Гейдар Алиев

И гулкое эхо: «Позор! Позор! Позор!» Что ж, надо познакомиться с райкомом, удостоившимся такого внимания площади.

30 ноября.

— Я воспринял эти призывы как одобрение нашей работе, — сказал мне первый секретарь Наримановского райкома партии В. Касумов.

За плечами Вагифа Касумовича — двенадцатичасовой рабочий день. С утра он был у проходных электромашиностроительного завода. Сам в прошлом рабочий, опытный хозяйственник, он решил говорить с людьми напрямую. Одних переубеждал, другим возвращал уверенность в себе, третьим помогал отделить правду от лжи, разобраться в лавине слухов.

— Экстремальная обстановка моментально проверяет людей, — говорит Касумов. — За считаные дни узнаешь цену каждому.

В Наримановском районе, одном из крупнейших в республике, свыше 50 предприятий, объединив свои силы, развернули строительство жилья. И вот теперь все это приходится отложить.

Причины понятны. Производственное объединение «Азэлектромаш» — его продукцию ждут тысячи потребителей в СССР, сорок зарубежных стран — потеряло уже миллион рублей прибыли, еще миллион потеряет на штрафах. А по району, городу потери увеличиваются в десятки, сотни раз. На четыреста тысяч похудел фонд социального развития предприятий Наримановского района, очередники недосчитались 20 квартир.

Восемь часов вечера. В кабинете первого секретаря — члены бюро райкома партии, секретари парткомов, директора предприятий. Собрались не для отчета и не для «накачки» — идет свободный, подчас острый анализ ситуации, последних наблюдений, тенденций. Пикетчикам, которые пытались блокировать заводы, отпор дан. Работу начали все предприятия в районе, правда, далеко не на полную мощность.

1 декабря.

Сегодня условились встретиться с Виктором Петровичем Поляничко, вторым секретарем ЦК Компартии Азербайджана. В Баку он едва ли месяц, до этого четыре с половиной года был в Афганистане. Знакомы мы, пожалуй, лет тридцать — со студенческих времен на Стромынке, где жили студенты факультета журналистики МГУ. С тех дней запомнился крупный, энергичный парень, не успевший еще снять солдатскую гимнастерку. Незаурядный человек всегда вызывает интерес — стараешься не потерять его из виду. Так было и с Поляничко. Весточки о нем доносились то с Оренбуржья — на строительстве горно-обогатительного комбината, ударной стройке, он руководил комсомольским штабом, то из Москвы, то из Челябинска… На Урале и свела нас вновь судьба: его, уже первого секретаря обкома комсомола, и меня, собственного корреспондента «Комсомольской правды». Жаль, не часто встречались такие комсомольские и партийные работники, как он.

На часах было 22.30, когда из кабинета второго секретаря ЦК потянулись участники позднего совещания. Виктор подошел к дверям, кивнул нам с Джаванширом: «Заходите, ребята». Оставив свой большой стол, заваленный бумагами, папками, газетами, он сел рядом с нами, подвинул чай, блюдце с конфетами. На воспоминания в этот вечер времени не было, сразу — о текущем моменте, как говорили когда-то.

— Ситуация сложная, но мы ею управляем. Карабах пройдет, и площадь пройдет, а нам, коммунистам, надо будет смотреть в глаза людям. Вот это бы донести до всех.

Резкий междугородный звонок прервал разговор.

— Дашкесан? Слушаю, Рауф Велиевич. Спасибо! За сутки это самая добрая информация.

Виктор Петрович вернулся к столу, помолчал.

— Может, еще чаю? — Что-то далекое мелькнуло в его глазах, и вдруг, без всякой внешней связи, вырвалось: — Четыре с половиной года не был в отпуске, отвык, не знаю, как люди сейчас отдыхают. Когда выпадает свободная минута, забиваюсь в угол и читаю. Только не о войне. Осточертела война…

Мы молчали, боясь спугнуть эту неожиданную исповедь, понимая, что в другой обстановке ее, может, и не было бы…

Скрипнула дверь. Заглянул и вошел Афранд Дашдамиров, заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК:

— Ребята, пожалейте Виктора Петровича!

Накатывалась волна забот, срочных и сверхсрочных, безотлагательных. А Виктор только разговорился, рассказывал, как в Герате хоронили афганского товарища, партийного работника. Над могилой выступал Наджибулла. Выступал под аккомпанемент разрывов, мины падали все ближе. Виктор уговаривал его уйти в укрытие, Наджибулла не соглашался. И только закончился траурный митинг, отъехали на сотню-другую метров, как очередная мина угодила прямо в свежий холм. Эти годы навсегда останутся с ним.

— Ну, что принес, Афранд Фиридунович? — поднялся Поляничко навстречу Дашдамирову.

— Растет число беженцев. Сегодня это самое главное.

Пока доезжаем от ЦК до гостиницы, машину пять раз останавливают военные патрули. На последнем посту молоденький лейтенант, заглянув в редакционное удостоверение, просит:

— Пишите правду, ребята.

2 декабря.

Будто из давних тревожных сводок ворвалось в наши дни горькое слово: «беженцы». Уходят азербайджанцы из Армении. Уходят армяне из Азербайджана. В Баку с утра выстраиваются очереди у касс Аэрофлота, аэропорт и железнодорожный вокзал переполнены. Люди снимаются семьями со всем своим скарбом, а подчас и не успев собраться. Обгоняя их, клубятся слухи один нелепее другого.

Накануне я подошел к кассам Аэрофлота. У входа канатом огорожен квадрат. Внутри два патруля — военный и милицейский. Плюс добровольные контролеры. В списках многозначные номера. Как и всюду в эти дни в Баку, едва начинаешь с кем-то разговаривать, тут же оказываешься в плотном кольце. Люди напряжены, но стараются говорить спокойно, сдерживая тех, кто горячится.

Кто отрывает этих людей от родных очагов? Кто сеет слухи? Угрожает?

Люди бегут не от стихийного бедствия. Бедствие, которое заставляет разрывать дружеские узы, пострашнее природных.

— Это наше общее горе, — так оценил ситуацию слесарь Александр Степанович Скоробогатов, русский человек, волжанин, для которого азербайджанская земля стала второй родиной. В конторке управления рядом с ним сидели инженер А. Сукясов, начальник управления Т. Эминов, слесарь П. Киселев…

— В войну в одном окопе сражались русский и армянин, узбек и татарин, — говорил Скоробогатов. — У нас был общий враг — фашизм. А что происходит теперь? Кто-то хочет заставить нас видеть друг в друге врага. Кому это нужно? Мне? Вам? Знаете, наш коллектив отверг забастовки. Мы работали и работаем. Но так тяжело на сердце, что даже домой не хочется идти. Посмотрите на лица рабочих — какое подавленное у всех настроение. Я думаю о беженцах, точно о родных — и армянах, и азербайджанцах. Это никому не нужное переселение будоражит людей и там, и здесь. А выход, по-моему, один: пусть власть наша твердо скажет: товарищи, остановитесь, оглянитесь! Вам нечего делить. Подумайте о детях ваших, которым жить на этой земле. Жить рядом.

В Нагорном Карабахе арестовали одного из лидеров движения «Крунк», директора Степанакертского комбината стройматериалов М. Манучарова. Вместе с ним арестованы десять его пособников.

— Эти люди превратили комбинат строительных материалов и бюро гражданского обслуживания в источники нетрудовых доходов, — сказал заместитель Генерального прокурора Союза ССР А. Ф. Катусев.

— Степень вины каждого будет установлена судом. На сегодняшний день имеется достаточно доказательств для предъявления им обвинения в хищениях. Не могу не подчеркнуть: Манучаров и сообщники добывали деньги на людской скорби, похищая дорогостоящие стройматериалы, получая взятки за установление надгробных памятников. Их кредо предельно безнравственно: «Если хочешь разбогатеть, используй горе народное».

Какими же рублями измерить слезы и горе беженцев? Кому мы предъявим этот счет?

Верховный Совет СССР призывает трудящихся Армении и Азербайджана проявить мудрость и выдержку, перешагнуть через взаимные обиды и обвинения.

Услышат ли люди эти слова? Услышит ли Кубинка? ^{3}

3 декабря.

Узкая, грязная улочка. Вросшие в землю домишки, подслеповатые окна, пристройки, надстройки. Иные висят на подпорках прямо над тротуаром, как большие скворечники. С улицы к «скворечнику» поднимается крутая лесенка.