Герои Аустерлица

Ради маскировки я приказал надеть трофейные французские шинели, не поднимать флагов, не петь песен и не разговаривать, чтобы жители этой местности не поняли, что это русский отряд проезжает мимо них, выехав из Гельфа. Но местные, которые иногда попадались на пути, все равно узнавали издали бричку баронессы и приветствовали ее, снимая шапки. Даже если крестьяне и не понимали, что за отряд перед ними, то все равно, если французы их спросят, они, без сомнения, укажут направление нашего движения. А до ближайшей развилки было еще далеко.

С другой стороны, стоит только кому-то проникнуть в замок, как все выяснится. Поскольку там, в подземной тюрьме, мы, уезжая, заперли всех пленных. Конечно, оставлять живых свидетелей внутри крепости было лишним по соображениям безопасности для нашего отряда. Вот только, отдать приказ солдатам расстрелять или переколоть штыками такую кучу безоружных французов, как это предлагал Дорохов, я все-таки не решился. Но, отнюдь не из малодушия, а по той причине, что в этой реальности, как я уже понял, очень ценилось такое размытое к двадцать первому веку понятие, как «честь».

И я четко осознавал, что, умертвив пленных, я, без сомнения, лишусь своей офицерской чести. А общество отвергнет меня навсегда, как лютого преступника, совершившего тяжкое военное преступление. Мне же, наоборот, поддержкой этого общества необходимо заручиться, если собираюсь заниматься серьезными преобразованиями в своем Отечестве. Имея намерения в дальнейшем создать свою собственную общественную организацию, а, может даже, политическую партию «Союз героев Аустерлица», я твердо решил для себя неукоснительно придерживаться соответствующего имиджа морального лидера. Следовательно, я не мог позволить себе запятнать собственную репутацию.

Впрочем, я понимал, что уже несколько запятнал себя адюльтером, изменив законной жене с баронессой. Но, это, пока что, было меньшим из зол, поскольку для всех интриганов, которые могут потом использовать этот факт против меня, я заранее приготовил объяснение, что вовсе не увез с собой Иржину в качестве любовницы, а помог баронессе и ее родне из человеколюбия сбежать от власти неприятеля. И такая версия должна сработать. Если только сама Иржина не возьмется опровергать мои слова.

Но, не совсем же она дура, в конце концов, чтобы растоптать собственную честь в глазах высшего общества? Следовательно, скорее всего, она будет молчать. Я же, чтобы поддерживать видимость приличий, во время путешествия решил общаться с Иржиной поменьше. Ведь все в караване происходило прилюдно. И я, и баронесса отлично понимали, что едем вместе с множеством людей, а потому всегда будем на виду.

Дорохов ускакал вперед вместе с разведкой, желая лично проверить, что нас ожидает впереди. И, предоставленный своим мыслям, я все-таки не забывал внимательно наблюдать за обстановкой. Как только на пути роты попадался какой-нибудь холмик вблизи дороги, я устремлял своего быстрого коня в сторону возвышенности. И, останавливаясь наверху, сразу доставал из седельной сумки трофейную подзорную трубу. Затем, раскладывая примитивное телескопическое устройство и подстраивая резкость, я тщательно рассматривал горизонт. Замок Гельф уже исчез за его линией, но, никаких признаков погони по-прежнему не наблюдалось.

В сущности, наш поход начался спокойно. И я радовался тому, что оперативное управление здесь еще находится на примитивном уровне, да и нет тут никаких разведывательно-ударных комплексов, оснащенных дронами. И вообще никаких дронов над головой нету! И ракеты не прилетят по колонне! И самолеты с вертолетами не атакуют! И дальнобойная артиллерия не ударит! Так что перемещать войска здесь можно вполне безопасно даже в светлое время суток. Потому, как попаданец, я мог констатировать, что и в этом времени есть кое-какие преимущества.

Небо людьми пока никак не использовалось, если не считать начала опытов с воздушными шарами. Впрочем, братья Монгольфье уже достаточно давно, больше двадцати лет назад, создали во Франции свой первый воздушный шар. И именно Франция в налаживании воздухоплавания преуспела больше других и шла в деле освоения воздушного пространства впереди всех остальных стран. Даже в России французы уже проводили подобные демонстрационные опыты. Память князя Андрея сохранила тот факт, что все газеты Петербурга и Москвы писали в 1803 году, как какой-то французский умелец по фамилии Гарнерен сделал летающий шар и облетел на нем обе русских столицы: новую и старую. И глупо было бы не использовать эту зарождающуюся технологию покорения неба в военных целях. Дело оставалось за малым: убедить генералов. Думая об этом, я вынашивал дерзкий план как можно скорее подкинуть Кутузову идею организации воздушной разведки с использованием аэростатов. Вот только, мне сначала нужно добраться до своих…

Мои рассуждения прервал возвращавшийся из разведки Дорохов, которого я заметил издалека. Поручик выбрал себе того трофейного коня гнедой масти, на котором прежде гарцевал чахоточный командир французских фуражиров, застреленный мной. И получалось, что трофейными конями мы все-таки с Федором обменялись, поскольку этот гнедой, как трофей, принадлежал по праву мне, раз именно я пристрелил его прежнего владельца. Правда, этот конь оказался немного помельче, чем мой Черныш, как я сразу назвал своего трофейного черного коня, отданного мне Дороховым.

Черныш, конечно, выглядел солиднее, гнедой же был более поджарым и жилистым, отчего казался отощавшим. Но, Дорохов, приняв его, сказал мне, что кони подобной породы отличаются выносливостью, показывают хорошую скорость в галопе и могут долго бежать рысью без устали. Поручик в лошадях разбирался весьма неплохо, но своему новому коню он почему-то дал кличку Гарсон, видимо в память о том, что раньше жеребец принадлежал французу. И теперь поручик верхом на Гарсоне быстро приближался ко мне.

По озабоченному выражению лица Федора я понял, что разведка на что-то наткнулась. Я поскакал навстречу и, поравнявшись с Дороховым, услышал от него подтверждение моей догадки:

— Князь, в трех верстах впереди наши пленные. Французы заставили их валить лес на дрова. Как прикажете поступить?

— Что за французы и сколько их? — ответил я вопросом на вопрос.

— Обозники из пехоты. Не больше двадцати человек с ружьями, — поведал поручик.

— А наших сколько? — поинтересовался я.

— До полусотни. Одеты в мундиры кавалеристов, — сказал Дорохов.

— А где же остальные разведчики? — задал я вопрос, увидев, что поручик прискакал один.

— Отстали. Вон, позади скачут, — проговорил Федор, обернувшись в седле и указывая рукой на поворот дороги впереди, откуда уже показались все трое его бойцов, которые ездили в разведку со своим командиром.

— Ну, так что прикажете, ротмистр? — нетерпеливо проговорил поручик, когда его разведчики подъехали ближе.

Я же в этот момент, глядя на Дорохова, подумал о том, что он, как раз, никогда не называет меня «высокоблагородием» или «светлостью». Федор вообще никак начальству не льстил. Лишь иногда вставляя в обращения ко мне слова «князь» или «ротмистр», он предпочитал все-таки последнее, признавая мое превосходство над собой сообразно воинскому званию. Но и только. Ведь он и сам все-таки из дворян. Причем, из придворных. Его матушка Марья Ивановна, почтенная дама, когда-то состояла фрейлиной императрицы Екатерины Великой, а его отец, ныне покойный, много лет находился на дипломатической службе.