Герои Шипки
Шрифт:
— Так точно, ваше превосходительство. Был комендантом, пока город оставался свободным, — тяжело вздохнув, тихо ответил Славейков.
— Вы и тогда оказали нашим войскам неоценимую услугу, — сказал командующий. — Так что я говорю с вами совсем откровенно, как с близким другом. После того как в конце ноября мы взяли Плевну, военное положение на фронте решительно изменилось в нашу пользу. Однако следует до конца использовать наше преимущество и не дать врагу передышки. Вот почему нашим вой-
скам необходимо немедленно перевалить через Балканы. Выйти в тыл турецкой армии, сосредоточенной против нас на Шипке, и разгромить ее. Что вы скажете на это, господин Славейков? Сможем мы провести свои войска через Балканы? Некоторые генералы
Славейков вдруг преобразился, лицо его посветлело.
— Балканы можно перейти! — твердо заявил он и добавил: — Всюду и всегда!
— Я тоже так думаю. Нужно только хорошо организовать переход. И самое главное: командиры должны иметь на руках точные и подробные сведения о каждой горной тропе, о каждом перевале, по которому им предстоит провести войска. Мы, разумеется, пользовались и будем пользоваться услугами болгарских патриотов. Надеемся, и вы поможете нам, господин Славейков? Нам необходимы подробнейшие и точные описания горных перевалов, троп, развилок, вершин, высот, ущелий, пропастей, речек, лесов и вырубок. Вообще хотелось бы, чтобы вы представили нам полную картину, в частности, Тряв-ненского и Имитлийского перевалов...
Славейков не удержался и, не дослушав последних слов генерала, выпалил:
— Если нужно, я сию минуту дам все необходимые сведения!
— Нет, нет! — сдержанно махнул рукой главнокомандующий. — Обдумайте хорошенько и представьте все в письменной форме. А если возможно, то нарисуйте и точные карты перевалов. Мой адъютант позаботится о вас.
...В комнате, куда привели Славейкова, весело гудела печка. На столе стопка чистых листов бумаги, тонкая деревянная ручка, линейка, стеклянная чернильница. Горели две стеариновые свечи, озаряя возбужденное лицо поэта. Он, не медля ни минуты, склонился над столом и стал самозабвенно чертить карту Имитлийского перевала. Вспоминал и наносил на лист бумаги всякий поворот, любой изгиб, каждую вершину, родники, ключи, бьющие прямо из скал, малейшие высотки, тропки, лощины, лужайки, ущелья, скалы, обрывы... Все это почти зримо представлялось ему. И он рисовал даже отдельно стоящие на полянах деревья, под которыми в свое время отдыхал. Чертил, писал, рисовал, а перед глазами как живые возникали бесконечные колонны русских солдат
п болгарских ополченцев. Они безмолвно двигались по только что проложенным в глубоком снегу тропам, поднимались на крутые склоны, шли вдоль закованной в ледяной панцирь, петляющей в ущелье реки, спускались в неглубокие пропасти, разбивали биваки в долинах, окруженных густыми лесами в тяжелых снежных папахах...
Закончив работу, Славейков на мгновение задумался, потом вновь склонился над листом и размашисто приписал:
«Балканы всюду можно пройтп!»
Когда он поднимался из-за стола, в окно уже просачивалась мутная мгла зимнего утра. Рассвет с трудом изгонял мрак долгой ночи. Только теперь Славейков почувствовал, как сильно устал, как болят от напряжения глаза. Но на отдых времени уже не оставалось. Он быстро оделся, сунул в карман шубы исписанные листы и вышел на улицу. Он торопился в главный штаб.
В штабе поэт передал докладную и вычерченные им карты. Затем вскочил на коня.
Вечерело, когда он въехал в Ловеч, свернул на крутую улочку и остановился перед большими воротами, над которыми нависала широкая стреха. Громко постучал палкой. Залаяла собака, послышались торопливые шаги. Звякнул засов, калптка отворилась, и на пороге показался крепкий, рослый парень.
— Это ты, Стефан? — спросил Славейков.
Парень пристально всмотрелся в верхового, его губы расплылись в улыбке, юное лицо засветилось радостью.
— Я, господин учитель! — воскликнул юноша. — Слезайте с коня, заходите!
Он взял лошадь под уздцы и помог приезжему сойти на землю.
— Есть в доме люди? — спросил гость.
— Есть, господин учитель! Как не быть? Все наши дома, — радостно отвечал бывший
ученик Славейкова. — И отец, и мать, и братья, и сестры — все дома. Проходите, пожалуйста, проходите! Дорогим гостем будете!— Прекрасно! — улыбнулся Славейков. — Сначала зайдем к родителям, а потом хочу поговорить с тобой наедине. Когда-то ты был одним из самых добрых и умных учеников. Помнится, любил слушать о разных событиях из истории Болгарии, беспокоился за судьбу нашего народа. Я не ошибаюсь?
— Нет, господин учитель. Я и сейчас люблю родину. И еще крепче, чем раньше. Вот и Ловеч уже целых три месяца наш, свободный!
Поставив лошадь в конюшню, оба вошли в большой дом. Вся семья с нескрываемым восторгом встретила гостя. Женщины засучив рукава бросились готовить ужин. Мужчины, окружив поэта, заговорили о минувших сражениях, озабоченно спрашивали о судьбе Шипки. После ожесточенной, кровавой битвы в августе русские солдаты и болгарские ополченцы отбросили крупные силы турецких войск. Что будет дальше? Турки, наверное, копят силы, выжидают удобный момент, чтобы снова напасть?
Наконец расспросы подошли к концу.
— Ты, учитель, видать, устал? — поинтересовался отец Стефана, мужчина могучего телосложения, с пышными, подкрученными кверху, чуть ли не до ушей, молодецкими усами.
— Угадал. Путь немалый проделал, — улыбнулся Славейков.
— Эй, молодка, парни! Ну-ка быстро готовьте стол, — приказал глава семейства.
После ужина Славейков и Стефан поднялись по крутой скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и вошли в комнату, приготовленную для гостя. Поэт внимательно посмотрел на юношу. Сильный, умный, спокойный, он не отрывал глаз от учителя и с нетерпением ждал, что тот ему скажет. Но пристальный взгляд Сла-вейкова смутил парня, и он опустил голову.
— Слушай, Стефан, — тихо заговорил Славейков. — Я не требую, чтобы ты поклялся. Знаю тебя хорошо, знаю, какой ты болгарин, какой патриот. Но помни, Стефан, одно: то, что я тебе сейчас скажу, святая тайна! На кол будут сажать — молчи! Слышишь? На кол!
Стефан, не дрогнув, смотрел в глаза учителю. Этот мудрый человек учил их, детей, добру, учил любить родину, Болгарию. Учил мудрости, любви к науке, знаниям. И сегодня это доверие старого учителя потрясло юношу.
— Пусть хоть язык вырвут — слова не добьются! Будет так! — ответил Стефан твердо. И Славейков почувствовал — это правда.
— Тогда слушай! Есть у тебя в Ловече смелый и верный друг?
— Есть, — немного подумав, сказал юноша.
— Разыщи его сегодня же. Сейчас же, ночью! Завтра на рассвете вы оба отправитесь в село Имитли.
— В Имитли? По такому снегу? — удивился Стефан.
— По такому снегу! Знаю, что в горах все тропы завалило. Но вы должны пройти. Нужно тайно пробраться на юг, за Балканы.
— В турецкий лагерь?
— Да. В разведку. Узнаете, нет ли где на перевале турецких постов, побываете в селе Имитли... Как? Дело ваше. Можно под видом чабанов. Можно — выдавая себя за турка, или тайно, ночью. Как лучше, решайте сами. Разведаете, сколько батальонов, какие силы стянули туда турки, как вооружены. Изучите все, что требуется... — Славейков умолк, положил руку на плечо юноши и совсем тихо продолжал: — Может, кого из вас схватят. Однако пусть лучше язык вырвут — не должен говорить, зачем пробрался в лагерь, кто послал. Придумайте что-нибудь: мол, ищем пропавший скот. Только это! И ни слова больше! Понял?
— Да, господин учитель...
Славейков объяснил, что завтра он отправится по очень важному делу в Севлпево. Туда они будут добираться вместе. Потом через Габрово он поедет в Трявну. Спустя три дня они найдут его в Трявне и доложат, что видели, что слышали.
— Будет исполнено, господин учитель, — заверил Стефан.
Славейков крепко пожал руку своему бывшему ученику, отечески похлопал его по спине, улыбнулся, как, бывало, в школе, когда он оставался доволен ответом ученика. И пожелал Стефану «спокойной ночи».