Героический режим. Безбожие

Теперь оба взгляда устремлены на чёрную дыру в моей правой глазнице. Так что мешок у меня был под одним глазом. Не самая располагающая внешность, не правда ли?

Где-то позади послышался испуганный вопль. Наверняка Игорь догнал кого-то из беглецов.

– Мы поможем, - сказал я, ещё раз улыбнувшись.

Мы, определённо заслуживали доверия. Примерно, как парочка оголодавших волков у стада овец. Но парень всё-таки отодвинулся, пропуская меня внутрь.

Мы сидели в подвале таверны, душном и сыром, зато тёплом. Около двух десятков детей в возрасте от четырёх до двенадцати лет, вот и все обитатели деревни. Парень, встретивший нас, сидел в углу и хрипло кашлял. Дождевая вода на его лице давно должна была высохнуть, но его лицо лоснилось от влаги, и причиной тому явно не духота.

Я принял от девочки кусок чёрствого хлеба и кусок солонины.

– Спасибо, - сказал я, улыбнувшись. Но та отдёрнула руки так, будто обожглась.

Двое детишек помладше играли с моей маской, пугая друг друга. Остальные или сгрудились в противоположном углу, или пристально смотрели на нас. Добра, кажется, они ждали. Стражники уписывали хлеб за обе щеки, а Игорь раскурил трубку.

– Что у вас произошло?
– спросил я.

Рассказ девочки был сбивчивым, но более или менее обстановка становилась ясна. Пять дней назад, когда большинство взрослых работали в поле, собирая остатки урожая, к деревне подошёл вооружённый отряд. Они согнали взрослых в кучу, завели их в деревню, а после собрали вообще всех жителей на площади. Детей отделили и приказали оставаться здесь, а взрослых увели. Ненадолго, как выразился один из них. Грудничков и совсем маленьких детей сказали брать с собой. Всех стариков тоже, тем более среди них совсем уж старых и немощных не была - их забрала весенняя лихорадка. Напоследок вожак сунул девочке, Ласточке, как она представилась, трубу и сказал дуть, если придут плохие люди.

– Сказал, чтобы мы вели себя тихо и дули, а люди убегут, - закончила свой рассказ Ласточка.

– И они убегали, - прохрипел парень.

– Странно, - медленно произнёс я.
– Очень странно. Взрослых не убивали?

– Нет, - испуганно ответила девчушка.

– Вообще никого не убивали? Нет? И не били?

– Почти не били, только, чтобы пошевеливались. И не сильно.

– Ясненько, - пробормотал я. Говорить о том, что ни хрена не ясненько, смысла не было.
– А сколько было... нападающих?

– Человек пятнадцать, - раздался за спиной сиплый голос пацана.
– Может, больше. Я вышел, когда их уводили. Меня брать не стали, я болел.
– Он тяжело закашлялся.

– Значит, люди, - протянул Игорь.
– И никого не убивали. И увели всех, кто способен тяжело работать.

– В рабство?

– Вряд ли. Детей же трогать не стали. И за каким хреном тогда грудничков тащить с собой?

– Логично, - кивнул я.
– И какие планы?

– У меня - курнуть и покемарить.

Я стиснул зубы. Что ж...

– Сержант.

– А?

– Выбери... блин... Отправь того, что быстрее бегает к конунгу. Пусть приведёт подкрепление. Взрослых надо вызволять.

– Не думаю, что конунг согласится, - покачал головой старик.
– На кой они ему хрен? Грабить их не грабили, так что можно забрать налоги...

– Отправь солдата к конунгу!
– рявкнул я. Кто-то из самых маленьких заплакал.
– Пусть расскажет, что здесь произошло! И пришлёт долбанное подкрепление! Человек двадцать, не меньше, понял?

– А ты чего тут раскомандовался?
– прошипел сержант, вскакивая с ящика, на котором сидел.

– Вообще-то...

Вскочив на ноги, я схватил его за нижнюю челюсть и дёрнул на себя.

– С того, сучий сын, что если ты этого не сделаешь, я тебе кишки наружу выпущу. Понял?!

Послышался топот. Я повернулся. Один из молодых драпал вверх по лестнице к люку, ведущему на первый этаж.

– Я за ним закрою, - пробормотал второй и рванул следом.

– Надо за ними закрыть, - после паузы сказал Игорь, поднимаясь.
– Ну и ссыкуны, а? Эх, повоюем...

Я отпустил сержанта. Он рухнул на свой ящик и трясущимися руками поднял выроненную краюху хлеба.

– Они вернутся?
– спросил один из мальчуганов, играющих с моей маской.

– Последний вернётся.

– А мои мама с папой?

Я стиснул зубы. Опомнившись, открыл рот, чтобы сказать, что они обязательно вернутся, но меня опередила Ласточка.

– Конечно, вернутся, - ласково сказала она, обнимая мальчишку.
– Они просто ненадолго оставили нас одних. Ты же всегда хотел подольше играть на улице с друзьями? Вот, твоя мечта исполнилась.

– Я хотел играть на улице, - насупился парень, - а мы только здесь и сидим.

– На улице дождь, - гаркнул я.
– К тому же, мы играем в партизан.

– В кого?

– В партизан. Давай-ка я расскажу тебе, кто это.

Когда мои истории про самоходные повозки, партизан и злых фашистов кончились, был уже поздний вечер. Никто из молодых не вернулся. Подкрепления не было тем более. Сержант, надувшись вина, дрых, Игорь забивал очередную трубку. И как в него лезет?

Я глотнул пива. Горло пересохло, но это поправимо. Ласточка выдала мне ужин - копчёный окорок и хлеб, на этот раз почти свежий. Доверяет? Впрочем, не так сильно, как мальчишка, сидящий на моих коленях. Пару часов назад он решил проверить, что с моим правым глазом и ткнул в него пальцем, который до этого так долго грыз. Видимо, колеблясь. Было, конечно, больно... но это же дети.

– А подкрепления нет, - сказал Игорь и хихикнул.
– И что мы будем делать?

Я на пару секунд задумался.

– Наверное, сержанта с утра отправим к конунгу. Пусть предупредит, что мы ушли. И попросит-таки людей. А мы... проверим неплательщиков. Чую сердцем, они здесь замешаны.

– Хорошо-о... аха-ха-ха-ха...

Я скривился. Ублюдок пугал детей. Впрочем, почти все сгрудились около меня, даже больной парень.

– А что ещё было с партизанами?
– спросил мальчуган, сидящий у меня на коленке.

– С партизанами? Они же выиграли войну, вспомни. Давай я расскажу тебе... Про беловолосого воина и колдуна, который истреблял чудовищ. У него была... возлюбленная, волшебница. И дочь... гм... красивая. Но до этого ещё долго. А началось всё с того, что он пришёл расколдовывать чудовище...

Я рассказывал, поглядывая на детей. Неписи они или нет, я хотел вернуть им родителей, сделать всё, что в моих силах.

Но я знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. В этой долбаной игре вообще никогда не будет ничего хорошего. Я слишком хорошо помнил ведьм, чьи тела покрывали грубые швы.

Глаз долбила тупая боль. Левый резало от дыма. Но это мелочи. Если умру я, вряд ли кто-то об этом пожалеет. Если... хоть что-то...

Я вырежу всех, кто виноват в этом. В первую очередь - разработчиков.