Герои Шипки

9 августа Мехмет-Али-паша решился наконец атаковать русских. Местом агаки была выбрана небольшая деревушка Аяслар, не так далеко от которой находились и позиции нарвеких гусар. Удар турецкого низама приняли на себя Невский и Софийский пехотные полки, которые сумели не только выстоять перед натиском неприятеля, но и снова потеснили его на другой берег Кара-Лома.

Ранним утром 11 августа им на смену подошел из ре-

зерва Волховский полк, в составе которого был и вольноопределяющийся Всеволод Гаршин. Турки предпринимали отчаянные попытки выбить русских с захваченного ими поросшего колючим кустарником каменистого холма. Болховпы, выстояв, сами перешли в контратаку. Этот бой Гаршин вскорости подробно опишет в своем очерке «Аяс-ларское дело», который в ноябре 1877 года появится в воскресном прибавлении к газете «Новости»...

Через неделю турки начали массированное наступление 40-тысячной группировкой войск под командованием Ахмеда-Эюба. Перед ним была поставлена задача прорвать фронт Рущукского отряда в центре, выйти по наиболее короткому пути к Беле, а затем отрезать русских от Систовской переправы, единственного пункта, через который осуществлялась связь Дунайской армии с тылом.

Первый удар был нанесен по войскам 13-го корпуса, которые не выдержали натиска намного превосходящих сил противника и были вынуждены оставить свои позиции на берегу Кара-Лома.

Ободренный успехом Ахмед-Эюб повел наступление на Капелево и Аблаву. Здесь разгорелись самые жестокие бои.

Штаб цесаревича, видимо, отчетливо не представлял себе серьезности создавшегося положения. О резервах на участке возможного прорыва никто не позаботился. Туда не были даже подвезены дополнительные боеприпасы. В тот момент, когда части 13-го корпуса, яростно отбиваясь от наседавшего противника, неся тяжелые потери, медленно, в полном боевом порядке отходили назад, наследник в сопровождении многочисленной свиты затеял на северном участке фронта парадный объезд передовых позиций с построениями и рапортами по всей форме.

Сражающиеся русские войска, не получавшие вразумительных приказов, действовали самостоятельно. Снова все решалось мужеством и выдержкой русского солдата и инициативностью отдельных командиров.

Во время жестоких августовских боев на высоте эка-зался и 13-й Нарвский гусарский полк. Он был в деле почти беспрерывно. Нарвские гусары самоотверженно прикрывали отход наших частей, предпринимая горячив контратаки против наседавших турок. Они громили и башибузуков, и регулярную конницу низама, и, используя стремительность маневра, наносили успешные удары по неприятельской пехоте.

;> Э1и тяжелейшие дни полковник Пушкин много раз сам водил в бой свои эскадроны. Храбрости и уменья ему бы то не занимать. Великолепный наездник, Пушкин отличался меткостью стрельбы, в совершенстве владел холодным оружием. Гусары разом приободрялись, когда видели впереди сухощавую, быструю фигуру полковника. По натуре мягкий и добрый человек, в нужной обстановке Александр Александрович превращался в крепкого, волевого командира. Даже в самой горячей схватке он не терял хладнокровия и выдержки, отлично понимая, что от его действий во многом зависит жизнь подчиненных. Полковник не терпел беспечности и пренебрежения к противнику. Своим офицерам он неоднократно говорил:

— Умейте уважать неприятеля. Никогда не считайте его глупее и слабее и стремптесь в решительной ситуации как бы поставить себя на его место...

Кавалерийский бой, в котором иногда все решается за несколько минут, по глубокому убеждению Пушкина, должен строиться на строгом расчете и умении молниеносно оценивать обстановку. Он не верил в слепую удачу и любил повторять суворовские слова: «Сегодня счастье, завтра счастье — помилуй бог! Надобно сколько-нибудь и ума...»

Нарвцам не раз в эти дни приходилось туго. Под полковником Пушкиным пали от турецких пуль шесть лошадей. Эфес его сабли был погнут ударом кривой черкесской гурды. Осколком турецкой гранаты, резанувшим вскользь, ему как бритвой рассекло лакированное голенище сапога. Однако, как говорится, бог миловал — на теле не было ни парапины. А потери полка становились все ощутимее. Заметно поредели эскадроны. Тяжело ранен добрейший Гаврила Ипполитович Ишутин. Вражеской пулей в лицо убит полковой священник отец Анфимий...

Но гусары в побелевших от въедливой пыли мундирах, давно расстреляв все патроны, снова и снова бросались на врага, спасая порой попавшие в беду части от неминуемой гибели.

Вот как опишет позднее один из защитников оставшейся без снарядов русской батареи атаку нарвских гусар:

«В критический момент откуда-то сбоку, из лощины, заросшей рыжим колючим кустарником, словно из-под земли, вылетел эскадрон нарвских гусар, отсекая от наших ложементов дикую орду башибузуков... Неприятель-

ских всадников было больше чуть ли не вдвое. Однако они разом осадили коней, завопили «алла!» и начали беспорядочно палить из своих английских магазинок. Нарв-цы скакали без выстрела. Ближе, ближе... И тут же стрельба разом прекратилась. Только пыль да взлетающие молнии палашей. В какие-то считанные минуты банда была рассеяна. Наши батарейцы, уже готовившиеся принять лютую мученическую смерть, начали приходить в себя. Многие молились и плакали...»

Знойный, огненный август подходил к концу. Изны вающий от жары и тоскливой злобы Мехмет-Али-паша, он же Карл Детруа, в своем роскошном шатре пил с давним приятелем прусским атташе бароном фон Розенау вонючий матросский джин, к которому пристрастился еще во время своих корабельных скитаний, нервно грыз бескровные синеватые ногти и ждал грозы из Стамбула. Мысли главнокомандующего были мрачными.

Наступление, на которое он возлагал столько надежд, сорвалось. Этому хвастливому, расшитому золотом Ахме-ду-Эюбу так и не удалось прорвать фронт проклятых русских. А ведь он дал ему лучшие таборы низама. Что осталось от них после этого наступления? Все дороги забиты ранеными. А результат? Русских лишь кое-где удалось потеснить с их позиций. Путь же на Белу и Систов по-прежнему закрыт. Резервы почти все исчерпаны. Остаются лишь гарнизоны крепостей да стоящий между Рущу-ком и Силистрией отряд не в меру строптивого египетского принца Гассана, солдаты которого путаются в своих полосатых бурнусах. С этими навоюешь...

Мехмет-Али-паша снова потянулся к граненой бутылке и плеснул пахучей жидкости в золоченые узорчатые пиалы.

— Хотите, Карл, я разом подниму ваше настроение? — спросил его барон, взяв пиалу и близоруко шуря свои маленькие круглые глаза, опушенные желтыми ресницами. От матросского пойла он уже изрядно охмелел. — Русский император Александр вот уже несколько ночей мучается жестокой бессонницей. Боюсь, что он потерял и аппетит. И знаете, что привело его в такое состояние? Дружеский совет нашего мудрого канцлера Бисмарка австрийцам. Следуя этому совету, они затеяли военные маневры. И их конный корпус, сбившись с дороги, «слу-

чайно» перешел границу Румынии, оказавшись в русском тылу. Об этом сразу же стало известно императору Александру. Сейчас светлейший князь Горчаков бомбардирует Вену секретными депешами. А русский царь подвергает свое августейшее здоровье испытанию — не спит по ночам и отказывается от еды. И все из-за этих грубых мужланов, нерадивых австрийских драгун, не умеющих ориентироваться по карте...

Турецкий главнокомандующий криво улыбнулся, поднял пиалу и хрипло сказал:

— За Пруссию!