Гермоген

У Гермогена не было выбора. Он знал, что не станет жениться в другой раз. На ум всё чаще приходила мысль затвориться в монастыре, принять схиму. Но судьбе угодно было распорядиться по-другому. На Гермогена вскоре навалились неотложные приходские заботы и тревоги. В Казани шли упорные толки, что пожар возник из-за православных людей; татары видели причину зла в том, что русские поклоняются иконам. Но особенный гнев обрушивали они на тех, кто отрёкся от мусульманства.

— Аллах не любит многобожников. Горе вам! — кричали они.

— Уверовавшие в иконы бойтесь Аллаха должным страхом.

— Это Аллах пожёг ваши дома. Когда Аллах решит, он только скажет «будь», и оно бывает.

Эти религиозные атаки были столь сокрушительной силы, что многие татарки, вышедшие замуж за русских, возвращались в свою веру и успешно убеждали принять мусульманство своих мужей.

Столь быстрое отпадение от веры встревожило архиепископа Иеремию. Он должен был признаться себе, что после смерти архимандрита Варсонофия Казанский край лишился надёжного подвижника веры. Он хорошо знал татарский язык и Коран, понимал татарские обычаи и нравы (незадолго до того три года жил в плену у крымских татар). Нынешний архимандрит стар и слаб. Противиться надвигающейся беде ему было не по силам. И, поразмыслив, владыка решил во всём положиться на Гермогена. После обретения чудотворной иконы Казанской Богоматери имя Гермогена было на слуху у самого царя. Архиепископ Иеремия так отзывался о нём:

— Зело премудростью украшен и в книжном учении изящен. Имеет великий разум, смысл и мудрый ум.

Этот отзыв спасёт впоследствии Гермогена от злого доноса.

Итак, владыка искал средства и пути воздействия на умы и сердца иноверных, дабы обратить их к Богу истинному. При Спасо-Преображенском монастыре было две церкви. Одна — деревянная во имя Преображения Господня, вторая — каменная Николы Ратного, служившая также трапезной. Она была просторной и менее других пострадала от пожара. Сюда и были приглашены все иноверные послушать проповедь Гермогена о православной вере. Пришли люди всех сословий. Простонародье теснилось по углам. На самом виду стояли богатые татары в бархатных бешметах и шёлковых поддёвках. Бешметы расшиты узорами и бисером, у женщин на шее блестящие мониста. По важному и властному виду можно было узнать татарских старейшин.

Гермоген вглядывался в лица старейшин, отыскивая глазами Маметкула. Он знал, что Маметкул живёт своим домом. Иногда он показывался в церкви, но разговора с ним не получалось. В нём смутно угадывалась какая-то тревога. Доносились слухи, что он не ладит со своими. И, словно подтверждая эти слухи, Маметкул вошёл в церковь позже других. Бешмет на нём старый, в чёрно-угольных глазах неуверенность и тоска. В сердце Гермогена затеплилось участие к старому товарищу. Как бы позвать его в гости да расспросить?

Но вот вошли священные чины и устроились на ближней к амвону скамье. Тут были келарь, подкеларник, клирошане и дьяки. Гермоген начал горячую проповедь и завершил её словами, как бы приглашающими к свободной беседе:

— Да познают Бога истинного все подданные великого князя Ивана Васильевича, царя всея Руси!

Он знал, сколь долог будет их путь к истинной вере. Ведь новокрещёные будут жить вместе с другими татарами и чувашами. И коль люди вместе пьют и едят, как не поддаться столь заразительному неверию! Он знал татар, что хотели креститься, но стеснялись носить на себе кресты и держать в доме образа и не могли отстать от татарских обычаев. Не крестили детей и не призывали попа, чтобы отпеть покойника. И теперь иные из них пришли, чтобы после проповеди просить либо за татарина, попавшего в тюрьму, дабы ему было облегчение, либо за разрешением ловить рыбу в монастырских водоёмах, либо ещё с какой нуждой... Оставалось уповать... Малая капля и камень пробивает, а малое слово и горы сдвигает. Он видел, что сейчас начнутся вопросы, и ожидал их.

— Скажи, поп, чем твоя вера лучше мусульманской?

— Я не говорю «лучше». Всяк выбирает веру, какая ближе его душе. В своей вере я не раб, но сын. Наш Бог Отец сердечно любит своих детей, Отец Небесный радуется о душах, ему верных. И как отец не всё даёт детям, но только полезное и нужное, так и Отец Небесный даёт не всё просимое, а токмо необходимое для жизни и спасения. И люди называют Бога «Авва Отче». Как отец наказует своих детей, но и утешает, так и мы славим Господа своего за его благорасположение к нам: «По множеству болезней моих в сердце моём утешение Твоё возвеселиша душу мою, Боже!»

— Или наш Аллах хуже твоего Бога? — спросил старый татарин.

— Я не говорю «хуже». Аллах — уважаемый пророк, мудрый, знающий, милосердный. Мусульмане знают о его благодеяниях. Но земля населена многими народами. Среди них обитают и язычники. Кто спасёт их? Кто о них помилосердствует? Не тот ли, кто принял муки смертные за всех людей на земле? Разве не все народы на земле причиною его ужасного страдания? Да поклонимся все вместе кресту его честному. Он вместо нас поруган, осмеян и распят.

— Господи, да славится имя Твоё! — произнёс старый монах. И вдруг многие татары перекрестились, как бы подражая Гермогену и сидящим на скамье священным лицам.

Было ещё немало и других вопросов. Высказывались и суждения о превосходстве Аллаха над прочими богами. Гермоген возражал всё так же уважительно и спокойно. И когда беседа была окончена, группа татар не ушла с прочими, осталась в монастыре, чтобы принять крещение. И надо было видеть, как зло отнеслись к ним татары, стойкие в своём мусульманстве, медленно покидая церковь. О чём-то переговариваясь между собой, одни, казалось, решали, не увести ли силой отколовшихся единоверцев, другие убеждали:

— Айда по домам! Не бойся: Аллах — прощающий, милостивый!

Среди оставшихся в церкви был и Маметкул. На Гермогена он не взглянул, словно сердился за что-то. Но вскоре Гермоген узнал, что Маметкул поселился на монастырском дворе, в пристройке для наёмных служек. Рубил дрова, возил воду. К нему приходили татары, звали назад, он же отвечал, что ему по душе православные люди. Они бесхитростные, берут себе в друзья хоть и неверных, помогают им. Рассказал о старом вотяке, которого монахи подобрали на дороге, голодного, в лохмотьях, отогрели и ныне обихаживают его. Но было видно, что Маметкула съедала печаль.

Великие духом умеют заразить других жаждой веры и спасения, но не всегда понимают, как нуждается человек в том, чтоб ему согрели душу и вовремя сказали нужные слова.

4

Бежали месяцы, набирая годы. Умер старый архимандрит, и, выполняя волю архиепископа Иеремии, собор избрал архимандритом Гермогена, принявшего постриг. «Паси овцы Моя», — припомнились Гермогену слова Христа, сказанные им апостолу Петру. О, какая высота сана и соединённых с ним обязанностей! Как искренне чувствовал он своё недостоинство! Сердце искало покоя и находило его в надежде на Бога. Он верил, что любовь ко Христу даст ему силы для высокого служения.

Это были годы большой внутренней работы, конечной целью которой было достижение высшей духовности. Он знал свои страсти и свои слабости и должен был многое сломать в себе. Более всего ему досаждала природная вспыльчивость характера; порою он, к вящей своей досаде, обижал других людей и бывал груб. Возложив упование на Господа, Гермоген стал смирять себя постом и молитвою, часто по ночам возносил молитвы Богородице и бил поклоны. Он сложил тропарь в честь Казанской Богоматери и сам пел его на общей молитве.