Германтов и унижение Палладио

Однако… Сколько раз пытался Германтов представить себе отца, которого никогда не видел, представить его, бегущего по Восьмой линии к Неве, представить хотя бы – какие были на фантоме одежды. Да, приближались-укрупнялись давно не крашенные фасады Восьмой линии, тускло-охристые, серенькие, с пятнами тлена, с ноздреватыми цоколями из слоистой путиловской плиты, но материальные средовые подробности не помогали оживить-увидеть фантомного отца и тем более – объяснить его поведение.

Что отец должен был передать?

И кому – Бердяеву, Карсавину, Шестову, Франку?

«Некий Миша» – он же «некий Михаил Вацлович» – всё-таки был таинственным: эпический бег его по Восьмой линии впечатлял, но мало что объяснял…

Хотя, неожиданно предположил Германтов, возможно, вполне возможно, что отец не отсекал польский хвост «ский» от своей подлинной фамилии, чтобы иметь фамилию с русским окончаниием на «ов», а напротив, под впечатлением от шуточек Гервольского «ский» к изначально русско-прустовской фамилии своей прибавил – и получился вместо фамилии дурашливый псевдоним.

Всё ясно?

Ответить Бызовой?

Нет, только завтра, после поездки в Мазер. Он ответит только после того, как увидит виллу Барбаро.

Карина Левонтина покидала экран.

Германтов открывал текст Загорской.

А Бызова в этот же момент ловила себя на том, что теряет интерес к Вольману – он, пока за ним охотились спецы – чистильщики-киллеры – из кучумовской бригады, как-никак обещал ей выход к разоблачению куда более крупных и тёмных дел банкиров и олигархов. Лишь внутри развивающегося детектива Бызова чувствовала себя в своей стихии. После же того, как Кучумова арестовали и везунчик Вольман, как Бызовой показалось, выскользнул из-под прицела, она поняла, что детектив сдулся и теперь ждёт её лишняя серия забуксовавшего боевика…

Если бы она знала, что Кучумов успел…

К тому же все те сведения, что ещё с полчаса назад могли бы стать решающе важными в её расследованиях, после выведения Вольмана из смертельно опасной игры утрачивали актуальность, несли лишь побочный интерес – Бызовой переслали оперативно составленное в «Мойке. ru» резюме из архивных данных, запрошенных ею в ФСБ. Эти сведения напрямую Вольмана не касались, но судьбу автора найденного романа, который почему-то так увлёк Вольмана, проясняли… Бызова, конечно, была уверена, что сын – в том, что Юрий Михайлович Германтов – сын, тоже была уверена – давно осведомлён о печальной судьбе отца, но, надеясь на его ответ-комментарий, она, привыкшая досконально обосновывать-доказывать все свои версии, включая и боковые, не собиралась медлить и вдогонку к отрывкам из романа переслала ему также и это крайне информативное резюме… Что же до романа, то одна из разгадок – разгадка авторства – была близка, но всё-таки при очевидной схожести фамилий не вредно было бы окончательно уточнить: кем мог быть этот «М. Германтовский»?

Этого же уточнения, напомним, именно этого, ждал также Вольман, всё ешё прогуливавшийся по набережной.

Вечер был замечательный.

Сколько акварельных оттенков дарили гуляющим лагуна и небо…

Но трое смуглых горбоносых мужчин, которые тоже вроде бы расслабленно прохаживались по Словенской набережной, не только наслаждались дивным пейзажем, но и старались Вольмана не упустить из виду.

Однако, уймите нетерпение, дамы и господа, точнее – две дамы и один господин, ответы на электронные вопросы – завтра, не раньше, чем завтра, после визита в виллу Барбаро.

И ещё раз подумал: а Германтовский-то – насмешливо-ёрнический, словно соскочивший с кончика ильфопетровского пера псевдоним – псевдоним как двойной привет через десятилетия – от отца и от Гервольского.

Итак, открыл текст Загорской.

Итак, «„Маскарад“ и арест Мейерхольда».

Итак, «некий Михаил Вацлович» позвонил великому актёру Михаилу Юрьевичу Юрьеву поздним вечером после премьеры «Маскарада» и справился, у него ли сейчас Всеволод Эмильевич… Узнав от Юрьева, что Всеволод Эмильевич у него, но чай допивает и собирается идти домой спать, Михаил Вацлович, несмотря на позднее время, отправится по знакомому адресу…

И тут Германтов увидел, что ему пришло новенькое письмо, довольно-таки пространное – спасибо Бызовой, которая, даже прогуливаясь, времени не теряла, немедленно скинула информацию в германтовский почтовый ящик! Письмо удивительным образом, будто бы по промыслу Высших сил, продолжало текст Загорской как раз с той самой строки, в конце которой он готовился поставить большой вопрос.

Итак, Михаил Вацлович входит в парадное солидного доходного дома на Каменноостровском проспекте, где находится ленинградская квартира Мейерхольда, поднимается по лестнице.

Германтов читал дальше, не отрываясь.

На лестничной площадке у дверей квартиры Мейерхольда Михаил Вацлович – будто бы специально там его поджидали оперативники в фуражках с синим верхом – был задержан; перед этим задержан был и сам Мейерхольд, к тому времени в его квартире уже шёл обыск.

Как просто: задержан Михаил Вацлович был выездной московской бригадой НКВД и сразу после ареста вместе с Мейерхольдом – их дела естественно увязали – был этапирован в Москву, на Лубянку. Поэтому-то в Ленинграде, в Большом доме, и не могло быть никаких следов; вот тебе и «бесследно исчез, бесследно исчез».

И как же Германтов не догадался поискать след отца в Москве?

Недомыслие, спровоцированное равнодушием?

Но поздно корить себя, поздно.

К тому же никак, ну никак, будь Германтов и семи пядей во лбу, он не смог бы заранее логически увязать триумфальную премьеру и…

Какой страшной выдалась та ночь после премьеры возобновлённого «Маскарада»: два ареста, Мейерхольда и Германтова-отца – Всеволода Эмильевича дома у себя, на Каменноостровском, и Михаила Вацловича на лестнице того же дома, – обыск, поспешное этапирование в столицу… И той же ночью, но уже в московской квартире Мейерхольда, была убита – зарезана! – его жена, Зинаида Райх.

Ночь длинных ножей на советский лад.

И что нового? Трагические перипетии той сдвоенной, ленинградско-московской, ночи давно известны.

Какое, однако, отношение мог иметь скромный Михаила Вацлович – «некий Михаил Вацлович» – к аресту звёздного Всеволода Эмильевича?

Оказывается – прямое!

Так-так, Мейерхольда избивали резиновой палкой. Причём вовсе не за театральные сверхновации. Но лубянские зверства и расстрелы – попозже, а вот предыстория, сухо изложенная в резюме дела, составленном в «Мойке. ru», такова.

На гастролях в Париже Мейерхольд повстречался с давним знакомцем своим Седовым, сыном Троцкого – их видели вместе в уличном кафе, – и один из актёров труппы отправил донос в НКВД, а «некий Михаил Вацлович» случайно узнал об этом доносе, узнал также и имя доносчика в антракте «Маскарада», когда кружил по фойе. Ну а после спектакля узнал, что Всеволод Эмильевич преспокойно допивает свой чай у Юрьева и… Как мы знаем уже, затем Михаил Вацлович поспешит к Мейерхольду домой, чтобы предупредить – коротко и ясно.