Герой нашего времени.ru
Шрифт:
— Почему вы первыми начали стрелять? — гнул свою линию ФСБшник. Жители в вас не стреляли. Почему вы отдали приказ открыть огонь по селу?
— Я выполнял приказы старшего группы разведчиков, которому подчинялись и мы.
— Приказы майора Быстрова? — уточнил гость, делая записи на листе бумаги.
— Да.
— А потом вы стреляли по селу из пушек и пулемётов, и тоже по приказу Быстрова?
Иванов задумался. Подставлять разведчиков тоже не входило в его планы.
— Мы обнаружили штабель армейских ящиков во дворе крайнего дома. Обычно в таких ящиках хранятся артиллерийские снаряды. Я приказал «двадцатьчетвёркам» уничтожить ящики пушечным огнём. Ящики взорвались. После взрыва около двадцати боевиков пытались скрыться в лесу. По ним мы и открыли огонь. Не по селу, —
— В репортаже сказано, что в селе не было боевиков.
— Ну, тогда в нас стреляли мирные жители, а взорвалась у них сельскохозяйственная техника: плуги, сеялки и трактора! — Иванов чувствовал, что начинает раздражаться. — Если мне не верите, поговорите лучше с ГРУшниками. Или с экипажами, участвующими в операции…
— Не надо нервничать, — спокойно произнёс гость. — Поговорим и с ними… в своё время.
— Я своим глазам верю больше, чем журналистам, — Иванов постепенно успокаивался.
— Опросим всех. И истину установим, — пообещал подполковник Гурин. — Конечно, я не прокурор. Это прокурору тут будет чем заняться.
Гурин встал и прошёлся по комнате.
— Завтра к 10.00, — обратился он к командиру полка, — все лётчики, принимавшие участие в этой операции, должны представить вам объяснительные с подробным описанием действий с указанием времени. Потом я с ними побеседую вместе с прокурором. Прокурор прибудет завтра. А Иванова я больше не задерживаю.
— Александр, иди, выполняй задание, — махнул рукой командир полка. В его взгляде Иванов увидел извинение за происходящее здесь.
— Ну, что там было? — с нетерпением поинтересовался Ващенка, ожидающий своего командира в теньке на улице.
Иванов изложил суть состоявшегося разговора с подполковником из ФСБ.
— Всех остальных, скорее всего, будут допрашивать завтра. Тебя тоже. Готовься, — закончил Иванов.
— А что? — сказал Ващенка. — Всё как было, так и расскажу. Мы преступлений не совершали. Эти чиновники-«правдолюбцы» не могут понять, что тут идёт война!
— Может, не хотят?
— Вот-вот! Не хотят! — возмутился Ващенка. — Но я завтра им там устрою по полной! Я им всё скажу! Бюрократы! Крысы тыловые!
— Не кипятись, — осадил его Иванов. — Скажи мне лучше, что ты об этом обо всём думаешь?
— Хорошо у дудаевцев пропаганда поставлена. Слава Удугову! Нашим бы так научиться, — ответил Ващенка.
Фотограф прибыл на аэродром перед самым обедом. По решению Иванова, пока на вертолёте устанавливали и крепили оборудование, экипаж, оставив на борту старшим техника звена, убыл в столовую. Мельничук два дня вёл себя очень тихо, стараясь только при необходимости попадаться на глаза Иванову. Обязанности борттехника он выполнял, казалось, с ещё большим прилежанием. Но Иванова беспокоило, что напишет Иван в своей объяснительной. Сейчас любая негативная информация могла стать зацепкой для заинтересованных лиц. А Иван мог затаить обиду на Быстрова. Поэтому по дороге в столовую Иванов провёл с Мельничуком разъяснительную беседу и потребовал ознакомить его вечером с содержанием текста объяснительной.
Когда экипаж возвратился из столовой, вертолёт уже стоял в готовности к взлёту. Фотограф — высокий худой капитан — и его помощник, солдат срочной службы, разместились в конце грузовой кабины рядом с большой коробкой фотоаппарата, закреплённого к полу. У капитана Иванов уточнил районы съёмок и направления захода. Ващенка всю информацию аккуратно заносил в планшет. Проведя внешний осмотр вертолёта и проверив готовность к взлёту, Иванов дал команду на запуск двигателей.
В первую очередь фотографа интересовала ферма, по которой два дня назад отработала группа вертолётов. В район, не контролируемый федеральными войсками, экипаж вышел на высоте тысячи метров. На такой высоте стрелковое оружие уже становилось не опасным, но запущенная ракета любого из известных переносных зенитных комплексов легко могла достать вертолёт. Поэтому без сопровождения Иванов чувствовал себя одинокой мишенью. Это нервировало и вселяло чувство неуверенности. Если вертолёт собьют, то экипажу, даже при счастливой случайности
остаться в живых, на чеченской территории ничего хорошего не светит. С высоты местность просматривалась километров на двадцать-тридцать, и Иванов пытался рассмотреть село, потому что остатки фермы его сейчас интересовали меньше всего. Сделав над фермой три захода с разных направлений, экипаж взял курс на злополучное селение. С километровой высоты черным пятном просматривался участок сгоревшего леса, куда упали ракеты Фархеева, потом Иванов рассмотрел остатки стен взорванного дома и двора возле него. На месте, где стоял навес с машинами и ящиками, виднелась широкая воронка, кое-где сохранились остатки забора, вместо сгоревшего сарая на земле чётко вырисовывался чёрный квадрат. Далее по улице стояли ещё два сгоревших дома, причём ближайший — без крыши. Других видимых разрушений Иванов не заметил. По селу ходили люди, не обращая внимания на одинокий вертолёт высоко в небе. Сфотографировав село с двух направлений, Иванов взял курс на базу. Он почувствовал, как спало напряжение, когда вертолёт пересёк невидимую линию, за которой начиналась территория, занятая федеральными войсками. Конечно, сбить могли и здесь, но вероятность попадания в плен на этой территории снижалась процентов на пятьдесят.На аэродроме Иванов на всякий случай записал номер воинской части и фамилию капитана-фотографа.
Вечером после разбора полётов Иванов встретил майора Ягудина, которому поведал о состоявшемся днём разговоре с ФСБшником.
— Мои уже строчат объяснительные, — сообщил Ягудин.
— Мои тоже. И я написал. — Иванов показал в планшете сложенный листок.
— Дашь ознакомиться? А то нарисуем разные показания. Или чего лишнего скажем.
— Нам скрывать нечего. — Иванов протянул Ягудину свою объяснительную.
— Всё верно. Но кому-то выгодно раздуть шумиху, — сделал вывод Ягудин, прочитав написанное и возвращая листок. — Поэтому, пока «крайнего» не найдут — не отстанут.
— Посмотрим.
— Надо бы залететь в тот район, поглядеть на дело рук своих.
— Летали мы сегодня над этим селом. Фотографировали, — сообщил Иванов. — Дом, где находился склад боеприпасов, разрушен и сожжён. На месте навеса — воронка диаметром метров десять. Рядом ещё два сгоревших дома. Больше никаких разрушений не обнаружили.
— Уже началось. Доказательства затребовали, — вздохнул Ягудин. — Теперь держись, Саня!
— Всем придётся держаться.
— Да, всем придётся не сладко. Но группу вёл ты. И «всех собак» навешать могут на тебя.
— Понимаю. Поэтому прошу тебя, Дима, сегодня после ужина собрать своих ребят. И мои будут. Покумекаем все вместе, как и что писать и говорить?
— Да, надо вместе держаться. Где собираемся?
— Давай в свободном классе на нашем этаже. В 19.30.
— Замётано, — согласился Ягудин.
После ужина по пути из столовой Ващенка поинтересовался:
— Командир, мы сегодня к девчонкам пойдём?
— Ты там прижился? — вместо ответа проворчал Иванов, думая о предстоящем собрании.
— А мне там хорошо, — состроил Ващенка довольную физиономию.
— Хорошо, Андрюша, только там, где нас нет, — философски заметил Иванов.
— Вот как раз сейчас нас там и нет. Значит, там хорошо, — перефразировал «правак». — Так идём?
— Вначале проведём небольшое собрание — все, кто участвовал в том злополучном спецзадании. Фархеева я уже предупредил. Твоя задача найти Мельничука и в 19.30 сидеть в классе с написанными объяснительными.
— Ты думаешь, что всё настолько серьёзно? — встревожился Ващенка.
— А ты не понял? Мы же с тобой — пешки в большой игре. Чувствую, что нас хотят «разменять». Возможно, что всё ещё обойдётся. Но надо скорректировать общую линию поведения.
— Теперь понял, — сказал Андрей озабоченно. — А, может, и обойдётся. Помнишь, как с тем полётом в горы в составе группы МВД? Тогда трибуналом грозили. И обошлось.
— Думаю, что здесь всё серьёзнее. Погибли жители села, и журналисты уже преподнесли информацию. Для логического завершения этой истории может понадобиться виновный, который должен понести «заслуженное» наказание. И командованию придётся решать, кого отдать на «растерзание».