Герой Веков
Шрифт:
Прошло уже три дня с тех пор, как Вин попала в плен.
«Я не должен был ее отпускать, — в очередной раз подумал Эленд и ощутил, как сжимается сердце. — Я не должен был соглашаться на такой рискованный план».
Вин всегда его защищала. Что же им делать теперь, когда она в опасности? Если бы они поменялись местами, Вин бы уже придумала способ проникнуть в город и спасти его. Она бы убила Йомена, или… в любом случае она бы не бездействовала.
Но Эленд не обладал ее яростной решительностью. Он предпочитал все планировать и слишком хорошо разбирался в политике. Он не мог рисковать собой ради
От Йомена не было никаких вестей. Эленд ждал требований о выкупе и заранее этого страшился. Имел ли он право обменять судьбу целого мира на жизнь Вин? Нет. У Источника Вознесения она столкнулась с таким же выбором и поступила верно. Эленд должен следовать ее примеру.
«С ней все будет хорошо, — в очередной раз мысленно повторил Эленд. — Это же Вин. Она придумает, как оттуда выбраться. С ней все будет хорошо…»
Но сама мысль о Вин в плену заставляла почти что каменеть от ужаса. Только клубящийся туман мог хоть отчасти успокоить.
Правда, Вин теперь относилась к туману совсем по-другому. Эленд чувствовал это в ее поступках, в ее словах. Она больше не доверяла туману. Даже ненавидела. И Эленд не мог ее осуждать. Ведь туман и в самом деле изменился, превратился в вестника разрушения и смерти.
Однако сам Эленд все-таки продолжал туману доверять. Это казалось правильным. Как же мог туман быть врагом? Как игривый ветерок кружит опавшие листья, так и туман кружился возле Эленда, словно притянутый алломантическим горением металлов. Тревога о судьбе Вин понемногу ослабевала, взамен появлялась уверенность, что она обязательно отыщет способ спастись.
Эленд со вздохом покачал головой. Как можно ставить свое инстинктивное отношение к туману выше того, что испытывала Вин? Она с раннего детства боролась за выживание и обладала острым чутьем. А чем мог похвастаться Эленд? Манерами, отточенными на многочисленных балах и вечеринках?
Позади раздался какой-то звук. Эленд повернулся и увидел, что двое слуг несут в кресле Сетта.
— Проклятого громилы тут нет? — спросил тот, когда слуги поставили кресло на землю.
Эленд покачал головой.
Взмахом руки Сетт приказал слугам удалиться.
— Нет. Он занялся расследованием волнений среди солдат.
— Что на этот раз?
— Драка. — Эленд отвернулся, снова уставившись на сторожевые костры Фадрекса.
— Люди беспокоятся, — заметил Сетт. — Видишь ли, они в чем-то похожи на колоссов. Оставь их без присмотра надолго — и обязательно начнутся неприятности.
«Вообще-то, колоссы похожи на них, — подумал Эленд. — Мы должны были раньше это заметить. Они как люди, — люди, у которых остались только самые примитивные чувства».
Некоторое время Сетт молчал, потом произнес непривычно мягким тоном:
— Она, скорее всего, мертва. Ты это сам понимаешь, сын.
— Нет, не понимаю.
— Ее нельзя считать непобедимой, — продолжал Сетт. — Она отменный алломант — да. Но если лишить ее металлов…
«Ты будешь удивлен, Сетт…»
— Ты не выглядишь очень обеспокоенным.
— Конечно, я беспокоюсь. —
Эленд вдруг ощутил растущую уверенность. — Просто я… верю в нее. Если кто-то и сможет выбраться из такой передряги, то только Вин.— Ты отказываешься признавать очевидное, — не согласился Сетт.
— Возможно.
— Мы атакуем? Попытаемся ее освободить?
— Это осада, Сетт. Весь смысл в том, чтобы не атаковать.
— А как быть с провизией? Дему сегодня урезал солдатский рацион наполовину. Надеюсь, мы сами не помрем от голода, прежде чем заставим Йомена сдаться.
— У нас еще есть время, — твердо сказал Эленд.
— Немного. Ты забыл, что Лютадель бунтует. — Сетт некоторое время помолчал, потом продолжил: — Сегодня вернулся еще один из моих штурмовых отрядов. Они доложили о том же.
Новости не отличались разнообразием. Эленд позволил Сетту направить солдат в ближайшие деревни, чтобы напугать жителей и, возможно, раздобыть какие-нибудь припасы. Но все отряды вернулись с пустыми руками и одинаковыми историями.
Люди в королевстве Йомена голодали. Жизнь в деревнях едва теплилась. У солдат не хватило духу причинить крестьянам вред, да и забирать у них в любом случае было нечего.
Эленд повернулся к Сетту:
— Считаешь, из меня плохой правитель, да?
Тот посмотрел на него снизу вверх, почесал бороду.
— Да, — признал он. — Но, хм… Эленд, у тебя есть то, чем я никогда не обладал.
— И что же это?
— Люди тебя любят. Солдаты верят тебе и знают, что у тебя такое доброе сердце, что ты скорее навредишь самому себе, чем кому-то другому. Ты странно на них действуешь. Эти парни должны были изнывать от желания ограбить какую-нибудь деревню, даже бедную. Особенно учитывая то, в каком плохом настроении пребывают наши войска и сколько драк происходит в лагере. Но они там никого и пальцем не тронули. Будь я проклят, да один из отрядов даже задержался в какой-то деревне из жалости к местным, чтобы помочь с поливом и отремонтировать несколько домов!
Сетт покачал головой.
— Несколько лет назад я бы посмеялся над тем, кто попытался бы строить свое королевство, опираясь на верность. Но… раз уж мир разваливается на части, я и сам предпочел бы смотреть на кого-то с верой, а не со страхом. Думаю, это и есть причина, по которой солдаты ведут себя именно так.
Эленд кивнул.
— Я считал осаду хорошей идеей, — продолжал Сетт. — Однако сейчас все изменилось, сын. Пеплопады усиливаются, и нам скоро нечего будет жрать. Вся это затея оборачивается страшным беспорядком. Нам надо нанести удар и взять то, что мы сможем взять в Фадрексе, а потом вернуться в Лютадель и попытаться удержать ее на протяжении летних месяцев, пока крестьяне не соберут урожай.
Вместо ответа Эленд повернулся и посмотрел в ту сторону, откуда сквозь туман доносились звуки. Крики и проклятия. Они были едва слышны. Сетт, должно быть, не понял, что происходит. Император заторопился на звук, оставив его в одиночестве.
«Очередная драка, — понял Эленд, приблизившись к одному из походных костров. Он слышал шум, вопли и звуки ударов. — Сетт прав. Беспокойство в лагере достигло предела, и тут уже никакое добросердечие не спасает. Я должен…»
— Прекратите немедленно! — крикнул кто-то.