Герой нашего времени

воскресенье

Просыпаешься с гранд-отходняком, какого никогда еще не испытывал. Открываешь глаза, а услужливая память подсовывает тебе на обои такой вчера еще драгоценный для тебя образ ее случайной, психоделически улыбающейся, отменно наштукатуренной морденьки.

Дефлорированная неумолимыми отметинами времени маска не выражает ничего. Ничего. Схваченная в момент неявной оргиастической галогри-маски. Векторно вписанная в обеденные gsm-картины свободы. В чудовищную карикатуру мальборо-кантри. Сожженная и искривленная руками какого-то дегенеративного ура-оптимистического гончара. Версия hard core с дефектом зрачков.

Да, уж коль отходняк, так отходняк, всеобъемлющий отходняк. Без резиновых перчаток лучше не приближайся. Сегодня ты уже не отойдешь настолько, чтобы позволить себе ничем не сдерживаемые оральные фантазии, облаченные в скупое и фривольное покаянное содержание. Выбрось к черту это воспоминание, прежде чем извергнешь содержимое желудка.

суббота

Из-под непрофессиональной затирки ее нечеловечески прекрасного лица выглядывает ил параллельной реальности, скатывающейся, как ртуть, в измерение четырех трамплинов. Плюх, ржавые следы на белом склоне, покрытом искусственным снегом. Плюх. Неуловимо чувствуешь непреодолимое желание получить большую порцию спецтрюков.

– Каждый раз, когда богатые пиздорванцы говорят о решении проблем бедных, это кончается голодом, потерей свободы и разворовыванием природных ресурсов. Кто? Я задаю себе вопрос: кто? Ну, кто? Ну, сука, кто? Олигархия, потрясающая мир! – Копыто, преисполненный дискурсом, прямо-таки уже кончает, а я с невероятной четкостью вижу каплю, повисшую на кончике его сплющенного, пересаженного, налитого кровью шнобеля, которая вот уже оторвалась и шлепнулась на стол, плюх, и сразу вижу очередную отвратную частичку выделений, и она под воздействием порывистых движений корпуса отрывается и шлепается на стол, плюх. Эй, ты тут разливаешься, а из тебя кое-что изливается. Изливается кое-что!

Бигос бессмысленно таращится на нас, после чего производит драматический замах рукой, в которой сжимает пустую кружку. Несколько секунд – для создания художественного напряжения – он держит ее над головой, сдирая искривленную маску наждаком фрустрации, гипнотически держа рубильник суперпроизводств, которые ему никогда не дано было увидеть, чтобы сразу же бросить кружку, как пылающую бутылку с коктейлем Молотова, бах! дзинь! бряк! О бля, нам и другим посетителям, сидящим за столиками, сыплется на головы не огонь, а сухой лед. Женщина, что сидит к нам спиной, предусмотрительно не оборачивается, но быстрым движением вынимает из длинных, темных, вьющихся, ухоженных волос большой кусок стекла. Официантка ультрамаринового вида вежливо просит Бигоса покинуть заведение, но он хватается за стул и орет, как ебнутый:

– Нет! Нет! Наденьте мне наручники! Звоните мусорам! Мне насрать! Насрать на все! Насрать на систему!

Ладно, ладно, хорошо, вы насрать на систему, мы насрать на систему, успокойся, сядь, скандал необходим, но в хорошем тоне. Битье посуды над головами ни в чем не повинных граждан демократического государства, находящихся в данный момент вне пределов действия своего любимого канала, свидетельствует о непонимании ситуации, неспособности к эмпатии и является демонстрацией поселкового жлобства; перформанс подобного рода, вне всяких сомнений, будет дурно воспринят обслуживающим персоналом заведения.

Барменша медленно поднимает телефонную трубку, а мы, мы что, мы стоим рядом, глотая последнюю шишку, как анальный шарик. Мы еще не можем насладиться вкусовым ощущением. Еще не понимаем. До нас пока не доходит смысл этого секса.

И это называется вечеринка? Шутить изволите. Все кажется каким-то искусственным. Включая и этот шалман, в котором канализационные трубы густо обросли серой мохнатой плесенью, отчего в этом, позволю себе воспользоваться эвфемистическим термином, туалете жутко воняет грибом-мочевиком, а сиденье унитаза зассано, в пятнах крови, обсморкано, обосрано. У нас сдают нервы, выходим или остаемся, или выходим и входим, или да или нет, или делаем что-то, или хватаем того хмыря, который сделал что-то. или смываемся, или демиургически дрыгаемся в педерастическом танце на столе, или что другое. Неизвестно. До конца ничего не известно.

И вот начинаешь задыхаться и думаешь только о том, чтобы поблевать. Чтобы выблеваться и хоть минуту чувствовать себя спокойно. Но нет. Тело сотрясают сухие конвульсии. Наружу ничего не выходит. Ни капли.

понедельник

Возблагодарим Господа за Его дары. Боже, благодарю Тебя за то, что Ты даровал мне возможность работать в Гамбургер Банке. Благодарим Тебя еще и за то, что в отделении номер Девять замечательная трудовая атмосфера. Замечательная трудовая атмосфера важней всего на рабочем месте, хорошая трудовая атмосфера – это главное на рабочем месте и вокруг, это первый кирпич правильных трудовых отношений, это фундамент взаимопонимания и партнерства, это краеугольный камень будущих успехов.

– Ты не мог бы подойти и обслужить этого пана? – задорно спрашивает Бася.

– Конечно же, уже иду, – отвечаю я тоном всем довольного туриста.

– Пожалуйста, подай мне эту компьютерную распечатку. – Бася царственным жестом указывает на принтер.

– Пожалуйста, уже подаю, возьми, теперь ты можешь ею воспользоваться, – услужливо и покорно я подаю распечатку, точь-в-точь как в надежде на положительное решение квартирного вопроса подает справку проситель в трагически забитом такими же, как он, учреждении.

– Спасибо, с удовольствием принимаю ее от тебя, – говорит удовлетворенная развитием событий Бася.

– Нет, это я с удовольствием подаю ее тебе. Может, еще что-нибудь подать? – с романтической интонацией спрашиваю я.

– Спасибо, нет, – отвечает расслабившаяся Бася.

Я предупредительный сотрудник, обслуживающий индивидуальных клиентов. Это почетная роль, мотивируемая механизмом третьего Q.

– A y вас тут мило, и обслуживание приятное, – говорит приятная пожилая дама.

– Но это же наш долг, – отвечает ей Бася.

– Ну да, но ведь вы же вовсе не обязаны, у вас тут не так, как в других банках.

Пожилой даме так у нас приятно, что не хочется уходить.

– Мы стараемся, чтобы вам было действительно хорошо, – поддерживает разговор Бася.

– Тут у вас такая домашняя атмосфера. – Пожилая дама с улыбкой смотрит в нашу сторону, и мы тоже отвечаем ей приятными улыбками.

– Я очень рада, что вам нравится!

– Просторное помещение и красиво оформлено, мне правда нравится. – Пожилая дама осматривается и от удовольствия причмокивает.

– Посещайте нас почаще, – страстно шепчет Бася, машинально возвращаясь к прерванной игре в шарики.

Увы, но сейчас именно Бася должна сказать приятной клиентке «до свидания». На нее возложена эта удручающая обязанность. Однако Бася не воспользуется вспомогательным вопросом. Бася нехотя отрывается от монитора, и на прощание она кивает.

– Вот придет такая сука и дурит голову. – Только в служебном помещении, приняв лошадиную дозу этопирина, Гоха становится собой. – Ну что она мне тут несет: домашняя атмосфера, приятное обслуживание, она что себе думает, у нас нет других дел, кроме как сидеть и слушать ее болтовню? Сделай ей то, это уладь, позвони, сядь, побеседуй. Нет, с этим надо кончать, пора ей сказать, чтобы не слишком о себе воображала, обязательно надо сказать.