Герцогиня Пять Мешков
Шрифт:
– Ну ноги шевелятся, это хорошо, - заметил один учитель со съехавшим париком, поглядывая на Бертрана.
– Ритм какой-то прослеживается, - заметил учитель с напухшей щекой.
– Фкорофть, - кивнул тот, что был в сломанных очках.
– Вот! – гордо подняла руки и юбку Пять Мешков, от чего стала похожа на тюльпан в панталонах. – Я лучше всех танцевала дохлую ворону во всей деревне! Шесть столов и три крышки гроба проломила, когда на кладбище тренировалась! Тут ведь какой фокус! Надобно так ногами выколачивать, чтоб аж в ушах звенело!
– А гавот,
– Полонез я могу!
– вздохнула Пять Мешков, обмахиваясь юбками.
– Нам рецепт заграничный привезли… Ма-йо-нез. Так вот, соседка готовила, всем понравилось. На поминках только ее ма-йо-нез и хвалили! А думаю, чем я хуже! И свой сделала! Только он у меня на пол упал! Но ничего, тоже съели! Даже добавки попросили! Я его полонезом назвала!
***
Быть благородной мадемуазелью проще простого!
Я ведь не знала, что когда бочку подымаешь, а у тебя ноги вместе сходятся, одна за другую заплетается и колени сгибаются, это называется реверансом!
А ходить нужно, словно по свинарнику. Чтобы не вступить никуда. А если вступила, то чтобы потом палочкой отодрать можно было. Танцы, так то вообще. Выспаться можно! Не то, что у нас, в Мэртоне. Танцы должны быть такими, чтобы соседняя деревня слышала! И чтобы потом с ног падать!
Мы же специально набойки железные у кузнеца заказываем, чтобы аж искры летели! Кузнец на девках целое состояние сделал. А одна не хотела платить, вот и женился!
А тут прямо как дохлая лебедушка плывешь себе и мусьекаешь на право и налево. Или мадамкаешь.
А еще эти учителя столичные. Ведут себя, как петухи на заборе. Один то, другой то, третий это. Тот, с очками мне моего петуха напоминает. Сварили которого. И который после смерти нам отомстил. Три дня валялись, встать не могли.
– Одного танца будет вполне достаточно, - заметил мой муж.
Ух, и ревнивый же он у меня! Все время коршуном вьется. Даже к швеям, и тем ревновал!
Но говорят, что раз ревнивый, значит, любить будет сильно, пока не прибьет от ревности. У нас девк, вон, парень от ревности ночью и прибил. Шла она по улочке нашей, а он на нее как бросится. Мы ей всем Мэртоном завидовали. Это ж надо, как крепко он ее любил, раз так осерчал! Все девки еще и мне завидовали. Говорили, что мы с ней очень похожи! Мартин говорил, что он просто перепутал. Думал, что это – я. А я так и поняла, что он в меня влюбился. А девка –то зазря пострадала.
Я почувствовала, как меня обнял муж и стал осторожно водить по залу. А потом меня закружили.
– Иииха! – закричала я, как принято у нас, в Мэртоне.
– Мадам, так не принято, - пояснили учителя, крича я другого конца зала.
Я уже поняла, что благородные веселиться не умеют.
И снова мы топтались с мужем, потом он опять меня куда-то вел, а потом снова закружил: «Ииииха!».
– Ну не могу я! У меня это непроизвольно вырывается! – пожала плечами я, рассматривая платье. Платье, конечно, неудобное. В нем корову не подоишь и есть не сготовишь. А по свинарнику
самое то ходить! Ну раз принято, так принято. Вот в Мэртоне удивятся, когда я буду про бал королевский рассказывать!– Давайте без кружения, - заметил муж, а мы снова стали топтаться по залу.
– Без кружения никак! Это последний модный танец при дворце! Только его и танцуют.
Рядом с нами так же топтались два учителя. Один за девочку, другой за мальчика. И показывали нам, как правильно двигаться.
В дверях показался Гиос, но тут же заметив танец, старик сказал: «Все, я не мешаю!». И исчез.
– Давайте, вы ей рот чем-нибудь закрывать будете, во время кружения, - послышался голос учителя.
Глава сорок пятая
Карета с учителями ехала обратно. Бертран стоял у окна, провожая их взглядом. Огромная полная луна светила сквозь плотные шторы, на кровати спала уставшая супруга. Она храпела, пуская слюнку на подушку, туфелька спала с ее ноги, которая осталась на полу, платье смялось, но это была не сама главная проблема.
Послышался тихий стук на который герцог моментальной обернулся.
– Не здесь, - произнес он, глядя на спутанные рыжие волосы, словно водоросли по прибрежным камням расползшиеся по подушке.
Бертран вышел, глядя на свечу в сморщенной руке Гиоса.
– Узнал? – спросил Бертран, хмурясь и косясь на дверь.
– Да, все узнал, - вздохнул старик, поглядывая на Бертрана. – Вы ее сильно любите?
Такой вопрос Бертрану сразу не понравился. Он нахмурился еще сильней.
– Выкладывай, - потребовал он, мысленно приготовясь к худшему.
– Матушка Пять Мешков, Мариэлла, умерла в двадцать семь. В доме ее родственников вспыхнул пожар. В нем она и сгорела. Аккурат в свой день рождения, - полушепотом произнес Гиос. Свеча дрогнула от его дыхания, а он увел ее подальше. Причудливые тени плясали на стене старинного замка, а Гиос, вздохнул.
– Помнят и ее бабушку. Такую вряд ли забудешь. Бабка была из Лорманда… Это на самой границе ваших владений. Однажды дед Пять Мешков ехал мимо, увидел красавицу, а ее родственники тут же его поймали и женили. Когда ей исполнилось двадцать семь лет, в амбаре начался …
– Пожар, - произнес Бертран.
– Именно, - кивнул Гиос. – Муж спасся, а она нет… Его прабабка была тоже родом из Лорманда. Сирота. Круглая. Ни отца, ни матери. Прожила на окраине леса. Однажды пришла учиться к ведьме, которая стращала всю округу. Поговаривают, что ее туда послали, чтобы ведьму извести. Умирая, ведьма прокляла…
– Она проклята? – шепотом перебил Бертран. Его глаза расширились, а он обернулся на дверь.
– Нет, она прокляла деревню за то, что та подсунула ей прабабку! – заметил Гиос, а Бертран мысленно посочувствовал злой ведьме. – Ее она проклясть не успела. Похоронив ведьму, она осталась жить в хижине. Родила ребенка. Дочку. А ее отобрали наивные родственники. В итоге избу сожгли в тот день…
– Когда ей исполнилось двадцать семь, - кивнул Бертран. – А когда у Пять Мешков день рождения?