Герой нашего времени.ru

— Но нами руководили спецназовцы ГРУ. Пусть с ними разбираются.

— Понимаешь, Андрей, обычно из двух зол выбирают то, которое проще причинить. А ГРУ — организация очень влиятельная. И если они не «загасят» поднимающуюся шумиху, то и своих в обиду не дадут. Тогда остаёмся только мы с тобой.

— Точнее — ты? — высказал догадку Ващенка. — А тебе не кажется, что вся эта история очень вяжется с тем нехорошим случаем с ящиками?

— Возможно.

Мероприятие провели в полном составе. На собрании высказались все присутствующие. Молчал только Мельничук. Догадываясь о причине молчания, Иванов не требовал его выступления. Зачитанные объяснительные участников того полёта отражали только факты. Выходило, что вся группа действовала по командам Иванова. О том, что Иванов получал распоряжения от майора Быстрова, написал только Ващенка. Мельничук ещё писал свою объяснительную. Иванов понимал, что Мельничук может указать, что во время операции находился в грузовой кабине, а на месте бортового техника сидел майор Быстров. Это являлось правдой. Но это также являлось грубейшим нарушением всех лётных документов, инструкций и требований безопасности. За такое нарушение Иванова, как командира экипажа, могли легко отстранить от полётов и наложить взыскание. А как командира звена, в свете последних событий, даже понизить в должности. Также Мельничук мог указать, что, находясь в грузовой кабине, не слышал распоряжений майора Быстрова. Иванов, понимая, чем ему обязан Мельничук, решил поговорить со своим борттехником после собрания ещё раз.

— Иван, проблемным у нас получился тот злополучный полёт, — начал Иванов, оставшись с Мельничуком без свидетелей. — Сейчас, как никогда, нужно держаться вместе. Давай не станем выносить из экипажа на обозрение всех наше «грязное бельё». Согласен?

— Конечно, командир, — с готовностью ответил Мельничук.

— Тогда прочитай, что ты написал в объяснительной?

Словно угадывая ход мысли Иванова, Мельничук изложил идеальную версию. Иванова всё устраивало. Но он напомнил борттехнику:

— После того, как ты всё это написал, придётся то же говорить всегда, везде и всем.

— Понял, командир. Я не подведу. — Мельничук смотрел в глаза, как верная собака.

Когда борттехник вышел, в класс влетели Ващенка и Костин.

— Саня, ну, мы идём сегодня в гости? — прямо с порога задал вопрос Ващенка.

— Что, опасаетесь, что свято место пусто не бывает? — без улыбки пошутил Иванов, складывая документы и закрывая планшет.

— Командир, отпусти нас с Андрюхой сегодня, — угадывая настроение Иванова, обратился Костин.

— Идите, — спокойно сказал Иванов.

— А ты что, не пойдёшь? — удивился Ващенка.

— Привет там от меня. Андрей, скажи, что не смог, что очень занят. Ну, ты придумаешь, что сказать.

Ващенка понимающе кивнул в ответ, и они с Костиным моментально исчезли за дверью.

Иванов почувствовал потребность побыть одному. Выйдя из школы, по вечерним улицам он побрёл к знакомому парку. Странно, не прошло и месяца после гибели Наташи, а всё связанное с ней уже воспринимается будто из другой жизни, из другого времени. И боль в душе как бы притупилась, оставив лишь глубокий болезненный след. Да, ход времени на войне совсем иной, чем в мирной жизни.

Иванов посидел на знакомой скамейке, не спеша побродил по тёмным пустым аллеям, порассуждал сам с собой о бренности бытия и суеты, подышал ночным воздухом и возвратился в расположение. В накуренной комнате за картами сидели шесть человек. От сигаретного дыма не спасали настежь открытые окна. Игра была в самом разгаре.

— Поимейте совесть, — пожурил Иванов подчинённых. — Вы тут не одни. И спать пора.

— А у нас завтра регламент, командир, — как бы оправдываясь, отозвались два борттехника.

— Сядешь с нами? — предложил Мингазов.

— Нет, спасибо, — отказался Иванов и лёг на свою кровать поверх одеяла, не разуваясь.

К нему тут же подошёл Фархеев:

— Командир, говорят, что ты делал крены в девяносто градусов на наших «восьмёрках». Правда?

— Было пару раз, — нехотя ответил Иванов.

— А где ты научился?

— В Афгане. Там в тесных ущельях Болышев закладывал такие крены на виражах, когда другого выхода не было. Он и научил. Заставлял всё звено практиковаться. Этому даже в академиях не учат.

— Расскажи теорию выполнения такой фигуры, — попросил Фархеев.

— Тебе зачем? — вопросительно посмотрел на него Иванов. — Затея очень опасная. Вираж с креном в девяносто градусов грозит потерей высоты и управляемости. И нарушение всех лётных документов, опять же…

— Ну ты же выполняешь.

— Я этим не злоупотребляю.

— А вдруг пригодится? Мы тоже в горы летаем.

Подумав, Иванов произнёс:

— Ладно, слушай…

Бросив карты, всё звено подсело к кровати Иванова, слушать теорию выполнения одной из самых сложных фигур пилотажа на вертолёте…

Получив ответы на интересующие вопросы, лётчики вернулись к картам. А Иванов, закрыв глаза, стал думать о предстоящем прокурорском разборе налёта на село и не заметил, как задремал. Разбудил его громкий голос Косачаного:

— У Иванова в звене опять гулянка! Весело живёте!

«Принёс же чёрт!» — подумал Иванов, но глаза открывать не стал. Вставать не хотелось. Он бы и дальше делал вид, что спит, надеясь, что замполит скоро уйдёт, но услышал, как Косачаный произнёс:

— А сам Иванов уже «готовый»!

— К труду и обороне! — мрачно произнёс Иванов, усаживаясь на кровати. — Сегодня ещё не пил.

Замполита это разочаровало, и он, шаря глазами по комнате, произнёс тусклым голосом:

— Хорошо, что ты трезвый…

Потом, будто вспомнив о чём-то, поинтересовался:

— А где твой правый лётчик?

— Отпросился, — ответил Иванов, не поднимаясь с кровати.

— У кого? — замполит полка с живым интересом поглядел на командира звена.

— У меня, — твёрдо глядя Косачаному в глаза, ответил Иванов.

— А кто вам дал право превышать полномочия! — повысил голос замполит, и тут же обратился к одному из сидящих за столом:

— Командира эскадрильи позови сюда! Быстро!

Комэск явился «навеселе», но Косачаного это не смутило.

— Твой Иванов совсем распоясался! — замполит полка со своей точки зрения «объяснил» сложившуюся «тяжёлую ситуацию» в звене:

— Только поглядите: Иванов самолично отпускает лётчиков в город, а командир эскадрильи об этом даже не знает! Я для себя, майор Иванов, давно уже сделал вывод, что Вы не соответствуете должности командира звена! Вам и экипаж доверить нельзя! — закончил Косачаный.

— Ты бы хоть встал, когда с тобой говорят старшие по званию, — сделал замечание командир эскадрильи.

Иванов тяжело поднялся, в душе послав комэска очень далеко. Видимо, чтобы ещё больше угодить замполиту полка, комэск проявил инициативу:

— На тебя, Иванов, я завтра напишу рапорт.

Давая понять, что разговор окончен, оба начальника направились к двери.

— Один вопрос, товарищ подполковник, — обратился усталым голосом Иванов к командиру эскадрильи. — Разрешите?

Так как оба начальника носили подполковничьи погоны, то обернулись сразу оба. В этом случае по Уставу Иванов должен был обращаться сначала к старшему по должности.