Герой Веков
Шрифт:
— Конечно, его здесь нет, — пробормотала Вин. — У Йомена не было времени забрать отсюда все эти консервы, но если уж он собрался поймать меня, то об атиуме наверняка позаботился заранее. Какая я дура!
Ощущая раздражение, досаду и сильную усталость, она откинулась назад.
«Надеюсь, Эленд сделал, как я сказала».
Если и его поймали…
В бессильной ярости Вин ударилась затылком об камень.
В темноте послышался какой-то звук.
Вин замерла, потом быстро вскочила и приняла стойку. Проверила запасы металлов — пока что их было достаточно.
«Наверное, я просто…»
Звук повторился.
Стоило зажечь бронзу — и Вин его почувствовала. Алломант. Рожденный туманом. Тот, кого она уже встречала; тот, кого она так и не сумела догнать.
«Так вот в чем дело! — подумала она. — Йомен действительно хотел, чтобы его рожденный туманом сразился с нами, но он знал, что для этого нас с Элендом следует разделить!»
Вин с улыбкой выпрямилась. Ситуация была совсем не простая, но лучше так, чем биться лбом в неподвижную дверь. Можно победить рожденного туманом и обменять свою свободу на его жизнь.
Оставалось лишь надеяться, что противнику не было известно о ее способности ощущать даже скрытые алломантические пульсации. Вин дождалась, пока человек не подошел достаточно близко, а потом резко повернулась и бросила в его сторону свой фонарь. Увидев в угасающих отблесках пламени темный силуэт, Вин прыгнула, держа наготове кинжалы. Враг следил за ее прыжком.
И Вин увидела его лицо.
Это был Рин.
Часть четвертая
Прекрасная погибель
Человек, обладающий каким-то алломантическим талантом, получая гемалургический штырь, дарующий тот же самый талант, становится почти в два раза сильнее обычного алломанта.
По этой причине инквизитор, который раньше был ищейкой, получает удвоенную способность использовать бронзу. Вот как просто объясняется тот факт, что многие инквизиторы умели видеть сквозь медные облака.
45
Вин не стала атаковать, а опустилась на пол, дрожа от напряжения и подозрительно вглядываясь в человека, стоявшего напротив. В мигающем свете фонаря Рин выглядел почти таким же, каким она его помнила. Конечно, за четыре года он изменился — стал выше, шире в плечах, — но лицо по-прежнему осталось жесткое и неулыбчивое. Поза также была знакома с раннего детства: Рин очень часто стоял, вот так скрестив руки и всем своим видом выражая неодобрение.
Все вернулось. Все, что Вин постаралась изгнать в самые темные уголки своей памяти: затрещины, едкие замечания, поспешные переезды из города в город.
Правда, теперь она знала, как защищаться от силы этих воспоминаний. Она уже не была той девочкой, в молчаливой растерянности терпевшей побои. Оглядываясь назад, Вин понимала, что поведением Рина правил страх. Он боялся, что Стальные инквизиторы обнаружат и убьют его сестру-полукровку,
поэтому, если Вин каким-то образом обращала на себя внимание, он ее бил. Если демонстрировала свои способности, он на нее орал. Или убегал вместе с ней, если ему казалось, что Кантон инквизиции напал на их след.И Рин умер, защищая ее.
Он приучил сестру относиться к людям с болезненной подозрительностью: только так, по его мнению, она сможет выжить. Затаиться, спрятаться, никому не доверять… И Вин терпела. Терпела, потому что Рин ее любил и защищал, как умел.
Нет, человек, стоявший сейчас посреди пещеры, не был Рином. Вин медленно покачала головой:
«Он похож на Рина, но у него совсем другие глаза».
— Кто ты такой? — требовательно спросила она.
— Твой брат, — отозвался оборотень. — Прошло всего-то несколько лет, Вин. Ты стала нахалкой, а я-то думал, что мои уроки пошли впрок.
«Он отлично усвоил все повадки Рина. — Вин осторожно приблизилась. — Но как же так вышло? Пока Рин был жив, никто бы не подумал, что он представляет какую-то важность. Никто бы не стал его изучать».
— Откуда ты взял его кости? — продолжала допрос Вин, обходя создание по кругу. — Пол пещеры, загроможденной припасами, был грубым и необработанным. Ее края терялись во мгле. — И как у тебя получилось с такой точностью воспроизвести его лицо? Я думала, кандра, прежде чем сделать хорошую копию, должен переварить тело.
Он ведь мог быть только кандрой. Как же еще можно создать такую совершенную имитацию? Тварь повернулась, растерянно следя за ней.
— Это еще что за бред? Вин, я понимаю, мы не из тех людей, которые с нежностью обнимаются при встрече, но все же я надеялся, что ты хотя бы меня узнаешь.
Вин не обратила внимания на его обиду. Рин и Бриз слишком хорошо ее обучили. Уж кого-кого, а Рина бы она узнала.
— Мне нужна информация об одном твоем соплеменнике. Его зовут Тен-Сун. Он вернулся в Обиталище год назад. Говорил, что там его будут судить. Ты знаешь, что с ним случилось? Я бы хотела с ним встретиться, если это возможно.
— Вин, — решительным тоном проговорил фальшивый Рин, — я не кандра.
«Это мы еще посмотрим», — подумала Вин и, воспламенив цинк и дюралюминий, ударила самозванца яростной волной эмоциональной алломантии.
Он даже глазом не моргнул. Такая атака подчинила бы любого кандру — как и колосса. Вин ощутила, как ее уверенность слабеет. В мигающем свете фонаря даже для усиленных оловом глаз разглядеть самозванца становилось все труднее.
То, что от эмоциональной алломантии не было никакого толку, означало, что он не кандра. Но также и не Рин, а значит…
Вин бросилась в атаку.
Кем бы ни был самозванец, он предугадал ее движение. Вскрикнув в притворном удивлении, он отпрыгнул в сторону, оказавшись вне досягаемости. Двигался он легко — настолько легко, что сомневаться не приходилось: в нем горел пьютер. Вообще-то, Вин чувствовала исходящую от противника алломантическую пульсацию, но по какой-то причине было сложно понять, какие именно металлы он воспламенил.
Так или иначе, алломантия только подтверждала подозрения: Рин алломантом не был. Конечно, за четыре года в нем мог пробудиться дар, но в жилах брата вряд ли текла хоть капля благородной крови. Вин получила способности от отца — Рин же был всего лишь ее единоутробным братом.