Героический режим. Безбожие
Шрифт:
Интересно, а в мою пустую глазницу затекает вода? С трудом подняв руку, я прикоснулся к ране. Заложена каким-то листочком. Я отнял его от раны. Подорожник. Захотелось рассмеяться, но я только захрипел от боли и жалости к себе. Интересно, поможет он вырастить мне новый глаз?
Меня на секунду обуяла злость. Не могли закрыть глазницы в маске, как у настоящего чумного доктора? Но уже через пару секунд злоба сменилась усталостью. Хотелось просто...
Полежать. Отдохнуть. Поесть. А после убить несколько ублюдков.
Самое смешное в том, что, если подумать, они были не так уж и не правы. Николай
Зачем устранять меня? Я бы поднял бучу и потащил бы за собой Алексея, и Павел знал это. Наверняка. Что я, в общем-то, и сделал, хорошо, что без друида. Так зачем меня тогда жалеть? Вот и все. Я стал просто не нужен.
Наверное, я разрыдался. А может, это был такой смех. Меня опять заинтересовало, смогу ли я плакать правым глазом. Если слёзная железа не повреждена, наверное, смогу.
Рядом раздались звуки, которые обычно издаёт шагающий по траве человек. Они были едва уловимы, но я чётко различал их и знал, что это именно человек. Некрупный, довольно старый, так как идёт, подволакивая ноги и не так уверенно, как, скажем, всегда ходил Павел.
Помощь? Или смерть? Я одинаково жаждал и того, и другого.
– Вот ведь...
– раздался раздражённый голос Гаи.
– Молодец, конечно, но под дождём оставлять не надо было. Эх, эх, эх... За что тебя так?
Я что-то прохрипел. Лицо ведьмы зависло над моим. Губы сурово сжаты, глаза смотрят пристально. Она была такой же мокрой, как и я.
– Надо бы по-хорошему тебя убить, - сказала она.
– Но... зря тебя что ли девка вытаскивала? Твою-то мать! На-ка.
Ведьма сунула мне в рот деревянный конус. Я знал, зачем нужны такие, и сжал зубы.
– Ага, молодец. Это, чтобы ты язык не прикусил. А то, что будешь плакать, как девчонка и визжать, так от этого сильно не поможет. А теперь...
Мою правую руку пронзила боль. Я не успел даже вскрикнуть. Просто отключился. Уверен, что так оно вышло даже лучше.
На сей раз было сухо, но всё равно холодно. Над головой виднелся грубо сделанный навес, я по-прежнему валялся голышом, но боль утихла. Не в глазнице, к сожалению. Невольно поставил себя на место Топлюши. И как после этой боли, причинённой мной, она смогла любить меня, если это можно так назвать?
Чувствуя себя более или менее свежим, я сел. Навес соорудили под деревом, рядом сидела Гая, она спасла, прислонившись к коре. Спящая, ведьма выглядела чудовищно старой. Бледная обвисшая кожа со старческими пятнами, неестественная худоба, ввалившиеся глаза. Тот удар, наверное, её сильно измотал.
Рядом стопкой лежала моя одежда. На рубахе и плаще виднелись две дыры. В рукаве и штанине я почувствовал корку засохшей крови. Я, как мог, вычистил их и кое-как натянул. У берега толпилась семья утопленников. Я двинулся к ним. Может, надыбают мне мха, а то жрать хотелось ужасно.
– Привет, - сказал я, слабо
улыбнувшись.– Вы обещали мне расчленённый труп Нервила, - резко произнесла молодая.
– Обстоятельства поменялись. Но он мёртв, поверь мне.
– Без его трупа я не упокоюсь!
– взвизгнула утопленница.
– Я не собираюсь жить так вечно! Я не твоя шлюшка! Мои дети...
– но я уже не слушал её.
Топлюша. Кто, как не она спасла меня? Я обвёл взглядом озеро. Она, конечно же, была рядом. Но...
С неё будто содрали кожу. Или облили кислотой. Она же боится солёной воды, а я тонул в море.
– Спасибо, - произнёс я.
– Спасибо большое.
Топлюша слабо улыбнулась. Улыбкой муки. Наверняка она чудовищно страдала. А я даже ничего не мог для неё сделать. Сказать, что не надо было? Хах, зачем себе-то врать.
– Спасибо.
– Лучше бы она этого не делала.
Гая. Снова сжатые губы и пристальный взгляд.
– Я противоположного мнения, - ухмыльнулся я левой стороной рта - любое движение правой причиняло боль.
– Кто бы сомневался. Она хорошая девочка. К сожалению, слишком часто хорошим девочкам достаётся такая судьба.
– Ведьма выдержала паузу и сверкнула глазами.
– И такие ублюдки, как ты.
Я немного разозлился.
– Что-то не понимаю, что я тебе плохого сделал?
– Мне? Ничего. Возможно, ты вообще за свою жизнь ничего плохого не сделал. Но сделаешь. И сделаешь много.
– Не понимаю.
– И, надеюсь, не поймёшь.
Я смотрел на свою собеседницу, ожидая пояснений. Старуха надула губы и выпустила воздух.
– Хрен с тобой, слуга Сердца. Твою-то мать. Мать твою-то.
– Может, уже что-нибудь расскажешь?
– Да, грёбаный в рот, расскажу. Только в сухости.
Мы вернулись под навес и уселись друг напротив друга.
– Ну, - сказал я.
– Есть хочу. Девчонка вытащила меня без припасов, а сын подойдёт через несколько часов.
– У меня тоже ничего нет.
– Кто бы сомневался? Сходи к утопленнице, пусть рыбу поймает. Побольше.
Я подошёл к берегу. Топлюши не было. Я заозирался, но та появилась через пару секунд и выбросила на берег большущего сома, наверное, в полтора локтя длиной. Губы утопленницы растянулись в слабую улыбку.
– Спасибо, - улыбнулся я в ответ.
Старуха уже развела костёр. Хрен её знает, как. Огниво-то я увидел, но вот сухих дров под навесом раньше было, а теперь появились.
– Дай свой нож.
Я вытащил тесак, по привычке чуть не нанеся на него яд. Гая вырвала его у меня из рук и принялась довольно неуклюже чистить и потрошить рыбину - всё-таки боевое оружие не для этого.
– Не пялься!
Да что с ней не так? Я послушно отвернулся.
Самое время поразмыслить над дальнейшими действиями. Первый напрашивающийся ответ - мстить. Но как? От наших... бывших... я сто процентов отстал, и отстал сильно. Даже если предположить, что это тот же день, то они свалили с этого острова ещё утром, а сейчас дело ближе к закату. Да ещё около дня ходьбы до крепости. Фактически, два дня в жопу. Зато меня никто не будет искать... С другой стороны, кто бы стал это делать? Израненный до полусмерти, я тонул. Конец очевиден. Ох, Топлюша, за что же я так жесток к тебе?..