Герои Аустерлица

В эти времена люди, вроде Дорохова, сыновья придворных и прочих влиятельных аристократов, не отсиживались в тылу и на заграничных курортах, когда страна воевала, поскольку считали защиту Отечества своим первейшим долгом и доблестью. А тех, кто пытался уклоняться от службы, прячась за юбки влиятельных маменек и за широкие спины богатеньких папенек, в высшем обществе многие презирали. Ведь само понятие дворянина предполагало защиту страны и ее народа, который безропотно кормил, содержал и терпел все выходки дворянского сословия именно ради того, чтобы это сословие обеспечивало державе суверенитет и безопасность.

И Дорохов, при всех его хулиганских наклонностях, был, без сомнения, истинным дворянином, бесстрашным воином, готовым отдать жизнь за Родину. Ведь далеко не каждый офицер по собственному желанию захочет возглавить передовой разведывательный отряд, состоящий всего из четырех всадников. Большего количества резвых лошадей у нас просто не имелось. Самыми резвыми оказались, помимо Черныша и Гарсона те, которые раньше принадлежали французским унтерам.

— Значит, поручик, у французов на лесозаготовках конвой не больше взвода? — наконец произнес я.

Дорохов кивнул:

— Точно так, ротмистр.

— Тогда будем атаковать. Надо постараться ударить неожиданно, чтобы отбить кавалеристов без потерь, — сказал я, думая о том, что стычки с неприятелем все равно не избежать, ведь наш громоздкий обоз никуда не спрячешь между полей, вдоль которых мы в этот момент проезжали, а лес начинался дальше, впереди за холмом, где как раз и производились французскими тыловиками с помощью наших пленных те самые вырубки ради пополнения запаса дров, о которых доложила разведка.

Глава 28

Нам предстояло атаковать неприятеля, но делать это бездумно я не собирался, заранее продумывая диспозицию и маневрирование. Госпожа удача, конечно, особа весьма переменчивая. Но, тот командир, который продумывает боевые действия заранее, все же чаще переманивает ее на свою сторону, чем разгильдяй, полагающийся больше на «авось». Потому с Федором Дороховым мы обсудили все детали предстоящей боевой операции прежде, чем решиться на авантюру.

Вокруг нас по-прежнему лежали поля неширокой долины, граничащие с дорогой и упиравшиеся по обеим сторонам в леса предгорий на расстоянии примерно половины километра по новой метрической системе мер, принятой со времени революции во Франции, или половины версты по старой системе мер, используемой в России. Далее параллельно дороге за полями возвышались невысокие горы, покрытые смешанным лесом. Причем, местность постепенно повышалась. Слева от нас, то есть к северу, склоны выглядели повыше, справа и южнее — пониже, более напоминая пологие холмы, торчащие вверх над дорогой на несколько десятков метров, не более. С левой же стороны горные склоны возвышались достаточно круто и более высоко, вздымаясь над долиной метров на двести. Впереди же эта долина сужалась как раз там, где начинался лес, вырубкой которого и решила заняться еще одна тыловая команда французов, используя для этой работы бесплатный труд наших пленных кавалеристов, которых мы собирались освобождать.

Вот только, идти в лоб на супостатов не годилось. Ведь мы находились на открытом месте, в отличие от неприятеля, расположившегося на кромке леса, где производилась вырубка. И нам еще до того, как окажемся на виду у французов, необходимо было выработать такой план атаки, который позволил бы минимизировать потери, одновременно гарантировав нам успех. К счастью, поворот дороги, уходящий дугой за горный склон, не позволял врагам увидеть наше приближение издалека. А каких-либо постов или разъезжих патрулей противника разведка наша не обнаружила. Поделившись этими разведывательными наблюдениями со мной, Дорохов предложил план, сказав:

— Князь, я предлагаю отвлечь внимание французов чем-нибудь с одной стороны, чтобы, воспользовавшись замешательством неприятеля, зайти с другой стороны и неожиданно ударить.

— И чем же вы их отвлечете, поручик? Да и как мы сможем зайти с какой-то другой стороны, если справа от нас и слева торчат горы, а дорога находится посередине? — проговорил я со скепсисом в голосе.

Федор пылко объяснил, воскликнув:

— Это ничего, ротмистр! Если мы тихо проведем небольшой засадный отряд за полем по краю леса, что перед горами, то супостаты наших приготовлений не заметят, потому что будут смотреть в другую сторону, на дорогу и на наш караван! А, пока французы остолбенеют от внезапного появления на дороге наших солдат, которые станут их отвлекать на себя, мы подберемся к вражинам с другой стороны по кустам и всех их прикончим!

Хотя этот план, предложенный Дороховым, представлялся мне слишком дерзким, но что-то рациональное в нем все-таки имелось. Если, действительно, нам удастся завести с тыла штурмовую группу и неожиданно нанести сокрушительный удар по вражескому конвою, то шансы застать противника врасплох и освободить пленников без потерь с нашей стороны значительно повысятся. И потому я все-таки согласился.

По моей команде наш караван остановился, и половина бойцов спешилась. Оставив обоз и половину лошадей, оказавшихся сейчас не нужными, под охраной той половины личного состава, которая, возглавляемая унтерами, оставалась охранять фургоны, мы с поручиком разделились. Я с пешими бойцами продолжил движение вперед по дороге неторопливым шагом, а Дорохов взял своих разведчиков и еще шестерых бойцов, которые лучше других держались в седлах. И они поскакали в объезд. Чтобы зайти в тыл французам со стороны склонов, поросших лесом, им предстояло сначала сделать большой крюк через поле.

Мы договорились, что поручик со своими бойцами постарается подъехать поближе к французам. Но, не слишком рискуя, а так, чтобы они ничего не заподозрили. И потом, оставив лошадей в лесу на безопасном расстоянии, Федор Дорохов со своими солдатами попробует осторожно прокрасться между деревьями пешком, чтобы выйти к назначенному моменту на рубеж атаки. Для согласованности действий мы с ним даже сверили время на трофейных карманных часах, которыми я разжился от полковника Ришара, а Дорохов — от капитана Годэна. И мы условились, что атака должна начаться через полчаса, за двадцать минут до полудня.

Пока поручик со своими бойцами совершал обходной маневр, я повел вперед по дороге пехотный взвод, отобранный из лучших стрелков нашей роты. Ружья у всех были заряжены. И для того, чтобы начать стрелять, солдатам нужно было лишь взвести курки и прицелиться. Больше всего меня в здешней манере ведения боевых действий раздражала медленная перезарядка огнестрельного оружия, производимая со стороны дула. Но, пока этого изменить я не мог.

Я понимал, что для запуска изменений в оружейном деле мне потребуется сначала налаживание собственного производства опытных образцов перспективного оружия, а это, разумеется, осуществится не скоро, не здесь и не сейчас. Впереди предстоят долгие годы трудов ради ускорения прогресса. Мне же пока приходилось выполнять боевые задачи с помощью той материальной части, которая имелась в наличии. А в нашей сводной роте имелись лишь самые обыкновенные гладкоствольные ружья. И никаких тебе штуцеров! Впрочем, на сотню метров можно успешно вести огонь и из такого оружия, если только стрелки не раззявы.

А семеновцы раззявами, к счастью, не были. Гвардейцев тщательно обучали не только шагистике, но и стрельбе, а также рукопашному бою, науке колоть штыком и бить прикладом неприятеля. Еще они отлично умели вести огонь волнами, когда задний ряд с заряженными ружьями сменял передний после произведенного залпа, а передние солдаты уходили назад для перезарядки. Семеновцы были отличными пехотинцами, прекрасно подготовленными к ведению здешней традиционной войны с обязательными пехотными линиями. Вот только вести бой верхом они не были приспособлены. Потому и пришлось спешить их перед выступлением. Ведь пешком пехотинцы чувствовали себя гораздо увереннее. Да и лошадей следовало поберечь.

Перед тем, как покинуть обоз, я проинструктировал всех бойцов особым образом, готовя для неприятеля интересный сюрприз. И взвод четким строевым шагом пошел за мной. Я тоже потопал пешком впереди солдат, оставив своего Черныша под охраной в обозе за поворотом дороги, не видя необходимости рисковать сейчас хорошим конем. Тем более, что по мере подъема в горы становилось холоднее, и вся дорожная грязь оказалась замерзшей, превратившейся в твердое покрытие. Отчего идти пешком на пологом подъеме мне было совсем не трудно.