Гёте. Жизнь как произведение искусства

Фридрих Генрих Якоби продолжал дело отца, заведуя торговым домом в Дюссельдорфе, а также занимал должность камерного советника и таможенного комиссара. Он был успешным и очень состоятельным коммерсантом с ярко выраженным пристрастием к философии. Он знал всех и каждого, вел переписку со многими знаменитыми литераторами и мыслителями – Лессингом, Виландом, Клопштоком, Гаманом, Кантом. Кроме того, Якоби имел приятную наружность и располагающие манеры. На Гёте он произвел огромное впечатление, и они сразу же нашли общий язык. После первой встречи Якоби писал Гёте письма, напоминающие письма влюбленного: «Все утро не мог успокоиться, моя душа принадлежит тебе одному, делай с ней, что заблагорассудится. Как сильно твое воздействие в моем сердце! Ты, вероятно, никогда не сталкивался с подобным. Продолжай же и впредь творить благое и великое во мне, в том числе ради себя самого» [501] .

501

BranG 1, 33 (26.8.1774).

Путешествие в Кёльн через Бенсберг, остановка на ночлег в гостинице «У Святого Духа», разговор о Спинозе, Гёте, читающий стихи при луне, – все это произвело на Якоби невероятно сильное впечатление, о котором он еще вспомнит в момент очередного кризиса их дружбы: «Я надеюсь, в эту эпоху ты не забыл ту беседку, в которой ты говорил мне о Спинозе, – незабываемо; зал в гостинице “У Духа”, откуда мы смотрели, как над Зибенгебирге восходит луна, где ты сидел в полумраке на столе и читал по памяти стихи “То был соперник смелый…” и другие… Какие часы! Какие дни! Ближе к полуночи ты снова пришел ко мне в темноте. Моя душа словно заново родилась. С этого момента я знал, что связан с тобой навеки» [502] .

502

BranG 2, 132 (28.12.1812).

Прощаясь с Гёте, Якоби обещает посетить его во Франкфурте. 12 декабря 1774 года – Гёте сидел у себя в кабинете за опущенными шторами и рисовал – к нему вошел гость. Увидев в полумраке приближающуюся к нему высокую, статную фигуру, Гёте подумал, что это Фриц Якоби, и уже готов был принять его в объятья. Но это был Кнебель.

С этого момента начинается история отношений Гёте с Веймаром. Карл Людвиг фон Кнебель, прусский офицер и любитель литературы и изящных искусств, совсем недавно получил должность военного осведомителя при дворе принца Веймарского. Вместе с графом Иоганном Евстахием фон Гёрцем, воспитателем наследного принца, он сопровождал семнадцатилетнего престолонаследника Карла Августа и его младшего брата в путешествии по Европе. В Майнце были запланированы переговоры на тему помолвки Карла Августа с гессенской принцессой Луизой, после чего путешественники собирались отправиться в Париж.

Поначалу одержимый страстью к литературе Кнебель хотел познакомиться с Гёте только из личного любопытства, однако уже через несколько минут ему стало ясно, что он должен представить этого человека и будущему герцогу. В письме к Бертуху он называет Гёте «одним из самых необычных явлений» [503] в своей жизни. В тот же день в гостинице «Красный дом» Гёте впервые встретился с Карлом Августом. Разговор шел о «Вертере» и о «Патриотических фантазиях» Юстуса Мёзера, которые Гёте сам недавно прочитал. Идея опирающегося на местные традиции разумного управления небольшими герцогствами, которая нашла отражение в «Патриотических фантазиях» и была, вероятно, с большим воодушевлением изложена Гёте, безусловно, польстила будущему правителю одного из таких карликовых государств. Гёрц в этой компании был единственным, кому не понравился превозносимый всеми гений: «Этот Гёте совершенно заурядный человек. <…> В этом не может быть никаких сомнений; мне с Гёте будет тесно в одной комнате» [504] .

503

Grumach 1,308 (23.12.1774).

504

Цит. по: Leithold, 68.

Приглашение поступить на службу в Веймар застало Гёте в разгар очередной запутанной любовной истории с семнадцатилетней Элизабет, или Лили, Шёнеман, дочерью очень богатого франкфуртского банкира. Семье Шёнеман принадлежал один из самых крупных банков во Франкфурте. После смерти мужа дела в представительном здании банковского дома на площади Корнмаркт вела энергичная мадам Шёнеман. Семья имела обширные родственные связи и вела светскую жизнь, однако принадлежала к реформированной общине, где предпочитали держаться своих. Здесь жили богато и широко, но чужих старались не подпускать слишком близко. Впоследствии это сыграло свою роль в истории любви Гёте и Лили.

В январе 1775 года Гёте на вечернем приеме влюбился в молодую девушку, сыгравшую для гостей несколько пьес на рояле. Вскоре начались карнавальные гулянья с праздниками, маскарадами и танцами, и по счастливой случайности они встретились снова, протанцевав всю ночь напролет. Душевные переживания Гёте в те дни хорошо нам известны, ибо в качестве собеседника он избрал себе еще одну женщину, которую в письмах посвящал во все подробности своей внутренней жизни. Речь идет о графине Августе цу Штольберг, сестре братьев Штольберг, с которыми Гёте летом 1775 года отправился в свое первое швейцарское путешествие. Двадцатидвухлетняя графиня Штольберг, входившая в круг почитателей Клопштока, была настолько очарована «Вертером», что в начале 1775 года послала его автору анонимное письмо, и это письмо, в свою очередь, привело Гёте в такой восторг, что он даже немного влюбился в отправительницу, личность которой сначала оставалась для него тайной. Он посылает ей свой силуэт. К тому времени он узнает имя своей новой корреспондентки, и между ними завязывается оживленная переписка. Вскоре он уже называет ее Густхен, осыпает любезностями, а в одном из писем умоляет ее «спасти меня от себя самого» [505] .

505

WA IV, 2, 249 (25.3.1775).

В своем первом письме на ее вопрос, счастлив ли он, Гёте отвечает: «Да, моя дорогая, я счастлив, а когда нет, то, по крайней мере, испытываю глубокое чувство радости или страдания» [506] . Конец января 1775 года – роман с Лили только начинается. В этом первом письме он пока ничего о нем не пишет, но уже в следующем рисует портрет «масленичного Гёте», который спешит с одного бала на другой, скрывая за маской свое лицо, галантен с дамами и особенно с «одной хорошенькой блондинкой» – это Лили, за ней он «ухаживает», и «останавливается у карточного стола, пронзенный взглядом прекрасных глаз», – это снова Лили, а может, и какая-то другая девушка. Этот «масленичный Гёте» кажется себе совершенно «невыносимым», когда он смотрит на себя глазами Густхен. Ей он рекомендует другого Гёте, того, «что живет, погрузившись в себя, стремится вперед, работает, пытаясь на свой лад выразить невинные чувства юности в коротких стихотворениях, крепкие пряности жизни – в драмах, создавая образы друзей, ландшафтов и любимых домашних вещей…» [507] . Гёте использует Густхен, чтобы через нее взглянуть на Лили, т. е. чтобы из одной любовной истории поглядеть на другую. При этом он намеренно создает впечатление, будто подлинный Гёте – тот, который с Густхен, а возлюбленный Лили – это ненастоящий, «масленичный Гёте». По мере нарастания страсти к Лили более страстным становится и тон писем к Густхен: «О, дорогая, как мы найдем слова, чтобы выразить то, что чувствуем!» [508]

506

WA IV, 2, 231 (ок. 18–30.1.1775).

507

WA IV, 2, 233 (13.2.1775).

508

WA IV, 2, 243 (10.3.1775).

Переписка с Густхен продлилась дольше, чем отношения с Лили. Прекратилась она лишь тогда, когда Гёте поселился в Веймаре. Почти сорок лет спустя, в 1822 году, Густхен, к тому времени уже овдовевшая графиня Берншторф, снова напишет Гёте, чтобы напомнить ему о спасении души. В ответном письме Гёте попрощается со своей юношеской любовью. За всю жизнь они так ни разу и не встретились.

Несмотря на то что Гёте разрывается между Густхен и Лили, ища душевной поддержки у одной в своих эротических переживаниях по поводу другой, он за несколько недель пишет пьесу «Стелла», в центре которой – любовь одного мужчины к двум женщинам. Финал этой пьесы – брак втроем, – разумеется, вызвал возмущение общественности. Густхен была заранее подготовлена к этому заявлением о том, что автор даже не спрашивает себя, «что думают люди о его трудах» [509] .

509

WA IV, 2, 234 (13.2.1775).

Семье Шёнеман пьеса вряд ли пришлась по вкусу. Гёте не может решить, как ему быть с Лили. Должен ли он связать свою судьбу с франкфуртской денежной аристократией? Семья Лили (мать, братья, родственники) ждет от него серьезного отношения к профессиональной карьере, будь то в адвокатской конторе или в их же банке. Ему такие перспективы внушают страх: «Кататься на гондоле по этому пруду, время от времени с огромной радостью отправляясь охотиться на лягушек и пауков» [510] . Теперь, когда он стоит перед необходимостью решать, пойдет ли он по этому пути, к нему приходит понимание того, о чем он позднее напишет матери как о несовпадении двух темпов: «Это несоответствие тесного, еле ползущего буржуазного круга и широты и скорости моего характера свело бы меня с ума» [511] . К этому мы еще вернемся.

510

WA IV, 2, 278 f. (8.8.1775).

511

WA IV, 5, 179 (11.8.1781).

В это время, когда Гёте никак не может решиться на роскошную свадьбу с дочерью банкира, он, словно желая противопоставить утонченности знатных особ свой грубый юмор, пишет комедию под названием «Свадьба Гансвурста, или Ход мирских дел». Сюжет ее таков: домашний воспитатель, выступающий в роли адвоката общественных приличий, выводит в свет своего воспитанника Гансвурста – в полной уверенности, что сумел привить ему хорошие манеры. Гансвурста хотят женить, и действие пьесы вращается вокруг подготовки к свадьбе и самого праздника.

ВОСПИТАТЕЛЬ: Мы пофамильно перечтем, Кого из знати в гости ждем. Ах, как богат немецкий мир — И все прибудут к вам на пир.

Однако чтение списка приглашенных утомляет Гансвурста. Он теряет терпение:

Со знатью не хочу я знаться! Им есть охота, мне – е…ся! [512]

Как видим, автор «Вертера» владеет и другой стилистик ой. Гансвурст – бесстыжий малый, он говорит и действует напрямую, без оглядки на цивилизацию. Воспитатель Брустфлек, хотя и хвалится своими успехами, вынужден признать:

512

MA 1.2, 124.