Герои остаются в сердце

Я хочу, чтобы наш класс как можно скорее посетил Галерею Славы и музей Беслана на Верхних Полях. Чтобы дети увидели пластиковые бутылки с водой – самую большую роскошь, которую могли представить себе их ровесники. Террористы не давали тысяче человек пить трое суток, а жара была под тридцать. Я хочу, чтобы ученики четвертого класса вгляделись в лица тех, кто шел под пули и ложился на мины. Я хочу, чтобы мальчики выросли настоящими мужчинами.

Но я молчу, соблюдая политкорректность. Родительское собрание – это не тот формат, где надо говорить о нравственности и патриотизме. В нашем классе учатся дети разных народов. Некоторые из них еще совсем недавно воевали между собой.

Я предлагаю никуда не ездить, а организовать в конце года концерт в честь учителей и чаепитие.

– Ну, тогда надо клоунов приглашать, – растягивая слова, говорит молодой папаша за соседней партой. – Вы же сами не будете аниматором?

А вот это уж нет, извините! Аниматором я, точно, не буду. Я готова быть сценаристом, педагогом, даже графоманом. А вот аниматором, который развлекает недорослей, я не буду ни за что! Хотя, чего уж там кокетничать – я уже давно сама себе клоун – одновременно и рыжий, и белый: хожу в пальто рыжего цвета и больше не парюсь насчет белого платья.

Вопрос стравится на голосование. С перевесом в один голос выигрывает вариант «экстрим-парк». Один папа, по виду, уроженец Северного Кавказа, обещает съездить туда на днях и привезти прайс-лист.

Утром в субботу мы с Лизаветой встаем в полседьмого. Она любезно согласилась поехать со мной на присягу в училище, а потом на праздник в Лужники. Ей интересно, как снимают кино. Тренировка по гимнастике отменяется.

– Мама, ты не находишь странным, – говорит она, когда мы подъезжаем к «Братиславской», – что мы именно здесь были с тобой всего неделю назад?

Я отрицательно качаю головой. Мне уже не кажется странным, что мы едем в то самое училище, где учились люди с портретов, и откуда их посмертно выставили в сарай.

Вчера на семинаре одна умненькая студентка призналась, что стала писать роман, но никак не может его закончить.

– Вы не знаете, что мне делать? – спросила она, прямо как в анекдоте.

– Не волнуйся, – успокоила я ее. – События сами тебя найдут, если ты захочешь о них рассказать. Для того чтобы начать писать, надо научиться видеть в жизни такие совпадения, которые, на первый взгляд, кажутся невероятными. Именно цепь таких событий и есть настоящий сюжет.

Неделю назад Лиза потащила меня на «Братиславскую», чтобы встретиться со своей новой подружкой, с которой познакомилась в летнем лагере. Та, естественно, тоже пришла со своей мамой – в таких же очках и такой же куртке, как и я. Оценивающе поглядев друг на дружку, мы выяснили, что обе работаем в одном и том же университете. Мы даже пару раз пересекались – она заставляла меня писать объяснительную, когда у нас сдох первый хомяк.

Приятное знакомство мы отметили в фуд-корте торгового центра. Теперь мне кажется странным лишь то, что я шиканула и выбросила пятьсот рублей за шестнадцать рисовых рулетиков. Впрочем, что ж тут удивительного? Вкусовые ощущения лучше всего связаны с воспоминаниями. Не зря Клёнов просит всех, с кем сидел за столом, написать пожелание на чеке. Вот и мне захотелось мысленно перенестись в «Гараж».

– У вас, наверное, большая зарплата, – тяжело вздохнула моя старая новая знакомая.

Зарплаты у нас одинаковые, а вот воспоминания разные. Она на целых двенадцать лет моложе меня.

На присягу мы опаздываем. Пока Гоша кружит на «Леане» в поисках нужной улицы, мы обмениваемся последними новостями. Наш режиссер родом с Дальнего Востока, где сейчас сильное наводнение. У его родственников затопило дом, и я догадываюсь, что они ждут от него помощи. От кого же еще ждать, как не от близких?

– Слушай, а какую территорию затопило? – интересуюсь я, чтобы продолжить светскую беседу.

Для меня Дальний Восток – это всего лишь правый конец карты, где-то поблизости от Японии и по соседству с Китаем. В Японии делают настоящие суши, а родом из Китая новая подружка моей дочери. Вчера она принесла в школу сушеную морскую капусту.

– Да, наверное, шестьсот квадратных километров, – вздыхает Гоша в бороду.

– Мама, не задавай глупых вопросов, – шепчет дочь. – А то мы так и не найдем нужную улицу.

Наконец, нужный поворот пройден. Мы подъезжаем к военной части. Возле проходной – длинная вереница машин. Серебристой «Леане» велят освободить проезд – в зеленые ворота со звездой то и дело въезжают черные джипы. Забегаю в проходную, говорю, что нас пригласил сам Клёнов. Это, как ни странно, срабатывает, и «Леану» пропускают внутрь. Люди в военной форме смотрят на нас подозрительно, но указывают дорогу к плацу. Погода стоит серая, моросит мелкий дождь.

Гоша с Денисом вытягивают с заднего сиденья два кофра, нагружают меня сумкой со штативом, и мы вчетвером бежим трусцой туда, где уже началась церемония. Денис на ходу расчехляет камеру, сует мне свой кофр и пристраивается к своим более шустрым коллегам. Операторы деловито ходят взад-вперед, как грачи на пашне. Сам строй напоминает взошедшую полосу озимых. Мы с Лизой в своих ярких пальто не вписываемся в формат.

К нам подходит военный и вежливо просит вписаться в толпу гостей. Тут, в основном, женщины – постарше, помоложе. Много детей-школьников, а вот мужчин в штатском, кроме операторов, почти не видно. Впрочем, сегодня все сами себе операторы – кто с фотоаппаратам, кто с мобильником, а кто с планшетом. Все-таки, присяга – очень важное событие в жизни военного и его родных и близких.

 Курсантов на плацу человек триста. Они по одному выходят к столикам, похожим на маленькие кафедры. Возле каждого – по два офицера. Курсанты в темно-зеленом, офицеры – в темно-бирюзовом. Отрывисто звучат слова клятвы:

– ..клянусь… Российской Федерации… конституционный строй… приказы командиров…

Офицера в темных очках нигде не видно.

Это моя вторая присяга. Когда-то я тоже фотографировала своего бойца. Это было Геленджиком почти тридцать лет тому назад. Сейчас в тех местах строят объект специального назначения, который охраняют люди в черном. Хотя журналистам с фотоаппаратами вход за бетонный забор строжайше воспрещен, в Интернете можно найти много любопытных фотографий этого секретного объекта. Это двухэтажный дворец в псевдо-классическом стиле с колоннами и шикарными интерьерами.

Почти тридцать лет назад в Праскавеевке были лишь халупы да сараи, в один из которых меня пустили переночевать за десятку. По молодости, соотношение цены и качества показалось мне странным. А еще мне, по глупости, казалось, что все солдаты вскоре вернутся к своим девушкам, что впереди у меня горы счастья и море любви. Война в Афганистане уже фактически закончилась, а война на Северном Кавказе еще фактически не началась. Солнце было золотым, море – голубым, а горы вдали – темно-зелеными, как форма пограничников.