Героический режим. Безбожие

Девушка слабо улыбнулась в ответ.

Мужчина огляделся и, облизав пересохшие губы, придвинулся к девушке. Их никто не слушал, да и зачем? Но он всё равно опасался.

– Скольких выбрал Корень?

– В первой партии семнадцать. Пока семнадцать, ещё у пятидесяти-шестидесяти есть шанс. Если доживут, конечно.

– Маловато, - несколько разочарованно произнёс он.
– Я рассчитывал, что будет раза в два больше.

– И правильно рассчитывал. Тридцать пять человек выбрало Сердце. Сам понимаешь - стресс, негативные эмоции... Тебя это не беспокоит, Шулер?

Шулер скривился.

– Пока они пешки в нашей игре, меня ничего не беспокоит. Если... всё пройдёт удачно, их можно будет убрать. Легко убрать.

– Сила...

– Не говори мне про силу. У меня она есть. Властелины питают их, убивая второго зайца... Пока не будем об этом. Что со второй партией?

– Двадцать два и семнадцать, ещё около полусотни в кандидатах.

– Как бы было хорошо, если б выжила хоть половина, - задумчиво проговорил Шулер. Но его глаза, странного, золотистого цвета уже через миг расширились.
– Хрен с ним. Сколько выживет, столько выживет.
– Он звонко хлопнул по столу раскрытой ладонью.
– Ладно, работай, я пошёл. Встретимся через десять дней.

– Я работаю, - кивнула девушка.

– И...

– И буду знакомиться с тем, с кем захочу. Я уже не ребёнок. Четыреста лет как не ребёнок. Не забудь, именно из-за излишнего беспокойства обо мне ты всё просрал.

– Помню... Ладно, до встречи, Алу.

Шулер зачесал назад волосы и вышел на морозный воздух. Он был слегка расстроен и задумчив. Но уж явно не из-за всякого дерьма. Просто дочь ни разу не оторвала взгляд от монитора за всё время разговора.

Он прошёл пару кварталов и зашёл в какую-то забегаловку, грязноватую и вульгарную. Такие ему нравились куда больше. Ему, но дочь в таких находиться не должна. Купил пиво, немного закуски и уселся напротив бормочущего телевизора.

– ... вспышка сумасшествия и самоубийств, начавшаяся в начале декабря, по всей территории бывшего СССР предположительно связана...

Шулер не слушал. Он и так всё знал. Девяносто восемь сумасшедших, сорок два самоубийцы. Скоро таких будут сотни. Из тех, что стали просто оболочкой, а игроки погибли. Больше всего повезло тем, кто покончил с собой сразу там, их прототипы, по крайней мере, до сих пор чувствовали себя людьми, не то, что другие.

Но он не беспокоился из-за всяких мелочей.

– Нет бонуса, - резко сказал Владимир, зачёсывая назад свои чёрные сальные волосы.

– Утонул, - пожал плечами Александр. Он уселся на пристань как ни в чём не бывало и принялся точить топор.

– Он же не рыба, - кашлянув, подал голос Антон.

– Не рыба?
– рявкнул Алексей. Он сидел на причале. Его лицо, ранее расслабленное, со взглядом в никуда, перекосилось от злости.
– Да вы совсем все здесь охерели?

– Это был крайний случай, - поморщился Павел.
– Крайний. Никто не собирался доводить дело до такого. Но подумай, что было бы, если бы он оставил пати и присоединился к другой? Алексей стал... слишком опасен.

– Опасен?
– переспросил друид.
– Опасен? Да он за всех нас...

Александр резко провёл по лезвию топора точилом и с глухим стуком уткнул рукоять в доски.

– Хочешь присоединиться к нему?
– спросил он.
– Он кинул нас...

– После того, что вы сделали с Николаем!

– Николай был готов расколоть пати в любой момент, - успокаивающе произнёс глава пати.

– Мы не могли этого допустить. И Алексей, скорее всего, был с ним. Где он пропадал вечерами? Скажешь мне? Нет, не скажешь. Он отреагировал на смерть паладина... и другого выбора у нас не осталось. Вспомни, как он убил того паренька. Фактически, ни за что. Думаешь, он пожалел бы кого-то из них?
– Павел указал на Владимира и Александра.
– Не думаю. И, повторяю, если бы мы дали ему уйти, нам пришёл бы конец с ещё большей вероятностью.

– С чего ты это решил?

– С того. Он не останавливается, это я понял прекрасно. И он стал слишком жесток. Слишком даже для нас. Даже для этого ублюдочного мира. Слишком. Жесток.

– Если ты хочешь присоединиться к нему, валяй, - сказал Владимир.
– Мы не против выбросить из пати истеричку. Здесь, мать твою, надо выживать. Так, как придётся. Мы, - он провёл вокруг рукой, - пати. Единое целое. Слабые звенья нужно выдирать безжалостно, иначе всё развалится. Всё. Мы сдохнем. Все. Ты этого хочешь? Если нет, пошли, закончим работу с мобами.

– Работу, - покачал головой Алексей, на его губах играла горькая улыбка.
– Так теперь это называется?

– Назови это убийством, - угрюмо сказал Павел.
– Назови так, как хочешь. Но теперь это наша работа. Это, а ещё выживать. Убивать и выживать.

– Даже если это член пати?

– Думаешь, мне его не жалко? Но... так надо.

Павел протянул Алексею руку, помогая подняться.

"Работа, - угрюмо подумал друид.
– Убивать и выживать. Вы правы, ублюдки. Но...".

Смерть Алексея, первого и единственного друга здесь, он прощать не собирался. Надо подождать, а при удобном случае смыться. Или перебить всех.

Потому что пати, не ставящую жизни своих членов ни во что, не может называться семьёй. И существовать не должна.

Гая, стоящая поодаль, кривила свои тонкие морщинистые губы. Будто бы она что-то знала. Посмотри Алексей в её лицо, он бы увидел предзнаменование. Предзнаменование скорой крови, смерти, мук. Для всех них.

Он был не одинок, желая своей пати смерти. Совсем не одинок.

Часть третья. Игра в смерть

Глава 28. 21, 10

Шёл чёртов дождь. Я облизал пресные мокрые губы и повернул голову на бок. Перед глазами - глазом - плыло, обзор сократился на половину, но я рассмотрел водяную гладь.

Никаких потерь памяти или чего-то вроде "кто я, что произошло" и прочей пурги. Я прекрасно помнил, кто я и как угодил в это дерьмо. Почему в дерьмо? А куда ж ещё-то?

Я что, выплыл? Хрен-то там, не должен был с такими-то ранами.

Но я жив, это ясно. Ногу и руку мучала тупая тянущая боль, глаз жгло огнём, в брюхе будто всё перемешали или пропустили через мясорубку, а после запихали обратно и зашили. К тому же, одежды на мне нет, погода - дерьмо, а я валяюсь у какого-то лесного озерка на мокрой траве и пускаю пузырём жидкие сопли.

Хотелось пить. Умираю от жажды под дождём на краю водоёма. Я издал хриплый смешок и снова повернул голову к небу, раскрыв рот. Помогло не очень, но я был слишком слаб, чтобы шевелиться.