Герцогиня и «конюх»
Шрифт:
– После знойной Индии и жаркой Италии, ваша светлость, приятно видеть и снег. К тому же ведь в нашей власти в любую минуту заменить снег роскошными цветами.
Последние слова Джиолотти удивили всех. Особенно была поражена ими Анна Иоанновна.
– Как же это можно снег заменить цветами? – живо спросила она.
– Очень просто. Вы интересуетесь этим, ваше высочество? Если вам угодно, я могу показать вам это воочию.
Толпа придворных гостей придвинулась еще ближе к герцогине и к великому чародею. Любопытство было так сильно, что заставило многих придворных забыть об этикете.
– Как? И мы все увидим это волшебное превращение? – воскликнула герцогиня.
– Да! –
Бестужев сделал знак глазами Бирону. Тот, в свою очередь, тихо отдал какое-то приказание придворному лакею.
Бестужев тихо проговорил Анне Иоанновне:
– Садитесь, ваше высочество, на трон. Неудобно вести всю эту сцену стоя. – Он помог герцогине подняться на ступени герцогского трона и, когда она села, обратился с любезной придворной улыбкой к митавским дамам по-немецки: – Я предложил бы уважаемым госпожам сесть. Так будет удобнее видеть им и всем остальным то, чем желает удивить всех достопочтенный синьор Джиолотти.
Дамы расселись, образовав одну общую живописную группу, мужчины, все упитанные обер-раты, во главе с канцлером и маршалом, остались стоять. Вся середина зала, таким образом, оказалась свободной.
Анна Иоанновна, взволнованная, с горящими глазами, сидела на троне и с каким-то жутким, затаенным страхом поглядывала на заморского кудесника.
А тот стоял бесстрастный, гордый, спокойный, как диковинное изваяние.
Бестужев, иронически относившийся ко всему «сему действу», насмешливо улыбался.
– Pereat lux! [29] – вдруг прозвучал властный голос великого магистра.
Он простер правую руку вперед – и зал, и все гостиные погрузились в глубокий мрак.
У всех невольно вырвался подавленный крик изумления, к которому примешивался страх.
Но эта тьма продолжалась всего несколько секунд.
Вдруг, неизвестно откуда, появился таинственно-трепетный, голубовато-фиолетовый снег. Сначала он был очень слабым, но, мало-помалу, усиливаясь, залил собою тронный герцогский зал, накладывая на лица всех присутствующих странные блики.
29
Да потухнет свет! (лат.)
Это был особенный свет, не схожий с тем, который получается от «потешного» [30] огня.
Стало почти ярко-светло.
Анна Иоанновна, приложив руку к сильно бьющемуся сердцу, приподнялась с кресла.
– Ах! Что же это такое? – тихо слетело с ее губ.
Этот самый вопрос хотели, но боялись задать и все присутствующие, прикованные взорами к синьору Джиолотти.
Появился придворный лакей. Он нес большой металлический таз, наполненный снегом.
30
Бенгальский.
– Поставьте его сюда! – приказал Бирон, показывая на место как раз против трона герцогини.
Гробовое молчание воцарилось в зале.
Джиолотти подошел совсем близко к ее светлости и спросил:
– Что вы видите здесь, ваше высочество?
– Здесь? Здесь – снег, – ответила Анна Иоанновна.
Тогда Джиолотти обратился и к гостям августейшей герцогини:
– И вы все видите только снег?..
– Да… да… ну,
конечно!.. Да, – в удивление посыпались робкие ответы.Тогда великий чародей Джиолотти простер руки над тазом со снегом и произнес:
– Смотрите, вы все, смотрите, ваше высочество, сюда!.. Не спускайте глаз!
И взоры всех устремились на невинный предмет.
Снег стал таять точно под влиянием сильнейшей жары. Вместо снега появилась вода, а на ней, на этой воде, – маленькие-маленькие зернышки светло-желтого цвета.
Из одного из этих зернышек стал поразительно быстро расти ствол и покрываться ветвями, на которых появились темно-зеленые листья.
Ужас овладел и Анной Иоанновной, и ее гостями.
– Ах!.. – пронеслось по залу.
А взор великого чародея не отрывался от сказочно быстро растущего ствола. Его руки все так же были распростерты над тазом, и все так же властно-уверенно звучал его голос, произнося какое-то магическое заклинание на латинском языке:
– Nasce o, arbor magnae misteriae, nasce! Est in corpore tuo Signum et vis vitae aeternae… Egomet, Magistr Maximus, potentiae summae volo. [31]
Все выше, выше становилось это заколдованное дерево.
– Боже! Что за дьявольщина?! – испуганно отшатнулся Кейзерлинг. – Это – волшебное дерево!
31
Расти, о дерево великой тайны, расти! В твоем «теле» находится знак и сила вечной жизни… Я, я сам (egmet), великий магистр, обладающий величайшей властью, желаю этого… (лат.).
– Fiat lux! Да будет свет! – властно произнес Джиолотти.
Таинственный фиолетовый свет куда-то исчез, уступив место красно-желтому свету свечей люстр и канделябров.
Перед всеми стояло высокое дерево, на котором висели великолепные мандарины.
Джиолотти, сорвав один, почтительно поднялся по ступеням трона и протянул герцогине «магический плод».
– Лучшей наградой мне, далекому чужеземцу, могла бы явиться милость, если бы вы, ваше высочество, соблаговолили принять от меня этот душистый плод, столь быстро выросший на снегах вашей отчизны! – Итальянец почтительно склонился перед Анной Ианновной, которая совсем «сомлела».
Это первое чудо таинственного магистра привело всех в состояние какого-то столбняка.
Бирон подал знак – и грянула музыка. Но звуки того упоительного вальса, который всегда столь зажигательно действовал на сентиментально-чувственных митавок, не произвели теперь ни малейшего эффекта. Так сильно было впечатление, произведенное на всех синьором Джиолотти.
Однако бал все же начался.
Джиолотти стал беседовать с Бестужевым, на которого чудо великого магистра произвело как раз обратное впечатление: более чем когда-нибудь Петр Михайлович был убежден, что имеет дело просто с ловким фокусником, а вовсе не с ученым.
Бирон, воспользовавшись тем, что начались танцы, подошел к герцогине и тихо спросил ее:
– Ну что? Видели?
– Да!.. – так же тихо ответила она.
– Остались довольны?
– Я поражена, Эрнст…
– Убедились в могуществе того человека, которого я вызвал из далекой Венеции?
– О, да!.. Но я боюсь его, Эрнст Иванович, он вселяет мне какой-то ужас…
И в шепоте Анны Иоанновны действительно звучал страх.
– А между тем, Анна, вам надо не бояться его, а благословлять, потому что он сулит вам такое счастье, о котором вы даже и мечтать не могли, – произнес Бирон.