет на днях. Мышцы уже лежат в криокамерах и ждут своего часа. Неделя или около того уйдёт на реабилитацию. Мальчику необходимо сперва привыкнуть к новому телу. Он слишком долго болтался между жизнью и смертью в искусственно поддерживаемом состоянии, близком к летаргии.
Операция длилась почти четырнадцать часов.
Но вот последний штрих. Несколько минут на то, чтобы отдышаться и успокоиться, и, мысленно помолившись богу, в которого в этом пыльном мире уже, кажется, совсем никто не верит, тихонько активировать генератор в мозжечковой области.
— Найт, — полушёпотом позвал господин Торроф.
Медленно и плавно, будто автоматически жалюзи, поднялись временные полимерные веки. Заморгали.
— Где я? — проскрежетал механический голос.
— Всё хорошо, ты в госпитале. Небольшая авария, — склонился над ним кибербиолог, широко улыбаясь, будто только что вышел из комы его родной сын.